или Две возможные стороны, куда податься, где остаться...
Рабочий столб, как это может выглядеть, что-то абсурдное, хорошо, будем считать ошибочка, а потому рабочий стол. Чем интересны, хоть столбы, хоть столы, формами движения, среди которых? Одна интересная, очень, по столбу вверх — вниз, тот же монтер, понятно, но и за столом, не вылезая, можно двигаться вверх или вниз, как это удается, не зря же мы сидим за партами десять лет, сидим и растем.
1.
Рабочий стол, даже столб, понятно, но рабочий столп?
…
Если на минуту отвлечься, возможно ли, я об отвлечении? Вполне, не зря же об отвлеченных началах говорили, иногда городили, чаще гвоздили еще в 19-ом веке, далее просто 19-й, 20-й, 21-й не интересно. Что видим, при желании, разумеется? Движение из 60-х — в 80-е, в 19-ом? И в 19-ом, и в 20-ом, на то и век, какой бы он ни был по счету. Из 60-х — сразу в 80-е? Не совсем, через 70-е, минуя, подражая, удерживая, раздражая. Скорее вместе с 70-ми, есть от чего отделяться. И тогда? Характер движения. И тогда? Не движение, я о семидесятых одного и/или другого века, а попытка, чего? Естественно, удержать достигнутое. Чего-чего, а достижения, если говорить о 60-х, были, даже так, хватало, не столь важно, речь о реформах или об экспансии, о намерениях или свершениях, о движении вперед или назад. На этом столетнем фоне 70-е двадцатого века выглядят как попытка остановить движение, ради? быть неизменными, неизменное? Быть большими. Стать еще больше. Стать и быть самыми большими. В мире. Это и есть то самое достижение мирового значения, которое выделяло, возвышало, попутно обещало, ничего другого нет, не будет, не надо. Опять отвлеченные начала, как их ни трактовать? Именно. Коль так. Приходится соглашаться, на этом уровне, на каком? На цивилизационном, разумеется. Другой взгляд, на историческом. Здесь уже не выбор, нечто данное, даже заданное, высокое, великое, далее признание, далее подведение, далее настроение, далее действие, оно же движение, пребываем, шевелимся, дергаемся, бывает, подскакиваем, иногда проскакиваем.
Одумались, покаялись, вернулись, с новыми силами вперед.
До 60-х? Что может быть до шестидесятых, пятидесятые, далее сороковые, тридцатые, напрашивается? Движение всегда имеет место, хотя бы имитация, и всегда по одному из возможных направлений, побыстрее, помедленнее, очень медленно, прыжки на месте, возобновление движения, непременно, в том же направлении, непременно. Пока есть движение, живем. Пока есть направление, пока держим направление, есть мы именно как мы, неповторимые, особые. Понятно, есть и желание быть Особой исторической, поточнее, окончательной, именно в историческом смысле. После нас?
70-е двадцатого, разрыв?
Скорее откат, назад, к началу, а как еще взять старт с великих исходных позиций. Равенство. Братство. На первом плане, власть труда, работа на общество, трудящееся общество. Кто бы возражал. На исходные позиции, рывок, как еще обогнать прочих, уже обреченных историей. Но где оно, то начало, как-то надо его определить, определиться, хотя бы с той же потребностью в труде. Сбросить, все что проклятые эксплуататоры постарались нагромоздить на общественной арене. Если есть движение вперед, должно быть и движение назад. Есть рывок, должен быть и откат. Кто-то смотрит иначе, есть откат, будет и рывок, рано или поздно. Эксплуататор готовит, что? В самом деле, что может он готовить, кого?
…
Было бы направление? Было бы движение, направление проявится, однажды, примером чему спираль, закручиваемая диалектиками. Другими словами. Нечто предварительное, чем удобно? Не-оформившееся, верно, можно не слишком беспокоиться о форме, не значит, пренебрегать полностью.
Человек движется, пусть даже время от времени, навстречу ему?
Почему-то должен двигаться другой человек, даже если автор выпускает на тропу какое-нибудь злобное животное, а то и вовсе оставляет, заставляет?.. двигаться в одиночестве. Так даже удобнее. Можно поместить на место встречного что-то ожидаемое, идти навстречу, таить надежду на встречу, одним словом, идти не зря. Коль так. На место человека можно поместить, вывести что-то человеческое, отдельное, отделенное от конкретного человека, скажем, волю. Движется воля. Навстречу ей должна двигаться другая воля. Так может и надоесть. Потому. Движется воля. Навстречу ей какая-то сила, безличная. А как еще возвысить свою волю, заставить ее преодолевать враждебные силы. Пусть старается. Не справляется. Пусть страдает. Не без этого. Но может ли воля, взятая сама по себе, страдать?
2.
Как будто голь, взялась за роль, да не за ту, что суждена судьбой.
…
Шестидесятые, когда это было и было ли, кажется, всё успокоилось, хотя бы внешне, устоялось, где-то внутри, я не о людях, о шестидесятых, состоялось? если не считать отдельные вспышки. Хотя? Масштабы, я о вспышках, иногда переходили, вернее, выходили за все установленные границы. Границы или грани. Как видеть. Как увидеть. Кому что видится, на личное усмотрение. Отличие. Границы, те же границы поведения, то, что устанавливает верх, конечно, своей волей. Грани, то, что видит отдельное сознание, различает в самом себе, что позволяет такому сознанию быть отдельной гранью, чего? Условно говоря, действительности, которая окружает это сознание, впрочем, не только окружает, еще сжимает. Иногда, и вовсе пережимает. Можно в других словах, выжимает, выживает, выбрасывает. За борт. За пределы Садового кольца. За границу. Понятно, были варианты и поспокойнее, в котельную, кочегаром, сиди по ночам, читай, считай.
Смотри, желающий смотреть, можешь даже поморгать.
Или проморгать, как получится.
На месте деревень — города, есть куда двигаться, вокруг городов множатся дачные поселки, а значит, не только общественный транспорт, требуется и личный. Сидя на даче. Можно оглянуться, что там осталось позади, что, кто? Движение из деревень, куда оно может направляться, на окраины, когда-то не было ничего, кроме окраин. Другое дело 19-й век. Города росли. 20-й, взялся ускорить это движение? Образование единого, видимо, было это единое, коль скоро названный процесс ускорился, произвел огромные сдвиги. Неужели зрелость? И что может последовать за зрелостью. Так что там было, в начале, не только шпалы и тачки, еще рассказы, повести, романы, одним словом, книги. Началась жизнь с книгами, иногда для книг, и даже ради книг. Появились такие заведения, как книготорг, торговля книгами, масштаб страны. Иногда бывало. Закончил автор книгу, представил ее в учебное заведение, там заказали 100 экземпляров, кавычки опущу. Но далее книготорг, там заведующий, он решительной рукой вычеркивает оба нуля, кавычки опять опущу. Меж тем читатель отнесся к той книге более чем внимательно, разобрал ее в день выхода, по свидетельству автора, чтобы это значило? Наверно то, что не хватало нулей, а потому и реальных книг.
…
Что такое книга.
А что такое искусство. Даже в торге приходится вспоминать о нем, я об искусстве. Было бы направление, а исправление появится само собой. И как всегда. Очередной сбой. Жизнь наша, я о движении из деревни в города, не обошлась без сбоев. Иногда направление менялась на обратное, народ устремлялся в деревню, где еще можно переждать, подкрепиться, укрепиться в своих сомнениях. Сомнения? Сначала перед строем. А там. Глядишь, не дойдет, до чего? До сомнений перед боем. Как образец нам представляли, рассказывали о людях, которые не знали сомнений, в чем? Кто в чем, в теории, в учении, в движении, в своей правоте. Последнее обычно подчеркивалось как следствие, знание реальной жизни, далее убежденность в ее изменении, далее уверенность в своей правоте. Чуть иначе. В своем праве изменять эту надоевшую жизнь. Имя этих уверенных, известно, что повторять. В шестидесятые немногие желали ее изменить, я о жизни, предпочитали переезжать в новые дома, из коммуналок в отдельные квартиры, знаменитые хрущевки. Складывалось некое убеждение, чем меньше читатель будет читать документы известной организации, тем в большей степени он будет двигаться в нужном направлении. Жизнь стала рассекаться, одна на виду, официальная, другая, далекая от инстанций, где-нибудь на задворках, там можно заниматься чем-то интересным. Быть интересным самому, ну, к чему давать повод для насмешек.
Необязательное дополнение
Стольник, за ним стол, иногда пред ним. Столпник, пред ним столп, иногда за ним. Нужно ли объяснять, все-таки историю давали нам в нужном направлении, вернее, сама история шла в правильном направлении, и мы, как правильные дети, должны были идти в том же единственно правильном направлении, усвоили. Можно продолжить, я об исторических фигурках. Сотник, сотня. Сводник, свод. Бродник, степь. Плотник, неужели плот, скорее площадь. Даже истопник, если не при топке, понятно, исторической, то при растопке. Но столбник, не столбняк же? Около какого столба он должен стоять, при случае залезать.
Все тот же абсурд.
Все эти персонажи, им что-то хочется, не стать ли, кем? Героем. Изгоем. Изгнанником.
…
А как же быть с отшельниками. Конечно, они из тех, кому хочется сделать это что-то самому. Повторю. Сделать самому, что-то такое, скажем снять картину, хотя бы со стены, стена найдется, укажут. Забить гвоздь, молоточек подадут вовремя, повесить на совсем другой стене, понятно, не только картину. Такое внимание картине, нельзя ли через раму картины, кавычки опущу, проскочить в иной мир, где сбываются страшные сны, а потому обычные люди становятся страшными. Сказка, в наше время научная фантастика, не есть ли это картина предельного состояния. Выбрать. Выбирают. Начинают. Удается, обычно, первое, сделать выбор самому, веский повод к само-уважению, потом? Как всегда, понесло. Как всегда, занесло. Если не в монастырь, снегом. На то и снег, чтобы была, открылась снежная целина, просторы, которые ждут, сделать эти просторы своими, не значит ли, стать таким же большим, как и эти просторы. Не потому ли так вдохновляют просторы. Или, под-скажем, большие столы, столпы, топки, стопки, материал для растопки, не говорю о толпах.
…
Благодаря чему мы можем видеть историческую личность.
Единственное, что позволяет видеть ее или, напротив, не видеть, это ее размеры, в таких случаях говорят, масштаб. Единственное, почему бы не считать это естественным. Нет никакого соблазна истории, в которую вроде как хочется войти, подчеркну, есть только соблазн больших размеров, подчеркну еще раз.