Теплый, летний вечер в селе алтайском. Село, как село, каких десятки в краю этом. Не сказать, чтобы уж шибко большое, но и не маленькое. А вечер, то, уж больше на ночь, похож стал. Уже, вон и звездочки на небе высыпали. Темно стало на улицах и во дворах. Только в небольшой оградке деревенского дома ярко костер горит. У костра мальчик, лет, этак, девяти-десяти, сидит. Он не просто так, разжег костер, и сидит, смотрит на него. Он занят важным делом. Он картошку курям своим на завтрак варит.
Федей, мальчишку звать. Задача у него ответственная, следить, чтобы огонь не затух, периодически подкладывая в пламя, щепки разные, сучья, прутья, весь хлам, что гореть может.
Большой чугун, с картошкой прошлого урожая, плотно набитой в него, и водой залитой, покоится на таганке. Забыли, али не помните, что это такое? Так это небольшого диаметра, железный обруч, с приклепанными к нему, тремя ножками, нарастопырку.
Чугунку на таганок, под него дровишки, и вот уже вода в чугуне закипела, забулькала. Сидя на чурке, Федя любил смотреть на огонь. Притягивали огненные блики к себе, какая-то магическая сила исходила от огня. Наверное, это еще у нас от первобытных людей, что в пещерах своих, на него смотрели, думал мальчишка.
Придвинутые к таганку, неподдающиеся колке, чурбаки, издавали при шаянии, громкие щелчки, что Федька, каждый раз невольно вздрагивал. А после каждого такого “выстрела”, в темное небо взмывал сноп искр. Некоторые искры гасли совсем скоро, но часть из них, подхваченные горячим воздухом от костра, устремлялись ввысь, и красными светлячками еще долго кружили и парили в темноте.
- Федя! Ну пошто ты такой поперешный, то! Накинул бы на себя каку-нить лопатину. Ведь не день на дворе, застудишься, не дай бог.
Это сердобольная Федькина бабушка, выйдя из дома, накинула на плечи внука свою фуфайку. Родители у внука уехали сегодня в райцентр, в больницу, так что бабке с внуком домовничивать одним, сегодня и завтра придется.
- Ну, ты, баба, и скажешь тоже. Смотри, какая теплынь на улке. Садись, вон на чурку, глянь, что это мыши то, летучие, разлетались так сегодня.
И действительно, целая стая этих рукокрылых, крутилась в темном небе, Жутковато становилось мальчишке, когда из темноты, на тебя вдруг пикирует несколько тварей, чтобы тут же вновь исчезнуть в ночном небе, откуда только что появились.
- Баба, вот нам учительница в школе говорила, что эти мыши своими глазами ни черта не видят, чего же тогда они вокруг нашего костра, кругаля нарезают. Сосед, Мишка Афанасьев, как-то говорил, что они на белое любят садиться. Так мы у него, у такого же костра, полотенца белые на головы намотали и сидели, наверное, час целый – ни одна мышь не села.
- Дурни, вы дурни, с Мишкой твоим. Эк, чего выдумали, летучих мышей на головы свои, пустые, заманивать. Вот когда я маленькой была, так нас только и пугали этими нечистыми силами. Если, мол, низко над человеком летают, мыши эти, значит, жди, скоро помрет человек этот.
А если эта тварь, не дай бог, в твоих волосах запутается, так вскоре у тебя весь ум наружу выйдет, и ты, потом полным дурачком, будешь всю жизнь, оставшуюся, ходить.
По-другому, Федька стал глядеть на этих летающих тварей, с опаской. И детским умом допёр парнишка, почему летучие мыши вкруг костра крутятся больше всего. Потому как еда им, в виде мошек, комаров разных, на этот огонь, со всего украйка слетелась.
- Ты, Федюшка, больше не подкладывай дров то, картошка уже сварилась. Поутру намну ее, да курицам дам. А что это друга то, твоего, я не вижу. Вроде самое время ему для бодрствования настало.
- Ты чо, баба. Да вон он на крышке сидит, на тебя вылупился.
- Батюшки, свет! Точно, глазищи то, светятся как! А я, из-за дыма то и не заметила его. Ты его хорошо привязал? Не убежит, как в прошлый раз?
- Сегодня я его, можно сказать, отлично привязал. На целых десять узлов, а не на три, как тогда.
Лёжа в постели, Федя предался воспоминаниям. В первую очередь о своем новом друге, Филе.
Недавно, Федин отец, верхом на лошади, привез сыну необычный подарок. Совсем настоящего, и живого филиненка. Каким ростом, взрослые эти птицы бывают, Федя, конечно, знать не мог. Но этот малыш был, весьма и весьма, большим. Полметра точно было в нем роста, когда он стоял и позировал. И вес приличный имел. Красивый, со своей крутящейся головой и огромными глазами, загнутым клювом, издающий всегда какие-то клекочущие звуки.
Кормить своего друга теперь надобно парнишке, но вот беда, от всей домашней пищи, Филя демонстративно отказывался. Пока не попробовал Федькиных мульков и вьюнов, что тот привез на велике своем, с рыбалки. Он глотал этих мелких рыбешек с явным удовольствием.
Федька ловил рыбу на речке весьма простым и нетрудоемким способом. При помощи стеклянных банок. Технология довольно примитивная, сначала изготовляется воронка из толя, при помощи тугой резинки, она прикрепляется к горлышку банки, а к ней веревочка и, пожалуйста, вам, снасть готова.
Внутрь, рыбачок, добавляет несколько кусочков хлеба, ищет небольшой омуточек или заводь, опускает в воду банку, втыкает колышек с веревочкой в дно, или берег речки, да так, чтобы никто не мог ее обнаружить сразу и переходит к постановке следующей банки. Таких банок у Федора было всегда, не менее 5 штук.
Мальчишка, увидев, что его лупоглазый и прожорливый друг, любит питаться, только свежей рыбешкой, то не лучше ли его брать с собой на речку, чем вот так возить рыбу, этому барину, прямо домой, к столу.
Ах, у Фили, вообще-то, ночами происходит добывание пищи, а днями он предпочитает отдыхать. Но, извините, ему Федор говорит, ночью мне спать надобно, а если не хочешь остаться голодным, то милости прошу, мой господин.
Федька усаживает филиненка на багажник своего велика, тот когтями цепко хватается за железные прутья, и парочка, поднимая кучи дорожной пыли, устремляется к реке. Туда, ниже деревни, в забоку, где обе мелкие речушки, сливаются в одну. На поворотах и ямах филин взмахивает своими огромными крыльями, но покидать багажник не стремится, не дурак, знает, что на речке его ожидает рыбное лакомство.
Ждет с нетерпением молодой проглот, когда его хозяин вытащит банку из речки. А в нее, бывает, набьется до десятка мульков и вьюнов, вот тут-то и начинается трапеза. Врут, что филины плохо днями видят, здесь это не тот случай. Заглатывает их Филя живьем, всех, до единой, даже самую маленькую углядит, не упустит. Ну вот, подкрепились. Садятся на велик, и в обратный путь. Распугивая, попутно, деревенских баб, что у магазина всегда толпятся.
Сморил всё же сон нашего Федора. Набегался, намаялся за день, бабушкин помощник. Никак утром не могла добудиться его бабушка, так уж крепко и безмятежно он спал.
- Вставай, внучек! Вставай, родненький! Убёг твой дружок, лупоглазый, развязал все твои узелочки, что ты ему вчерась навязал.
Последних, бабушкиных слов, Федька, кажись, уже не слышал. Взобравшись на пологую крышу сарайчика, он обнаружил там только бельевой шнур, коим он вчера привязывал за лапу Фильку. Не меньше десяти бабьих узлов, навязал, он на шнуре этом. Других то, парнишка вязать не умел еще. Но Филька, то, каков! Это надо же, по порядку, клювом своим изогнутым, развязал ведь, по очереди, все узелки!
Поиски беглеца не увенчались успехом. Удрал, и спасибо, не сказал даже, своему молодому хозяину. Ну и ладно. Может это и к лучшему. Лишь бы всё путём сложилось у него.