Подойдя к Бройлеру на достаточно близкое расстояние вытянутой руки, Сара заорала:
– Подите прочь от меня, шлемазл! Сначала вы врываетесь ко мне со своими петухами, потом вы делаете мне ваше мерзкое предложение о продажи Яшиного кафе, потом вы мне угрожаете! Скажите, вас родила аидише мама? Тогда откуда вы такой? Я понимаю, что у вас много денег, чтобы так себя вести. Деньги дают такое право, видимо. Но вы же понимаете, что не всё продаётся и не всё покупается? Я не могу продать память о муже, не могу оставить без работы этих засранцев Беню и Шмулика, не могу оставить без наследства Лею и Арика… И знайте, пан Бройлер или как вас там, никаких денег не хватит, чтобы купить у меня эту «забегаловку», как вы изволили выразиться. Потому что не думайте, что вам всё позволено! Вы – не Бог, господин Шлакбаум, а мужчина с очень ограниченными возможностями.
Выдохнув свою самую длинную речь в жизни, Сара замолчала.
Бройлер смотрел на Сару и не понимал, что вообще происходит. Неужели он, Бройлер, которого боятся все в этом городе, перестал быть важной фигурой?
– Эй, пани Сара, не стоит подходить ко мне так близко. Вы же не хотите стать мамой на старости лет? – пытался пошутить Бройлер. – Я просто хотел вас подвезти до вашего кафе. Я тоже могу быть благодарным и благотворительным! Вы меня не сдали, я добро помню. Но зятю своему будущему скажите, что если он ещё раз встанет на моём пути, ваша дочь останется молодой вдовой.
Сара добрела до «Кабачка», где её ждали все, и устало опустилась на стул.
Лея подошла к маме и обняла её.
– Доця, я поняла, зачем в нашу жизнь пришёл твой Ганько: он не даст мне умереть своей смертью. Это ж надо, какой придурок! И что, что он увидел машины с этими рожами? Надо было так врываться? Где он, кстати?
– Он ещё не пришёл…
– Правильно! Пусть боится! А сейчас оставьте меня все. Идите домой. Я должна побыть одна и подумать…
– Сарочка, может, я останусь с тобой? – осторожно спросила Фира сестру.
– Нет, Фирочка… Я хочу просто подумать.
Когда все ушли, Сара вошла на кухню и надела фартук. Она взяла в руки тетрадь с Яшиными рецептами, открыла и стала читать:
ВАРНИЧКЕС
Эх, Сара… Как тебя я понимаю!
Но делаю всё это не напрасно!
Я чувствую, да нет же – точно знаю:
Что в жизни вашей будет всё прекрасно!
Мы «Варничкес» с тобою приготовим,
Ведь это блюдо для тебя не ново.
Рецепт еврейский быстро восстановим,
Души еврейской «Варничкес» основа.
На два яйца, сто грамм воды примерно,
Две ложки масла постного влить можно.
И триста грамм муки: здесь всё кошерно!
Замешиваем тесто осторожно.
И в холодильник ставим непременно.
Нет, варничкес – не блюдо для банкета.
Мы гречку варим! Гречка – обалденна,
Но лишь у тех, кто знает все секреты.
Берёшь стакан промытой, чистой гречки,
Водой из крана прямо заливаешь.
Ставь на большой огонь, но можно в печку!
И посолить её не забываешь.
Как закипит – огонь поменьше сделай:
Поставь на самый малый, да под крышку.
Прекрасно мать её варить умела,
Вот научила и меня, мальчишку…
Ну что, воды уж в гречке и не стало?
Смотри, чтоб гречка вся не подгорела.
И убирай теперь под одеяло,
Пусть постоит, чтобы совсем взопрела.
Раскатываешь скалкой тонко тесто.
На ромбики нарежь его, родная.
Я счастлив: наша девочка – невеста!
Нет, от рецепта я не отступаю...
Почисти лук, поджарь его красиво!
Сварилось тесто? В лук бросаешь смело!
И аккуратно, Сарочка! Спасибо!
Я чувствую, родная, будет дело.
Все варничкес смешай с горячей гречкой.
Но не вываливай: всё сразу – понемногу.
Рецепт чудесный и не даст осечки…
Он выстрелит! Но дай ему дорогу!
Всё, мне пора… Смотри, уже светает!
Я главное сказать не успеваю…
Я слышал, скоро Дора прилетает?
Пусть поживёт у нас она, родная.
И не рассказывай ты ей про наши встречи:
Тебе никто на свете не поверит!
Храни всё это, Сарочка, в секрете,
И закрывай свои ты на ночь двери.
Чуть не забыл – поступит предложенье,
Но не спеши ты, Сарочка, с ответом!
И коль плохое будет настроенье,
Начни готовить, и в душе наступит лето!
«Так, – подумала Сара. – Ты знал, Яша! Ты всё знал! И ты мне намекал, вместо того, чтобы сказать открыто. Что у вас там творится наверху? Почему не сказать открытым текстом? Как-то у вас всё заковыристо: предупреждаешь намёками, рецепты даёшь стихами… Что ты наговорил: «И коль плохое будет настроенье, начни готовить?» Хорошо, Яша, я попробую» – и Сара подойдя к окну, посмотрела на падающий снег. Снежинки были большими, крупными, и, поймав одну, можно было рассмотреть всю красоту, созданную природой. Сара почувствовала холод, идущий непонятно откуда, и услышала громовые раскаты… Нет, это были не раскаты грома, а как будто где-то далеко-далеко рвались снаряды. Она оказалась в окопе. Земляной пол, дощатые стены, прямо на земле сидят бойцы: передышка. Кто-то пишет письмо, кто-то спит, обнимая ружьё. Зима, холод, но бойцы как будто не чувствуют этот холод: какой холод, когда Родина в опасности? А вот и блиндаж. Связист пытается наладить связь с командным пунктом, но у него никак не получается. Его лицо показалось Саре очень знакомым. Но где и когда она видела это до боли знакомое лицо, Сара почему-то никак не могла вспомнить.
Потеря связи была большой проблемой на войне: провода, соединяющие командные пункты и отделения, были очень уязвимы: то снаряд их разорвёт, то осколками посечёт. Провода – это жилы войны, её кровеносная система, и если провод перебит, то нужно было мгновенно его восстановить, иначе можно было сорвать наступление. Пожилой, уставший командир оторвал голову от стола и спросил:
«Ну что там, Абраша?»
«Ничего, товарищ командир. Молчит. Обрыв, видимо… Нужно идти…»
«Иди, милый! Иди и устрани. Беда, если не прорвёмся. Не как командир, как отец прошу – только вернись…»
Связист встал, надел шапку, натянул поверх ватника маскировочный халат и взял ящик с инструментами. Командир подошёл к нему, обнял и сказал:
«Только вернись живым, слышишь? Там может быть засада. Эти твари режут провода и ждут. Если что, помни: последняя пуля – твоя. Выполняй задание, товарищ Ривкин!»
Сара обомлела… Она совсем не помнила своего отца – он погиб на войне. Маме пришла похоронка, когда они были в эвакуации. Сара на всю жизнь запомнила, как счастливая мама вернулась с треугольным конвертом в руке, а прочитав, вскрикнула и упала на пол. Маленькая Сара подбежала к ней и стала плакать, пытаясь растолкать маму. Фиры дома не было, и Сарочка не знала, что делать. Плача, она легла рядом с мамой, обняла её и заснула. Пришедшая от соседки тётка Галима так и нашла их на полу. Она страшно испугалась, потом растормошила Раю, маму Сары.
Проснулась и Сара… Она видела, как мама забилась в истерике, как тётка обнимала её, успокаивая… А потом мама слегла на несколько дней. Фира должна была ходить на работу, а маленькая совсем Сара оставалась с мамой. Сидела возле кровати, на которой лежала Рая, держала мать за руку, когда та начинала звать мужа, ложилась рядом, когда слёзы душили женщину, поила её водой… Иногда Саре казалось, что мама перестаёт дышать и тогда она начинала кричать: «Мамочка, проснись, не засыпай!» И Рая открывала глаза, слыша откуда-то издалека зов дочери. Через несколько дней Рая встала: она понимала, что нужна своим девочкам. Сначала всё делала через силу, но потом жизнь вошла в почти нормальное русло.
То письмо мама всегда хранила в шкатулке вместе с серебряным колечком – довоенным подарком отца. Свадебное ей пришлось поменять на хлеб, а это, серебряное, тоненькое, она сохранила. Сара вспомнила, как мама дала ей это письмо и сказала: «Храни, Сара. И помни!»
И вот теперь Сара отчётливо увидела своего отца. Её душа потянулась к этому человеку и на мгновение ей показалось, что перед тем, как выйти из блиндажа, он остановился, обернулся и посмотрел прямо на неё. Сквозь время. Или не показалось? Посмотрел и улыбнулся одними глазами.
«Папа! Я здесь!» – хотелось крикнуть Саре, но она не успела: отец уже вышел…
Потом Сара увидела, как он вернулся. Вот он сидит с обмороженными руками и изрезанными ладонями – тянул кабель, видимо. Медсестра растирает их и заматывает бинтами. А потом приносит миску, из которой идёт пар. Но отец не может сам взять ложку: пальцы не разгибаются. И тогда медсестра берёт ложку и начинает кормить его. Отец с трудом прожевал ложку, распахнул глаза и спросил медсестру:
«Что это, Рита?»
«Это гречка с макаронами. Мяса-то нет, а вот макароны ребята достали. А наш повар, Миша, он же из ваших, ну… еврейской национальности, так он сказал, что его мама готовила что-то похожее, только там не макароны были, а такие полосочки из теста… И с жаренным луком. Не помню, как называется… Да вы кушайте, пока горяченькое. А то вдруг начнётся...»
«Это варничкес, Риточка. Как варенички. Моя мама их делала… И бабушка… Правда редко: гречу редко купить можно было… Я очень любил варничкес… Пожалуй, больше всего… »
«А вы герой, Абрам. Я слышала, как командир говорил, что вас к награде представят… Знаете, до вас Сержант Шмелёв был… Молоденький… Погиб парень. Фашисты специально кабель разрезали и ждали, когда приползёт кто-то… Наши пытались отбить – не получилось. Нам потом тело подкинули. Страшное… Очень страшное… Обрубок… Пытали его…» – сказала Рита и её губы задрожали.
«Папа! Я здесь! Это я, твоя Сара!» – попыталась крикнуть Сара, но во рту всё пересохло и язык как будто прилип к нёбу. И в этот момент ей опять показалось, что отец слышит её: он посмотрел в угол блиндажа и сказал:
«У меня девочки две дома… Фира и Сара… И жена, Раечка… Как они там? Где они? Я слышал, что фашисты с евреями делают...»
«Я здесь, папочка! Мы выжили! Мы уехали в эвакуацию, успели…»
«Может успели? Как думаешь, Рита?»
«Конечно успели! А то как же! Ещё ложечку! Вот хорошо… Конечно успели! Вы вернётесь домой, а они там вас ждать будут. Ну, как обрадуются!»
«И плакать будут?»
«А то как же! Конечно будут! Вот победим фашистов, всё будет! Болят руки-то?»
«Не болят – пошевелить пальцами не могу…»
«Отморозили. Спирта бы… Хоть немного… Но врач сказал, что для операций не хватает. Потерпите, голубчик! Как каша-то эта называется? Опять забыла!
«Варничкес… Запомни: варничкес»…
А потом Сара услышала странный свист… Она в кино видела, что перед тем, как упасть снаряду, слышен свист…И она всё поняла… Через несколько мгновений папы не станет. Это она тоже видела в кино про войну: снаряд попадает в блиндаж и он разлетается в щепки. Последнее, что увидела Сара, так это то, что девушка бросается на отца и закрывает его собой…
Сара открыла глаза. Слёз почему-то не было. Она смотрела на падающий снег, и на душе было спокойно. Просто Сара в этот момент поняла, что судьба улыбнулась ей ещё раз: она попрощалась с отцом. Сара не знала и не могла знать, каким он был человеком, разве что по рассказам мамы. Она чувствовала себя маленькой девочкой, которая получила очень дорогой подарок: встречу с родным человеком… Пусть такую, пусть сквозь время, но эта встреча состоялась…
А в голове звучала песня из далёкого-далёкого детства:
«Ой, гевалт, ву немт мен, ву немт мен, ву немт мен…
А локшнбрет аф кацен ди варничкес?..»
Продолжение: http://proza.ru/2022/01/08/1041