Каждый год Дон разливался по-разному. Иногда вода подходила к жилью, что беспокоило епифанцев. Неделями стояло гладкое зеркало то в тумане, то освещённое ярким солнцем. Потом стихия вдруг спадала.
Весна - время хлопотное. Все, кто причастен к выращиванию хлеба, в это время подковывали лошадей, чинили телеги, сохи, бороны, домашний инвентарь. Не забывали, особенно быстрые на подъём казачки, забросить в мутные воды Дона сети, верши, вентеря, чтобы побаловать свои семьи серебристой рыбкой. А рыбы в Дону в то время было много и разной. По весне уже со своей постоянной заботой спешила она отнереститься в притоках Дона. Ближе к осени у берегов толпилась рыбья молодь в бесчисленном количестве. Там мелочь набирала вес и увеличивалась в размере в течение года, а то и двух. И лишь потом, осторожно оглядываясь на щук и окуней, спускалась в средние воды реки.
По весне Ефим Греча припахивал к своему наделу добрый кусок целины. Помогали ему в этом подрастающие трое сыновей. Старший из которых Данилка твёрдо держал в руках соху. Каждый конь и вол-битюг слушались его. К июлю уродилось ядрёное зерно. Дружная семья скосила его серпами и косами, обмолотила и сухим засыпала в амбар.
Ещё не все местные крысы и мыши обнаружили людские припасы, а к границам Московского государства уже потянулись стервятники-степняки. Они спешили поживиться лёгкой добычей. Копыта их лошадей будили степь.
Только рассвело, а во дворе Ефима уже стоял шум, гам. Слышались крики на непонятном языке, топот и ржание чужих коней. Сметливый хозяин сразу смекнул: с Дикого поля пришли не за данью, а пограбить простой и безоружный люд. Его жена хотела уже завыть от горя, но хозяин, быстро поднявший всю семью на ноги, властно рыкнул:
- Тиша, молчать. Все - в погреб, а там - в потайной лаз.
- Ой, что будет, - подала голос жена.
Но муж, гневно глянув, взял её за плечи и опустил на последнюю ступеньку лестницы.
- Там, перед выходом, поджидайте меня, - шёпотом напутствовал отец старшего Данилку.
- А ты, батянь?
- Веди гнездо, а я вслед за вами буду.
- Мы тебя ждём.
- С богом, неугомонные.
Оставив лядо подпола открытым, Ефим прильнул к небольшому оконцу. Двери амбара уже лежали на земле. Мычащую скотину уводили со двора. В дверь забарабанили. «Пора», - приказал себе хозяин и исчез в подвале.
Только к вечеру, когда всё стихло, опасаясь ордынцев, семья Гречи выбралась наружу. Глава семьи вылез первым, встал во весь рост, огляделся. Затем, трижды перекрестившись вслед заходящему солнцу, промолвил:
- Спасибо тебе, Господи, что спас меня и мою семью от лихоимцев.
- Батя, кажись, пронесло.
- Сегодня пронесло, а завтра?
- Ой, Ефим, как ты был прав, когда заставлял всех нас рыть убежище, - наконец высказалась жена. - Не будь его…
- Не будь его увели бы нас нехристи вместе со скотом в полон. Ладно, давайте повечерием. Хорошо, что успели прихватить с собой.
- Вот хлеб, крынка молока, сало.
До глубокой ночи, не разжигая костра, таилась перепуганная семья Гречи рядом с тайником у большого кустарника.
Когда луна оказалась в зените и осветила окрест, домочадцы осторожно гуськом направились к своему поруганному дому. С утра Агафья, жена Гречи, охала и ахала, сокрушаясь о содеянном погаными. Ефим с сыновьями молча приводили в порядок двор. Уцелела кое-какая птица, вырвавшаяся из рук проклятых ордынцев. Закопали и молча постояли у холмика любимой собаки детворы «Гончара», пронзённой копьём в живот. На второй день пришла кобыла, каким-то образом вырвавшаяся из плена. А главное - сохранилось потаённое зерно.
- На первое время хватит, с голоду не помрём, - обронил на ходу радостно Ефим.
На третий день, подняв рано утром домочадцев, глава семейства сказал:
- Я - к князю. Опишу ему нашу печаль, спрошу совета. Обернусь одним днём.
- Я выведу тебе Ласточку, батя, - назвался Данилка.
- Выводи. А ты, мать, вынеси икону Николая Угодника, помолимся во дворе. После меня ты, Ивашка, - в дозор. Смотрите в оба, берегите себя.
- С Богом, - за всех напутствовала Агафья и перекрестила трижды мужа, выезжающего со двора.
Продолжение
http://proza.ru/2022/01/08/945