Бочонок меда

Рая Кучмезова
Бочонок мёда.
   О реальном событии. Среди событий ирреальных.
   
 Шёл. После четырех лет разлуки. Разлуки со всем, с чем не разлучался и на четыре дня, и не мог представить, что это возможно.
С четырьмя  годами войны на плечах, где сколько раз умирал, воскресал, опять и опять, столько жизней прожил, пережил, шёл Бияс домой.
Дали  Биясу отпуск.
Давно вестей не было, тревожился, а тут домой дорога открылась.
Заканчивался март 1944-го года.
То, что в начале месяца балкарский народ депортирован в Среднию Азию он не знал.
Ни в части, что странно, ни в пути об этом не услышал.
Как и сколько дней добирался с Одессы до Нальчика Бияс, а с Нальчика до своего дальнего села в горах неизвестно.
Известно, что ни разу его никто не остановил.
Военная форма, погоны лейтенанта, ордена на груди - может это?
Дошёл до села в поздних сумерках. Тишина.
От дома к дому —следы бегства, следы внезапного нападения, следы  разгрома. И ничего не понять. Ясно только, что беда страшная.
В свой  дом зайти не смог.  Отложил на утро.
Уже глубокой ночью пошёл на кладбище.
Только оно было сейчас единственным живым местом.
Там было к кому подойти, перед кем не стыдно было заплакать.
Сразу почувствовал, что здесь он не один.
-Кимесен да чыкъ (Кем бы ты не был, выходи) сказал Бияс.
На  этом кладбище мог быть только балкарец.
Из-за единственного орехового дерева, (оно само здесь поселилось,  сразу не вырубили и разрослось оно)вышел мужчина.
Борода, темнота  скрывали возраст, скрывали черты.
Ружья не прятал. Спокойно подошёл.
-Надо же, давно сюда не приходил, а тут человек меня ждёт. И давно?
-Нет.  Сегодня пришёл. А ты отсюда?
-Да Алий я, Алкаров.
Это было невозможно.
Как Бияс мечтал  ещё подростком хоть издали увидеть Алия  Алкарова,  столько слышал о нем от отца, других людей. Говорили, что не было в ущелье охотника, равного Алию,  наездника лучшего не было в ущелье…
Многое, разное говорили и все волновало, восторгало  Бияса и вот встреча, сидит  напротив, на упавшем надгробном камне его кумир
Еще в 1934-ом году арестовали  Эльдара  Акарова, как кулака и врага советской власти.  Его мать, жену с детьми выслали очень далеко.
Старшего сына Алия долго искали. Опрашивали всех. Никто не видел его. Пропал.
В селе решили, что его тоже поймали.
В дом их, с длиной верандой, рядом с речкой поселился писарь сельсовета с семьей. Немного времени прошло —глубокой ночью случился в доме пожар. Только выскочить успели новые жильцы из красивого, старого дома. В чем были. А зима. Шептались—значит  Алий жив. Отчаянным он был. Жил так, как будто новые порядки его никак не касаются.  Он это.
Писарь  же говорил —печь сильно растопили, а дверцу, наверное, плотно не закрыли. Сами виноваты.
После его слов уже не сомневались —это Алий.
Но больше о себе он ни чем не напомнил.
Так много, многие исчезли  в эти годы, что те, кто любил Алия, смирились и  с его уходом.
А он был рядом все это время, он никуда не уходил, не мог он уйти.
-Да не смотри ты так. Заплачь ещё. Живой я. Смерть обходит и обходит меня. Не знаю, что ещё хочет показать.Знаю, красный ты. Вот, ордена нацепил, гордишься наверное. Чем? Видел бы ты, что здесь происходило.
Эти голоса слышал бы. Были бы патроны ни один в погонах из теснины нашей не вышел бы. Ни один. Чтобы не сделал нашим  бы уже хуже не было, а ничего сделать не мог.
Только на ненависти ноги и держаться.
Трудное дело видеть людей со стороны, оставаясь невидимым. Самое трудное. Зато одиночество оно делает легким.
Бияс молчал. Слова застревали у горла, как горсти сухой пшеницы. Он хотел обнять Алия, сказать, как гордился им отец, как он  сам мечтал один раз увидеть его, а оставался неподвижным, онемевшим.
Развел маленький костёр Алий.
-Да не вытаскивай ты свои банки. Я угощаю. Вот хлеб хорошо, соскучился по хлебу.
В курдюке у него  сушеное турье мясо, сушёный барбарис с мятой. В другом вода, вода родниковая.
-Я останусь с тобой, нам вдвоём будет легче, мне будет легче, -сказал утром Бияс.
-Нет. Нет, я сказал. Собирайся. Тебе надо возвращаться. Все другое у нас с тобой.
Впереди было кабардинское село , он хотел пройти его  незамеченным.  Хотел он отсюда  оказаться далеко, на передовой и не было  сейчас  у него другого желания.
Шли навстречу  три старика.
-Сынок, ты из огня  одного в другой попал. Теперь опять на огонь идёшь . Нельзя. Не можем мы тебя вот таким отпустить. Несколько дней поживи здесь.
-Спасибо, отец, но надо идти мне.
-Тебе же отпуск, наверное дали, а так здесь  ты не был бы.  Уважь наши седины. Передохни.
Алий  не смог повторить отказ,  хотел, но не смог, пошёл со стариками.
Посадили его за стол, что берегли на светлый и чёрный день, было на столе. Немного поел Бияс, после прошлой ночи ему было больно глотать и больно произносить слова.
Пошёл в комнату. Лёг на кровать.
-Люди пришли, все хотят  немного отвлечь тебя, о своих расспросить, может кого и встретил. Посиди с ними. Даже наша гармонистка пришла, в трауре, сын погиб, а пришла.
-Спасибо,  отец. Я благодарен, но сейчас мне тяжко  даже свет дневной видеть, пойми меня.
-Что непонятного, но надо справиться. Вижу, ты сильный,  сумеешь. Пошли.
Не мог объяснить Бияс, что он не может разговаривать, каждое слово застревает, но вышел. Трудно было и молчать.
Решил он не задерживаться, через день стал прощаться.
Вышли провожать. Женщины плакали, всю оставшуюся силу вкладывали старики в рукопожатие, «ты голову не теряй, все ещё перевернётся,  ты только живым оставайся»-обнял его Хабаз, старик, у которого он ночевал.
Уже  далеко отошёл Бияс от села, когда услышал  голос.
Бежала  навстречу ему девочка.
Он остановился, пошёл навстречу. С растрепавшими волосами, задыхаясь от быстрого бега она протянула маленький деревянный бочонок.
-Возьмите. Это вам. Здесь мёд.
-Зачем, девочка, зачем, как теперь возвращаться будешь.
-Да я быстро, недалёко ведь.
-Спасибо. Иди обратно,  девочка.
- Меня зовут Дилана . Я буду вас ждать.
Бияс улыбнулся , впервые улыбнулся за это время.
-Как хорошо. Хоть кто-то будет здесь меня ждать.
Беги обратно, добрая девочка.
 ...В части ему дали письмо.
Бияс знал куда ехать, знал, что его ждёт.
Думал, что знает. Была жива только мать и младший брат.
В первый же год умер отец, сестра, у остальных было хуже.
Начал работать. 
Ко всему привыкает человек, спасение и гибель его в этом.
До  изнеможения - работа. Чтобы не было сил на
вопросы, чтобы сразу проваливаться в сон, утром не помнить, что снилось.
И любовь.  Шла навстречу в пестром платочке, босоногая, задумчивая девушка, навстречу  шла его судьба.
-Если бы не нашли друг друга в этом мире, то встретились бы в  мире том - это про Бияса и Лейлу.
Встретились в этом мире. Друг для друга родились и  не разминулись.
Родился сын, потом дочь.
« Он сдох» - шёпотом сказал  киргиз Асыл. Учётчик в колхозе, незаметно он старался помочь всем ссыльным.  Один, но он был. Выделял Бияса. Доверял ему. После этой новости, подтвержденной  репродуктором, Бияс начал собираться  домой. Ещё два  бесконечных года тянулось его ожидание.
И  тянулась долгая, долгая дорога.
-Сюда мне надо вернуться, только был бы жив Хабаз, - сказал Бияс, проезжая мимо знакомого места.
Шумел водопад, как всегда, над всем, вне всего, стояли горы, стекал ручеёк прозрачный, трудно было оторваться от него.
 -Не  понимал, но больше всего, оказывается,  тосковал по  вкусу этой воды, - удивился Бияс.
-Я тоже, - сказала Лейля.
Дом  отца Бияса пострадал от времени, людей, но меньше, чем у других. 
Началась жизнь, когда радовало и то, что должно было огорчать, когда работа с рассвета до темноты была счастьем и  никто не уставал, не знал, что это такое - усталость?
Однажды постучалась в дверь  девушка.
Открыла Лейля, был у неё ребёнок на руках, на лице  улыбка. Не могла отвести глаза девушка от ребёнка, от улыбки.
Вышел Бияс.
-Я Дилана
-Дилана?
Вспомнил он.  Не сразу, но вспомнил.
 В статной, красивой девушке невозможно было узнать растрёпанную девочку, протягивающую бочонок с мёдом.
-Дилана, сестренка.  Как ты меня нашла? Проходи, что ты стоишь, проходи, сестренка.
...Она стала  для всех на самом деле сестрой Бияса.
Ни у кого и вопрос не возникал. Всегда, когда событие какое - она приходила, если у неё  - шли Бияс с Лейлой к дому, где жила Дилана.
Замуж  вот она не вышла. И красивая, и добрая, и хозяйка хорошая, а одна...