Предыдущая глава http://proza.ru/2022/01/05/870
4.Муж в Тверь - жена в дверь
"В лето 6883 месяца июля в 29 день, на память святого мученика Калиньника, в день неделныи бысть знамение в солнци. Того же лета ходи князь великыи Дмитрии Ивановиць со всеми князьми и со всею силою рускою на князя Михаила Тверского, и стоя под Тверью 4 недели, и волость всю взяша и посад пожгоша, и полона много множество розведоша".
Новогородская летопись.
Мало что объединяет сильнее, чем битва против общего врага. В истории известно множество случаев, когда извечные соперники становились плечом к плечу, едва только понимали, что угроза одинаково опасна для них обоих. Мудрые правители всегда используют прием создания образа общего врага, осознанно или неосознанно, чтобы сплотить под своими знаменами разношерстную толпу. Победа становится яркой путеводной звездой, единственной целью, ради которой можно пойти на любые компромиссы. И горе тому, кто окажется на этом пути. Он будет сметен естественным историческим событийным потоком, несмотря на любые усилия.
Михаил Александрович Тверской, на свое горе, в это поворотное время оказался удобным врагом, против которого объединилась вся Северо-Западная Русь. А ведь Тверь могла стать для России таким же центром объединения, каким стала впоследствии Москва. Но уже к лету 1375 года русские князья сделали свой выбор: в первых числах августа передовые отряды объединенной рати вышли к мятежному граду. Для борьбы против Михаила были забыты старые распри, что столетиями терзали русскую землю.
Только теперь, на лесистых тверских просторах, стала видна мощь нового московского союза. Непрерывным потоком стекались к городу все новые и новые дружины десятков удельных князей. Ожидали и князя Суздальского, Дмитрия Константиновича. Долгое время он сражался с молодым князем московским Дмитрием, но впоследствии помирился и отдал за него свою дочь Евдокию. С запада подходили смоленский князь Святослав Иванович и брянский князь Роман Михайлович, бывшие участники похода Ольгерда на Москву, сыновья самого старого литовского князя и многие, многие другие бывшие враги, а ныне друзья Дмитрия Ивановича.
Ратников собралось уже более семи тысяч, а простого подсобного люда - вдвое больше. Войско готовилось к осаде с уверенностью и спокойствием охотника, готовящегося добить раненого зверя.
А вот за стенами Твери властвовали совсем другие настроения. Отчаянно били колокола, в церквях молились тоскливыми голосами чернорясые попы, город был наводнен посадскими людьми, забившими улицы телегами с рухлядью. Плакали женщины и дети. Яростно спорили и дрались мужики. Смятение осажденных было сильным, почти осязаемым.
Но, тем не менее, Михаил был уверен, что ему удастся выкрутиться из этой непростой ситуации. За зиму было достаточно времени, чтобы подготовиться к осаде. Город накопил еды, да и колодцы в Твери могли принести достаточно воды осажденным. Мало было дружинников, но этот недостаток тверской князь мог компенсировать крепкими стенами и помощью простых горожан. Но что придавало большей уверенности, так это принесенное крылатым посланцем весть о том, что иваново посольство получилось успешным. Тверь заполучила вожделенный Ярлык и войско татарское вскорости прибудет к стенам Москвы. Лишь бы простоять до этого времени!
Облаченный в расширенную на брюхе кольчугу, которую теперь почти не снимал, тяжело отдуваясь, он с волнением обходил городские стены. В данный трудный час, его воинам, как никогда, требовалось воодушевление.
- Гляди веселей, ребята! – Покрикивал командующий время от времени. – Покажем москвичам, на что тверцы горазды!
- Слава! – Грустно кричали его ребята, одетые в кольчуги победнее, а то и вовсе без оных.
- А чего не веселые такие? Сейчас на стену полезут, потеха начнется! Бей каждого второго. А каждого третьего – в полон бери. Злато-серебро будем с Москвы брать, - храбрился Михаил.
По указу его объявили в войске, что хан Орды наделил князя Михаила Ярлыком на великое княжение. Потому теперь все московское воинство – мятежники супротив законного правителя. И вскорости придет подмога с юга. Такие вести подняли настроение приунывшему войску.
Меж тем главный московский воевода приступил к организации правильной осады. Надо сказать, что штурм городских стен в те годы был труден и сопровождался большими жертвами со стороны нападавших. Поэтому чаще всего город предпочитали брать измором. Но Боброк не мог ждать. С юга к Михаилу шло ханское войско, это ему также было хорошо известно, как и тверцам. Но также ему было известно и большее – старый Ольгерд решил-таки воспользоваться противостоянием Москвы и Твери и самовольно прошелся по смоленским землям, ограбив местное население. Надо было торопиться и город брать одним-единственным, решительным приступом.
Тверь была окружена густо поставленными посадскими домиками, которые мешали осаждающим подойти к стенам. Поэтому решено было, в первую очередь, сжечь все дома. Такова была жестокая плата войне. Пожар бушевал три дня, за которые москвичи успели соорудить четыре осадные башни, подготовить таран. Численность армии позволяла атаковать сразу с нескольких направлений, тем самым уменьшая возможность осажденным перебрасывать силы с одного места на другое.
Ждали прихода смоленских и суздальских полков. В вынужденном бездействии маялись молодые князья русские, без боя, без удали. Верховодил у них младший брат московского князя, Владимир Серпуховский, человек, чье лицо носило на себе отпечаток какой-то отчаянной, безрассудной храбрости. Тонкие усики воинственно топорщились, а вот бородка подкачала – в отличие от солидных бород воевод, его подбородок украшала лишь небольшая щетинка. Впрочем, это было простительно, ведь ему шел только двадцатый год.
- Негоже ждать суздальцев! Со дня на день татары придут и всему нашему делу конец! - Страстно выражал он на общих советах мнение людей помоложе, да погорячее.
- Остынь, князь, - отвечал однообразно Боброк. - На приступ всем вместе надо идти. По частям пойдем, перебьют. А подмоги у нас еще пять тысяч воинов будет. Подождем.
- Если сейчас град возьмем, не надо будет тверской данью с Суздалем, да со Смоленском делиться! – Приводил Владимир веские доводы. Такая мысль нравилась москвичам больше.
Много говорил молодой князь, и поддержали его воеводы, и брат его, Дмитрий Иванович. Только Боброк был одинаково против. Но и он уступил под настойчивыми уговорами. Приступ назначили на восьмой день августа.
- Тимофей Васильевич, тебе первая, северная башня, - распределял воевода усилия атакующих. – Твои люди строили, им и с ней на приступ идти.
Три оставшиеся башни вели московские бояре Иван Михайлович Вараксин, Дмитрий Александрович Зернов, Иван Федорович Фоминский, которым подсобляли рати удельных князей.
- А таран я тебе оставляю, Владимир Андреевич, - обратился Дмитрий. – Только ты в нашем войске таран сможешь до стен довести, да ворота открыть. Здесь тверцы самый большой отпор дадут, потому что ворота – их самое слабое место. Откроем врата – город наш.
Князь Владимир еще не заслужил своего легендарного прозвища. Но храбрым его уже называли. А также и заговоренным. В любой битве этот отчаянный русский витязь словно смерти искал, а она его не находила. Везде он был справен – и в бою в чистом поле и крепостном приступе.
- Как такие хлипкие врата, да не открыть? – весело ответил Владимир. – Бог не выдаст, свинья не съест! И, обращаясь к Боброку, добавил. - А вот ежели еще ты мне дашь молодцев своих для подмоги, так откроем в два счета.
- Дам молодцев. Для такого тяжкого дела и учил, - скрепя сердце, согласился воевода. На том и порешили.
------------------------
В эти же дни разбойники Соловья готовились брать княжескую казну. Высокий терем, который правильнее было бы назвать дворцом, стоял среди боярских хором, словно высоченная башня. Здесь сидели все предки Дмитрия, отсюда дед его Иван Калита начинал плести хитрую паутину интриг, в которых запуталось немало князей. Здесь правил смело и гордо славный дядя его Симеон. Здесь скончался и отец Дмитрия, робкий Иван Красный, переводя на наш лад – Красивый.
- Как же мы внутрь-то проникнем? – В сотый раз спрашивали друг друга молодые разбойники. – Вона сколько охраны. Рта раскрыть не успеешь, как истыкают тебя сулицами немецкими, точно ежа.
- Атаману виднее. С нами он пойдет. Себя-то не обидит, и нас не забудет, - говаривали люди опытные, кто без глаза, кто без руки.
Ввечеру дня в конце августа собрал внезапно семерых своих ближних товарищей Соловей. Заперлись все в комнате одной, чтобы никто не сбежал, охрану княжескую предупредить.
- Дело будет сегодня ночью сделано, и пойдем все вместе, - объявил атаман. – А кто трусит, пусть сразу говорит. У меня для него кинжальчик острый готов...
Пожелавших попробовать кинжала не нашлось.
- В терем нас тайным ходом проведет жена человека одного из дружины. Падкая она на ласку мою, - самодовольно произнес главарь. – Муж в Тверь, жена в дверь! – складно пошутил он. И добавил.
– Как пройдем внутрь, надо будет замок хитрый взломать. На то у нас дельные ребята есть – Митяй да Бренк. Остальные на стреме стоять будут. Может, придется кого из дружины порешить, только делать надо это будет тихо, чтобы терем не переполошить. Если набросятся на нас – бежим, каждый за себя. А как вскроем замки на казне – каждый берет самое ценное для себя – злато, серебро. Но пятую часть потом в общий схрон вернуть надо!
- Прежде, чем на такое дело идти, помолиться бы следовало, а может, и исповедоваться, душу очистить, - заметил кровожадного вида разбойник в видавшем виде кафтане.
- Тебе, чтобы исповедоваться во всех грехах твоих, два года перед попом на коленях стоять надо, - захохотал атаман. – Но правда твоя, помолиться не мешает. Эй, Митяй! Ты же бывший поп? Уважь нашу братию, помолись за успех нашего дела!
Митяй, чье прошлое, как оказалось, таило в себе множество секретов, известных не всем, наскоро провел среди своих товарищей необходимый религиозный обряд.
Разбойники молились истово, искренне, исступлённо, как издавна на Руси молились преступники в тщетной надежде обрести прощение своих грехов. Это часто оказывает положительное воздействие на людей, склонных верить в божественное влияние на свою судьбу. Поэтому, они, лишь безлунная ночь пала на московские улицы, вдохновенно отправились на грабеж. Только слабый свет лучин из негасимых московских окон освещал их путь.
Как видно, молитвы Митяя возымели правильное действие, и в княжий терем отчаянная братия проникла без проблем. Шли тихо, крадучись, общаясь лишь знаками, примечая обратный путь. Казна находилась в подвалах дворца, и к ней вел настоящий лабиринт коридоров. Но, бог миловал, добрались до самой окованной железом двери. Зажгли свечи, в свете которых молодой и старый взломщик начали колдовать отмычками над замками.
-------------------------
Наутро четвертого дня осады князь Михаил проснулся от отчаянных криков. Москвичи, внезапно для осажденных, раздирая возгласами густой пепельный смрад, пошли на приступ. Тяжело двигались осадные башни, обитые сырыми шкурами, дабы тверцы не подожгли их. Среди пепелища, оставленного сожженным посадом, с трудом находились тропы для движения вперед. Когда до города осталось шагов сто, осажденные засыпали стрелами деревянных чудищ.
- Кладут часто, злодеи, головы не высунешь! – жаловались нападавшие друг другу, укрывшись за толстыми стенками. Особенно губительными были большие самострелы, что пускали стрелы в три пальца толщиной. Полетели и огненные «подарки».
- Эй, на стрельнице! - кричали они воинам с луками на самой вершине башни. - Дай им ответ! Пусть нюхнут нашей стрелы московской!
Не все башни докатились до града, начали гореть. А те, что дошли, справно мосты набросили и по ним на стены полезли воины.
- Никак, возьмут! – Радовались в московском стане.
- Рано радоваться, - сурово возражал Боброк.
Действительно, атака стала захлебываться.
- Спеши к Владимиру Андреевичу, пусть тараном ворота вышибают! – приказал главный воевода. – Сейчас у тверцев вся сила на стенах, самое время ворота сломать!
Недолго было ждать спорого на дело молодого князя. Огромный сокол, под крики и ругань мужиков, его толкающих, поехал к граду.
С высокой насыпи, где располагалась ставка Великого князя, был прекрасный обзор главных врат Твери. Воеводы с нарастающим волнением наблюдали, как, невзирая на стрелы и камни, бойцы завалили мешками с песком ров перед воротами. И в тот час же они затрещали под неудержимым напором московского сокола, и вскоре рухнули.
- Ну, братцы, сейчас наше время! – звонко прокричал молодой князь и с обнаженным мечом, поднятым выше шелома, в сверкающей кольчуге, бросился в пролом. Две сотни воинов ринулись за ним. В воротах их встретила тверская рать во главе с сыном тверского князя Иваном, закованного в дорогой ратный новгородский доспех.
- Трусы московские! Выходи один на один! – Кричали с тверской стороны.
- Дайте место, князьям биться! - Шумели москвичи, рассчитывая на удаль своего князя и крепость его доспеха.
Потомки Рюрика, с тверской – Иван, а с московской – Владимир, как издавна повелось на Руси, стали наносить друг меткие, убийственные удары. Остальные подбадривали своих вождей. То ли доспехи были крепки, то ли князья были уж не той силы, что их легендарные предки, но вскоре они выдохлись и остановились, тяжело дыша. Затем снова стали биться.
Вдруг меч Владимира переломился. Тверичане взревели, как дикие звери в ожидании поживы. Но тот стремительно подхватил брошенный ему от дружины боевой топор, отбросил щит и стал наносить тяжелые, рубящие удары по своему дальнему тверскому родичу.
Иван под ударами москвича рухнул на землю. Но тверцы споро подхватили его и оттащили его вглубь града. Эта победа над княжеским сыном стала сигналом всеобщего наступления. Надо было добраться до вторых врат, за которыми был уже вход в город. А сделать это было можно только по трупам осажденных. Владимир продолжал рубиться в первых рядах, воодушевляя своих воинов. Словно Перун сошел с неба, вложив в его руки боевое оружие. Обороняющиеся попятились, и победа была близка.
Внезапно загрохотали камни, уложенные сверху перехода между вратами. Доски проломились и московская рать попала в ловушку, устроенную хитрыми тверичанами. Теперь проход между вратами был засыпан доверху, а самые лучшие воины вместе с их храбрым вождем оказались погребенными под камнями.
Дмитрий в отчаянии схватился за голову. Не лучше обстояли дела и с осадными башнями.
- Труби отбой! Сегодня не возьмем град. – Приказал он воеводе.
Так закончился первый приступ Твери, столь неудачный для московского воинства. У князя была только одна радость – брат его, храбрый Владимир, словно заговоренный от неминуемой смерти, сумел выбраться из каменного мешка. Воины вытащили изрядно помятого князя на своих плечах. Но под стенами Твери в тот день легло двести воинов, да столько же оказалось раненых, к бою уже не готовых.
---------------------------------
- Скорее, скорее давай, вали медведя! – Торопил Тенька и Бренка атаман. – Сколько возимся! Четыре огарка спалили!
- Ну, давай, медведушка, родимый, не подведи, - молил Митяй, возясь с хитрой замковой системой двери в княжескую казну.
Открыть ее можно было, лишь найдя нужные шляпки потайных гвоздей. Затем убрать удерживающие дверь штыри. Бренк возился с замками попроще. Время шло, а врата в княжескую казну все не открывалась. Но бывший поп и гусляр знали свое дело. Вскоре дверь, густо смазанная воровским маслом, бесшумно отворилась.
Разбойники нетерпеливо вошли внутрь и разочарованно поглядели вокруг. Они ожидали увидеть огромную кучу золота, такую, что на весь город хватит. Кучу, такую, что и десятой части вынести не смогут. Но в комнате стояли лишь сундуки с серебряными деньгами, валялось немного золотых монет, предметов, оружие и одежда.
- Берите, что есть! Да поспешайте, пентюхи! – Хриплым, приглушенным голосом скомандовал разочарованным подельникам атаман.
Наскоро они похватали золото, да одежду на себя напялили. Михаил накинул кафтан какой-то. Какой точно, в темноте не разобрал, и шапку меховую. Затолкал в свой мешок золотое блюдо, три горсти монет, кубки какие-то. Покинул мешок – уже тяжеловато. Но и того, что взял, на всю жизнь хватит!
Набрались лихие люди княжескими ценностями, а атаман ничего не берет, все ищет чего-то. Но казне носится со свечным огарком, в рухляди руками шурудит. Наконец, схватил что-то, в суму свою затолкал. Бренку показалось, что это какая-то шкура выделанная, с письменами начертанными.
Как награбили, обратно двинулись. Идут тем же ходом. И вдруг прямо на двух дружинников набрели. Не зря все же охрана свой хлеб в тереме ест. Остановились разбойники, стоят тихо. Один из дружинников услышал что-то, в темноте к самой ватаге подошел и с Михаилом нос к носу столкнулся.
- Князь? – удивленно произнес он.
Схватился дружинник за меч. Но и разбойники не лыком шиты. Подскочил к нему Соловей, да кинжал тонкий меж колец кольчужных засадил. Как нож в масло вошел! Закричал второй дружинник, заголосил что есть мочи. Весь терем переполошился. Кинулись разбойники бежать по лабиринтам дворца княжеского. Да только не всем уйти удалось. Схватили и Митяя, и кровожадного вида разбойника, и Бренка.
Отходили всех по полной. Лица в синяках, губы распухли, из носов кровь хлещет. В темницу потащили, на дознание. Тяжко в тюрьмах во все времена, а те жестокие было и того горше. Пытали, то есть спрашивали с расхитителей добра по всей строгости. Ценности в казну вернули. Но не все. Ушел от погони атаман, а с ним и шкура с тайными письменами. Хватились ее знающие люди, но разбойников уже и след простыл.
-------------------------------
Тяжкое зрелище представляло собой поле битвы перед Тверью. В пепельном мареве догорали остатки осадных башен, виднелись тела воинов, которых не успели вынести с поля. Крики и плач добавляли ужасную картину боя, в котором не было победителей, только побежденные. Ибо тверичи, хоть и устояли под натиском московского войска, сами понесли невосполнимые потери. Три сотни воинов выбыли из рати, и половина из них уже никогда не возьмет в руки меч, потому что отправились они в страну, из которой не возвращаются.
У тверского князя осталось едва ли две тысячи воинов, чтобы удержать город. А каждый день приносил новые поводы для печали. Ему доносили вести, что с запада и востока идут на подмогу осаждающим пять тысяч воинов с суздальской, брянской и смоленских земель. Если они соберутся все вместе, Твери не сдобровать. На каждого его воина будет шестеро вражеских.
Невесело было и в стане Великого князя. Бояре и воины почти пали духом. Ожидая прихода князей, Боброк решил скоротать время за разговором с князем Владимиром. Сотворенная его же собственными руками военная неудача сильно изменила самоуверенного юнца. Чувствуя на себе вину, прежде дерзкий молодец в разговорах стал кроток и с вниманием слушал старого воина. Они стали подолгу разговаривать и совсем сдружились.
- Воевода! Здрав будь! – Приветствовал он Боброка. – Как дела с подмогой?
Князь сильно страдал от ран, полученных от удара камнем в тверской ловушке, и все еще не вставал с постели. Боброк сел рядом. За разговором Владимир в который раз попросил прощения за свою горячность, что привело к поражению во время приступа.
- У меня прощения не проси. У воинов попроси. А как получишь прощение, забудь. Впереди у тебя много сражений, много потерь. У каждого прощения не напросишься, жизни не хватит, - ответил Боброк.
- Даю клятву тебе, пока ты воевода московский, буду тебя во всем слушаться! Науку твою ратную перенимать! – со всей горячностью, на которую только способно молодое нетерпеливое сердце, обещал князь.
- Ну, спасибо! Вот тебе моя рука. Клянусь и тебе во всем подсоблять, как сыну, - обещал воевода.
Мужи пожали друг другу руки.
Не прошло и двух недель, как подмога пришла. Михаил Тверской, лишь завидев новые стяги князей, окончательно пал духом. Сын его, наследник, лежал в горячке после знатного удара Владимира Серпуховского, горожане задыхались от дыма и пепла. Бояре и воины роптали. Он ясно понимал, что еще одного приступа им не сдержать, и сдаться надо сейчас, пока можно надеяться на милость победителей. «Покорную голову не секут», - думал тверской князь. Понимал это и Дмитрий, поэтому 1 сентября послал Михаилу предложение сдаться без боя, за то обещал дань взять малую, стен не срывать, и Михаила во главе Тверского княжества оставить. Условия вполне приемлемые в нынешнем положении.
И через три дня Тверь открыла ворота для Великого князя Московского. Михаил сам, в простой одежде, с головой непокрытой повинился перед Дмитрием и, целуя крест, признал себя его младшим братом. Писцы меж тем подготовили договор между Москвой и Тверью, поскольку даже в те времена всеобщей безграмотности писались и соблюдались договора. Тверь полностью покорялась своей извечной сопернице, обещалась поставлять дань и войско для совместных походов.
Как водится, завоеватели основательно вычистили город по праву победителей. Бывшие возы с провизией теперь были доверху набиты немудреными сокровищами средневекового времени – одеждой, посудой, оружием, кольчугами, бочонками с булькающим содержимым, салом, вяленным мясом, медом...
Но кое-что вынесли из тверских погребов с особым пристрастием. Длинные, в рост человека, чугунные трубы. То были первые на Руси огнестрельные орудия, привезенные по приказу Михаила с немецких земель. Орудия те покупали, видимо, далекие предки современных снабженцев, поскольку к военному товару забыли прикупить огненного зелья, без которого они не стреляли. Так и лежали ценные предметы, пока не отправились по осени в московские подвалы.
----------------
В те дни, когда праздновало московское воинство победу над общим врагом, а Михаил, спрятав гнев и желание мести, прилюдно целовал крест Великого князя, шло войско татарское под руководством старого Ачи-Ходжи на север. В аккурат, на границе с Рязанским княжеством, застала их печальная весть, что не к кому им идти на подмогу. Великий князь Михаил теперь больше не великий, потому что сам, и уже не в первый раз, от Ярлыка отказался.
Думал, думал осторожный Ачи Ходжа и приказал назад поворачивать. Зачем ему на старость лет с этими переменчивыми русскими связываться? Говорят, войско у Москвы втрое больше тумена мамаева. Да и знал он хорошо московского князя, вместе на булгар ходили, плечом к плечу сражались. Ведает он ум и храбрость русскую не понаслышке.
Напрасно Иван грозился, напрасно чары свои на Ачи Ходжу напускал. Старого, мудрого человека колдовство не берет, свое имеется.
-----------------------------
Хорошо жить, когда есть деньги! Славно стало на Москве после победы над Тверью. Гуляют ратные люди на деньги тверские, только шубы заворачиваются.
Но воеводы не дремлют, чувствуют, что только начало это больших побед. В конце осени особыми подводами, с охраной, доставили в столицу под большим секретом зелье огненное из немецких земель. А к зелью и всякая орудийная мелочь: ядра, дробь, пыжи, фитили, банники... Вдалеке от Москвы, чтобы шумом людей не напугать, построили стрельбище тайное. Как выпал первый снег, начали орудия, что из тверского кремля вынесли, испытывать.
За месяц пушкари так наловчились, что позвал воевода Великого князя, князей удельных, да бояр ближних посмотреть на возможности нового оружия.
Прежде пушкари из сена настроили коней. Всадников соломенных в кольчуги да шишаки железные нарядили. Деревянные заставы поставили, наподобие стен. А напротив, в ста шагах, орудия поставили.
- Из Твери, помнится, восемь орудий везли. А у тебя шесть, - подозрительно спросил Боброка воевода Федор Свигло. Федора Андреевича самого не раз попрекали в утаивании общего добра, так что он все подобное хорошо подмечал.
- Два орудия разорвало. Проверяли, сколько можно зелья засыпать, чтобы выдержало. Теперь знаем, сколько засыпать не надобно, - пояснил главный воевода и приказал начинать.
- Сейчас ядрами пульнем, вот по той заставе. Вроде бы как за ней вороги хоронятся, - возбужденно пояснил лихой пушкарь с перепачканным лицом.
Орудия дали слитный залп. Застава разлетелась на куски! От чудовищного грохота лошади вскинулись и понесли. Бояре, кто послабее, попадали из седел. Усидел Великий князь на коне, но опосля такого приказал скакунов увести и смотреть на действо пешими.
Пока приходили в себя, да уводили коней, пушкари приготовили новый заряд.
- Таперича будет дробный залп! – объявил тот же пушкарь. – Вот на нас как бы движется конница вражеская. Со ста шагов мы по ним мелким дробом стреляем, картечью называемой!
Орудия ахнули дружным ревом. Картечь широкой волной пронеслась сквозь ряды соломенных всадников, сметая их напрочь.
- Одним махом, два десятка как не бывало! – громко и радостно подвел итоги пушкарь-испытатель протирающим уши боярам.
Долго еще забавлялись бояре, словно дети малые. Стреляли на спор - на дальность, на высоту, по малой цели. Чумазые от порохового дыма, шальные, довольные хлопали по плечу Боброка, благодарили за радость доставленную.
- Оружие новое хорошо врага бьет, но шесть пушек большому войску не помеха. А в немецких землях их не так и много, - подвел итог испытаний главный воевода. – Надо с боем их брать. Знаю я, что у булар много таких есть. Откуда, мне неведомо. Но к лету следующему надо к булгарам наведаться...
Великий князь идею одобрил и приказал к новому походу готовиться...
----------------------------
Испытаниями своими заразил Боброк князей поиском новых ратных идей. Вот и Владимир Андреевич, вслед за учителем своим, не отстает. Как оклемался князь Серпуховский от ловушки тверской, стал вспоминать, как бился он в воротах Твери с княжичем Иваном. Помнит, как рубил он врага, а прорубить не смог. Поэтому в качестве дани с тверичан взял он иванов доспех новгородский, который в тот день ему не поддался.
Изучает доспех целыми днями. Сделал соломенное чучело, нарядил в рубаху и доспех на него надел. По доспехам бьет саблей, мечом, копьем, стрелой. Потом снимает с чучела, рубаху изучает, пометы делает. Да после надевает московскую кольчугу и также разнообразным оружием бьет. И сделал Владимир важное открытие.
Позвал бояр да князей на свои испытания.
- Помните, как я с Иваном тверским бился? Сколько не старался, не мог пробить я его броню, - начал он.
- Каши мало ел, видимо, - поддел кто-то из его друзей.
Князь свирепо блеснул глазами и продолжал.
- Вот он, доспех новгородский. Тяжелее он нашей кольчуги, потому что на нем накованы пластины железные. Где потолще, где потоньше. Соединены так, что не мешают двигаться.
- Видел такое в Пскове, это брони дощатые, - подал голос Боброк.
- Нашу защиту легко тонкой саблей пробить можно, словно нет ее! – подвел итог исследованиям кольчуги Владимир. – И стрелой навылет можно. Острие между колец проходит. А бронь дощатая такого не позволит. Кольчуга только от рубящего удара меча защитит, а бронь – и от сабли, и от стрелы, и от копья. Может, потому-то нас монголы со стрелами и саблями одолели, что мы все в кольчугах воюем. А как монголы западнее нас пошли, в немецкие земли, где рыцари в броне ходят, так и увязли, - озвучил свою внезапную догадку молодой князь.
- В бронь новгородскую нашу конницу одеть надобно, - поддержал его Волынский. - Да и коням нагрудники железные одеть следует, как у немцев заведено. Его шумно поддержали.
Бояре, которые не поверили на слово, сами стали рубить, протыкать кольчуги и доспех. После таких испытаний сомнений в догадке Владимира не оставалось.
- Ну, князь, ну голова! – Восклицали все, - как пелена с глаз спала. Слава Богу, злато имеется, ныне же начнем в бронь одеваться, да дружины свои оденем! И в новых доспехах на булгар пойдем!
Но Дмитрий осадил бояр.
- Други мои! Татары одолели нас не из-за кольчуги, а потому, то мы все врозь были, как пальцы врастопырку. А сейчас другие времена настают. Пальцы те в кулак сжимаются. Скоро ждите, кулак сей больно ударит!
-----------------------------------
Ранняя осень 1376 года выдалась ясной, солнечной. Урожая было столько, что зерно сыпали в амбары, пристенки, ясли. Даже нищета голытьбанская отрастила жирок на хлебах сытных.
Торжище московское было ярким, затейливым, шумным. Хохотали девки и малые ребятишки.
Звук труб неожиданно прервал шум торга. «Едут, едут», - загалдели отовсюду. «Везут чудо дивное, невиданное! Трубы ерихонские!»
Падкий на невиданные чудеса народ сбегался со всех концов Москвы. В город торжественно въезжал полк Дмитрия Михайловича Боброка-Волынского.
Летом этого года свершилось невиданное прежде действо. Московская рать двинулась на Орду. Конечно, это была не совсем Орда, а лишь ее данники, волжские булгары. Народ этот, покоренный еще Батыем, исправно платил хану до пяти тысяч рублей серебром ежегодно, что было сопоставимо с московскими выплатами.
Теперь Боброк забрал дань с булгар для Москвы. В южные степи не отправилось ни одной денежки. Но вез Волынский с Волги и еще кое-что. Именно на это чудо сбегались посмотреть москвичи.
Первыми шли трубачи и глашатаи, извещая о прибытии с победой славного воеводы. Затем, в окружении оруженосцев, гридей на вороном мохноногом коне ехал сам полководец. За ним следовали знатные бояре, после – бояре менее знатные на конях пополоше. После следовали пешие воины.
В самом конце появились тяжелые, чугунные орудия. «Вона они, какие! Ерихонская пищаль!» «Как огнем пыхнет – весь город загорается!» «Так Батый, царь поганый и грады брал…», - переговаривались в толпе.
Стайка мальчишек, хрумкая спелыми яблоками, примостилась на высокой ограде терема и с восторгом наблюдали за процессией.
- Ух ты, какая огромная! Как с такой огромины и пуляют? - искренне удивлялся босоногий паренек в опрятной рубахе с вышивкой.
- Нешто не знаешь? – со смехом отвечал ему парнишка постарше, в шапке, в новеньких лапоточках.
- Да почем мне знать-то? Таких чудищ на Москве отродясь не бывало! Сказывают, татары такими пуляют, так что стены разлетаются…
- Не от каждой стены разлетаются. Вот, гляди, первой едет – с такими колесами большими... Это – пущай. От пущая ядро летит на двести шагов. В бою, в поле по вражинам такими пущают. А вот за ним катят, погляди ж, какую колымагу – это уже порох. Им стены долбят. Ядра для такого пороха непростые – зелье в него горючее засыпают, порохом и зовется. Да к ядру фитиль присобачивают. Как порох пульнет – фитиль загорается. Ежели в кучу народу такое ядро попадает – так многих побить может.
- А стены как долбят?
- А ядра большие, каменные в самую жерлянку засовывают. А прежде – зелье горючее сыплют, да пыж кладут, чтобы сила огненная попусту не вылетала, а ядро толкала.
- А ты, Митька, почто про все это знаешь? Выдумываешь, поди. А нам во враки твои верить прикажешь?
- Не враки это вовсе, - неожиданно взъерепенился мальчуган. – Дядька у меня справный, сам при таком пущае службу несет, да все мне сказывал. Как его заряжать, как пулять, да как по врагу попасть и самому по клочкам не разорваться…
- Ну, расскажи, расскажи еще, - восторгу ребятишек нет предела.
- А чего рассказывать, - про пущаи и порохи я вам сказывал уже. А вот смотри – идут в красных зипунах, в аккурат за черной жерлянкой – несут по двое? Видите, видите?
Он вскочил, указывая на тяжело шагающих, за орудиями, воинов. Они несли небольшие стволы, в которых угадывались ранние кремневые ружья, вероятно знакомые читателю по рисункам в старинных рукописях. Это были примитивные небольшие орудия для ближнего боя. Управиться с таким устройством могли и двое солдат.
- Это, знашь, тюфяки. Почему так зовутся, мне не ведомо. Только бьют они на сто шагов.
Тут толпа завопила что было силы! По улице, упряжкой из четырех лошадей, медленно везли совсем большое орудие. Такое стреляло десятипудовыми ядрами на три сотни шагов.
- Дядь, дядь, как такое чудо зовется? – загомонили мальчишки.
- Арматой зовётся, оглоеды, - добродушно отвечал возница.
«Вот это силища!» - шумели в народе. «Эдак мы и татар одолеем, и Литву». Радость стояла великая. Купцы выносили на улицу еды, да зелья пряного безоплатно, угощая всех желающих, бояре разбрасывали мелкие монеты прямо на дорогу, под ноги собравшимся.
Шум и радостные восклицания длились до самого вечера. Люди обнимались со старыми друзьями, вернувшимися из похода. Последним в город въехал длиннющий обоз, забитый взятым у булгар добром. Набит он был рухлядью, медной и серебряной посудой и прочей неказистой утварью волжан, имевших несчастие стать врагами Москвы.
В тереме своем Великий князь Дмитрий Иванович крепко обнимал и привечал победителя булгар.
- Ну, Дмитрий Михайлович, удружил! Дань и орудия привез, славу Москве добыл великую. Такому герою по делам и награда княжеская! Засылай сватов. До Рождества свадьбу веселую сыграем!
------------------------------
Где-то на Москве весело, а где-то и не очень. В подвалах княжеских с воров спрос строгий. Тянут жилы с разбойников пыточных дел мастера потихоньку. Не торопятся. Всю подноготную узнают. Где схроны бандитские, кто в ватаге главный, кто за общую казну в ответе, кто добро ворованное сбывает...
Тяжко друзьям закадычным Бренку да Треньку. Стали они грязные, нечесаные, худые – мать родная не узнала бы. Охает старый Митяй, атамана проклинает, что не помог из княжеского терема выбраться. Но со временем забыли про них пытатели, потихоньку отходить наши ребята начали. Травят байки, про жизнь свою.
- Я сам с Тешилова, а служил попом в Коломне, - рассказывает Митяй.
- А как к разбойникам попал?
- То история занятная. Привезли как-то к нам мощи святого Иеронима Печерского.
- А это кто?
- Да ты не знаешь. Да и мощей уже его и не сыщешь. Исцеляли они шибко хорошо. Так купец один, имени уж и не помню, дал мне мзду, чтобы я мощи те к нему отнес. Жена его болела, а они помогали. Вот и взалкал я злата... Купцу мощи отправились, а на их место я костей собачьих положил, - похохатывая, пояснил проказливый поп.
- Это ж кощунство какое! Совести у тебя нет, Митяй.
- Да кости те не хуже мощей исцеляли! Клянусь всеми святыми мучениками! Человек, он такой занятный – в чем хочешь себя убедит.
- А дальше?
- А после обман вскрылся, шила в мешке не затаишь. Пришлось мне от греха бежать в Переяславль, а там и с атаманом сошелся.
Так гутарят помаленьку. К лету старичок помирать удумал. Прощается с Михаилом, да тайны заветные рассказывает.
- Знаю я, Мишенька, что за шкуру вынес из казны атаман. По иноземному, это карта называется. Там тайные места указаны, где сокровища княжеские спрятаны. Много у Москвы злата-серебра, в одной казне все не утаишь. Только он секрета, как карту прочесть, не знает. А я один секрет знаю, догадался. Секрет - он в огниве... Как сумеешь отсюда выбраться, найди атамана. Пусть он меня из подвалов достает, ежели хочет тайну княжеских сокровищ узнать.
- Погоди помирать, Митяй! Бог даст, выберемся еще. Воровать бросим. Ты в попы заново пойдешь. Епископом станешь! А, может, и митрополитом, - шутит Бренк.
- Я могу и епископом, дай только выбраться, - отвечает в тон Митяй. – Потому как в подвале этом толку от нас мало, здесь мы с тобой как два сапога, да оба без подметок...
Так и сидят в мешке каменном. А летом следующего года, в аккурат во время похода на булгар, загрохотали засовы дубовые: Михаила вывели из подвала, да рабом в Орду отправили. Обнялись крепко на прощанье товарищи.
- Слово даю, Митяй, ежели выберусь, помогу и тебе выбраться, - обещал напоследок Михаил.
Забили Бренка в колодки, да с колонной других мытарей повели прочь от Москвы. Дело было на Руси и такое: преступников да воров сбывали на юг, к татарам, в качестве рабов. Любили южане это дело. Рабов этих дальше, через азовские порты в Османскую империю перепродавали. Так попал Михаил в Приазовье, вместе с несчастными русскими людьми, проданными за горсть серебряных монет другими русскими.
Следующая глава - http://proza.ru/2022/01/09/841