Алиса Алисова
СВЯТКИ
1.
…она сидела на окне, свесив наружу ноги. Теплый ветер шелестел листьями липы, сияла в вечереющем тумане алыми шапками турецкая гвоздика… Тихо и не грустно. Вдруг вспомнились строчки: «…пусть эхом не откликнется в твой дом, твой дом, твой дом моей судьбы нелепица – когда-нибудь потом…» Она поболтала ногами, поочередно. Потом подняла глаза – на небе нехотя расходились в разные стороны серо-синие облака, открывая бездонную бездну, наполненную яркими звездами. И так невероятно, и так легко стало – будто открылось окно в дом, родной и, казалось, забытый, - но вот оно распахнулось, и оказалось, что это то самое, без чего не жить, но уж если оно есть – то навсегда. Как счастье. «Надо же, как просто!» Она потянулась всем телом, засмеялась, не опасаясь быть услышанной, стряхнула что-то невидимое с плеч – и вдруг обретя неземную легкость, вся устремилась туда, чему нет названия и что нельзя описать, но можно почувствовать, если очень захотеть, только один раз в году – полночь или полдень Рождества, когда открыто небо…
Впрочем, может быть, это просто сказки. Но если не звездой – то одной птицей в небе точно стало больше в тот вечер.
2.
«Душа, отпущенная на ветра, от песен отразилась эхом, и в зеркалах – не я, а та, которая парила где-то…»
Парила-парила – и вот спорхнула на землю, притулившись случайно голубем на деревянную хлипкую жердочку. Перышки отливают перламутром на зимнем неярком солнце, а за домом – вот странность! – вовсю лопочет стайка синиц, и громко так – словно весна пришла. А ведь только Святки настали! Ничего не изменилось… и это хорошо! Все идет по кругу, и все бесконечно. Перламутровые перышки расправились, блеснули – и слились с искрящимся инеем…
3.
Святки! Сани, тройки, кони…
Бег Луны в окно с ладони,
Заворожен снег и лед,
И душа, как пар, идет –
Исчезает из ноздрей, -
Вот те крест, ей-ей же ей!
Ах, не верю, глаз лиловый –
Лошадиный косит глаз,
И летит, летит подковой
Снег разбитый, в брови – хрясь!
Ох, да что ж это творится!
Я всплесну ладошкой – и:
Исчезают вереницей
Все желания мои,
Ну, а с ними – люди, кони,
Скрип полозьев, волшебство…
Ах! – и вмиг весь мир утонет,
Только выйду на крыльцо…
Оглянусь – и синий ветер
Закачает старый бор…
Ты один на белом свете –
Ах, как это хорошо…
4.
…она молча слезла с окна и вышла наружу; старая дверь нехотя выпустила ее, натужно и неразборчиво что-то проскрипев. Крыльцо было заметено белым снегом – чистым и нетронутым. Страшно было ступать на него. Она глубоко вздохнула и туже закуталась в старую бабушкину шаль из козьего пуха. Осторожно, будто опасаясь кого-то спугнуть, она сошла с крыльца и потихоньку, на цыпочках, двинулась за дом. Шаг у нее был совсем легкий, несмотря на мохнатые и не по размеру чуни. Она почти не оставляла следов. И вдруг увидела – по нежному снегу глубокие и круглые следы, слегка заметенные. Они огибали дом, - и, завороженная, она пошла вслед им. Следы были неспешные, размеренные, хозяйские. Они синели в вечереющем снегу и вели за собой, как путеводная звезда по небу. Вот они завернули за дом и уверенно прошли мимо бани, не обратив на нее никакого внимания, но у открытого сарайчика с низкой поленницей дров они вдруг остановились. Виделось: хозяйка следов – именно хозяйка – решила было немного передохнуть на дровах, но нет, слишком открыто, - и цепочка следов вновь возобновилась, ненадолго: перед забором она снова замерла – и вдруг разом исчезла. Растворилась в медленно ползущих сумерках… Она вздохнула, постояла немного и медленно пошла к дому. Легкая тень метнулась от забора и накрыла ее собой. Она не успела испугаться – и вот, тесно обнявшись, как родные при встрече после долгого расставания, они взмыли к небу, закрыв собой луну. И густо повалил снег, залепляя крупными хлопьями все вокруг и все вокруг стирая. И исчезло все – дома, заборы, деревья; весь мир. Белое и пушистое затопило вселенную, наполняя душу тихим ликованием.
Наступили Святки…