«Я вас любил…»
Из невысказанного.
До любви ещё далеко, но вот первые переживания эротического характера обрушилось на меня в той же Германии во втором классе нашей 85-ой Крампницкой школы. Впечатления были стрессовые, почему и запомнились. Впереди меня за партой сидела девочка-альбинос, ну, такая, с белыми-белыми волосами и нежной розовой шкуркой щёк, голубыми-преголубыми фарфоровыми глазками и даже белыми-пребелыми ресницами.
Красивая.
Как Мальвина.
Как-то дурачась, под партой я вытянул свои озорные копытца и обхватил ножницами, с двух сторон тоненькие в белых сапожках ее ножки (вот ведь запомнил сапожки!). Она обернулась, кокетничая, что-то радостно заверещала…
А меня накрыло. Серьёзно. По мужски.
То есть я её не видел и не слышал. Но, что-то новое, необъяснимо-томительное, сладкое в груди, внизу живота переполняло меня. Наверное, это было первое плотское чувство.
Я испугался неизвестного доселе и такого мощного ощущения.
Робость перед той, которая владела теперь какой-то неведомой магической силой и властью надо мной, родились именно тогда, и остались на всю жизнь. А чувственно-эротические фантазии начали посещать меня и находили выход ветхозаветно-грешным, как этот мир, способом. Девчонки всё больше притягивали, манили мужское моё естество, но, - что дальше? Неразрешимая проблема загоняла в тупик, заставляла дичиться, сторониться их.
Между тем, неокрепшую мою душу ждали новые потрясения. Случились они в немецком международном лагере имени Мориса Тореза в лето 1966 года. Эту «лагерную» девочку я никак не выделял. Потому что вообще тогда на девчонок не смотрел. Она была одна из многих. Немка. Миленькая: типичная блондинистая арийка в конопушках. В синей рубашечке с эмблемой у плеча «FDJ» и синем же пионерском галстуке. Наверное, я чем-то нравился ей. Но она никак не проявляла себя. Или я просто не видел, был не готов по возрасту. Говорят мальчишки в это время «тормозят» в развитии. Но, на «последнем» костре, после праздничной линейки она вдруг подошла ко мне и на ломаном русском попросила мой адрес. Для переписки.
Я был ошеломлён её смелостью. Подойти к мальчику… Да, ещё из другого «мира». Перед поездкой в лагерь нас напутствовали наши «идеологи», жестко так инструктировали: Ничего лишнего… Никаких контактов, адресов… Блюсти… Высоко нести… В общем бред, но запавший в душу. С перепугу я мял в руках листочек с её адресом и молол невнятно, врал, что скоро уезжаю, меняю адрес. Но её глаза… В них было что-то такое, настоящее, чего я ещё не знал, не мог знать. И эти слова: «Ну, почему, почему?» - первый рубец на моём сердце. И первый, (увы, не последний) стыд.
На следующий год всё мне бумерангом вернулось. К кому-то из наших соседей приехали из «союза» гости, среди которых была девочка-девушка Варвара. Помните хорошее детское кино «Варвара краса – длинная коса». Это она. Она была старше меня года на два или три (в этом возрасте это пропасть) и ей очень хотелось нравиться мальчикам, что вполне удавалось, почему всегда и была окружена менее закомплексованными моими товарищами.
Я «втюрился» сразу.
Но, поскольку не знал как себя вести, делал очевидные глупости, говорил невпопад и, наверное, сильно всех раздражал.
Ну, и не сводил с неё глаз.
Нарезал круги вокруг веселящейся рядом компашки.
В общем, преследовал.
Как-то народ начала играть в волейбол и, наверно, я достал её. Она подошла ко мне, сусликом на коленях стоящему на траве, и неожиданно сильно стукнула мячом по голове.
Было обидно и больно.
В общем комплекс окончательно накрыл меня. А ведь был я парнем инициативным, на выдумку горазд, и долгое время предпочитал улицу, забиравшую меня всего без остатка, любому другому виду деятельности. А тут стал сторониться сверстников и… заделался книгочеем. При моём-то темпераменте!
Что я тогда искал в книгах?
Ответы на накопившиеся вопросы?
Наверное.
Нашёл?
Что-то да…
Библиотека в гарнизонном Доме офицеров была очень хороша и скоро, от лежебочества и постоянного чтения начал страдать глазами. К двенадцати годам прочитал не только банальных Майн Рида, Финемора Купера, Жюль Верна, но и купринскую «Яму» и, главное, вытащенные втихаря у родителей дворовой подружки Ирки, эротические новеллы Мопассана и Золя! В общем начал осваивать чужой опыт в интимной сфере и очки, вскоре появившиеся от издевательств над глазами. Очки ну никак не сидели на моем носу. А книжные переживания опасно будили фантазии. Параллельно книгам фантазии будило телевидение. Между прочим, в ГДР было только два телевизионных канала.
Но!
Один из них транслировал программы ФРГ. Со всеми невиданными у нас «прелестями» буржуазной жизни: вестернами, Джеймсом Бондом и другими безобразиями.
И стриптиз!!
Естественно, его мне категорически запрещали смотреть. Но, как только родители за порог, - я включал чёрно-белый «Рекорд» и навёрстывал упущенное.
Вообще, я любил смотреть телевизор из-под стола. Он был накрыт красивой, почти до пола скатертью, сидел я тихо, даже носом не шмыгал, и родители иногда забывали про меня.
Обалделые от увиденного.
Они, воспитанные в традиционной культуре, мало обращали внимание на рано проснувшуюся во мне чувственность и реагировали на поведенческие девиации традиционным «низззя». Это были первые мои страсти и вторая прививка греха, после матерщины. Кроме памятных гадостей из жизни буржуазного Запада, я всё-таки сподобился посмотреть телеверсию концерта «Битлз» из Гамбурга в 1968 году, хотя был крайне мал и в этой музыке тогда был «ни ухо, ни рыло». Факт сей добавил мне «авторитету» позже, в годы моей музыкальной юности…
В «Союзе» в первом после Германии пионерском лагере в поселке Вардане, что на Черном море, я увидел Синеглазку. И сразу булькнул в омут этих глаз. Нигде и никогда больше не видел таких очей. Пронзительно синих. В обрамлении выгоревших на солнце русых, почти белых волос. Смуглого лица. Ну и ладно скроенной спортивной фигурки. В общем, юная Галя Польских из популярного тогда кино «Дикая собака динго». Знаете, - острый нож в сердце, вот что такое неразделённое чувство. Пусть и детское.
Дня три я был сам не свой. Искал встречи с ней. Пытался «оказаться» в зоне её видимости. Но она даже не смотрела в мою сторону.
Я уже был готов на крайности.
Ну, например, дождаться и перейти перед самым её носом дорогу. Уже начал разрабатывать этот вариант. Пока в пацанской какой-то игре случайно не нарвался на эту лавочку в кустах шиповника и не выслушал, скрытый щедрой июльской листвой, её исповедь. Не мне. Подруге. Сквозь слезы, шмыганья носом с подвывом, она поведала о холодном безразличии к ней лучшего футболиста лагеря по кличке «Монах». Имени своего истории он не оставил. А монахом его звали за длинные, не свойственные тому времени волосы. Ну, запущенный какой-то парень, не стриженный.
Ну и все.
И не такие уж синие глаза у неё…
Эта волнительная история памятна ещё тем, что с горя ли, с радости, тринадцати лет отроду, впервые познакомился с… алкоголем.
Так вот откуда порочная привычка некоторых представителей сильного пола заливать любовные фиаско крепкими напитками!
Откуда появилась бутылка в нашей стае не помню. Кислятина! Не осилив вшестером и половины сосуда, дурачась, надули в него, разбавив амброзию «Рислинга» не худшей по вкусовым качествам натуральной влагой. И случайно «забыли» бутылку у сарайчика местного бухаря-дворника татарина Казея. И приготовились поржать за ближайшими кустами. Старик на одном вдохе высосал семьсот грамм разбавленной мочи так быстро, что никто даже не хмыкнул. Да. Ну, не наше это - выпивка…
Следующая романтическая история тоже связана с субтропиками Черного моря. Я счастливейший из смертных. Потому что тетушка моя, мамина родная сестра Феня, проживала в Хосте: нашей «кузницы, здравницы и житницы», как говаривал известный персонаж «Кавказской пленницы». То есть, я мог «обитать» у тётушки на курорте целых три бесконечно долгих месяца летних каникул! Она сдавала свою квартиру отдыхающим, сама ютилась, как и все «бизнесмены» советской поры,в сарайчике-пристрое, я же блаженствовал на пленэре – роскошной какой-то дореволюционной раскладушке под сенью густо вьющегося над головой винограда. Настолько густого, что частые и короткие здешние ливни совсем не тревожили меня. Зато - протянул руку и можно набить полный рот чудесным десертом из огромных сладких ягод. Или набрать его с собой на пляж, где я пропадал от рассвета до заката.
Пляж был дикий. Компания разношёрстная из местных и приезжих пацанов и девчонок. Это была в буквальном смысле Dolce vita – «сладкая жизнь» ещё и потому, что тётка, работающая в кафе «Мороженое», каждый вечер кормила меня из огромных цинковых жбанов восхитительно сладкими его остатками. Тут же, в тёткином сарайчике, я нашел внушительную связку журнала «Техника молодёжи» за предыдущие десять лет.
Ну и сгинул я.
Даже на пляж перестал ходить. Для «племени младого и незнакомого» замечу, что это был выдающийся журнал. Здесь можно было найти не только рассказы о новейших технических разработках современности, но и повествования о приключениях, исторические исследования и главное - новинки фантастики. Я пропал, то есть окончательно ошалел от бесконечного, почти круглосуточного чтения.
Глаза слезились, изображение двоилось, мозги слипались.
Однажды, оторвав мутный свой взор от пожелтевших страниц я узрел напротив, через узенькую нашу улочку, в огромном окне, где уже горел свет силуэт незнакомки.
Топлес.
Это была совсем юная девушка с высокой, изумительной формы грудью, осиной талией и копной бронзовых волос в придачу. Она чем-то там занималась в комнате и постоянно перемещаясь в пространстве, что мешало разглядеть подробности.
Вот эти «подробности» вернуло меня на землю.
Я обалдел от такого кино, но долго наслаждаться не пришлось: некоторые отдыхающие из особей в штанах тоже узрели красотку и широко расселись тут и там для просмотра многосерийной картины.
Тьфу!
В общем таинство, «приготовленное» для одного меня, закончилось. Да и свет в окне скоро погас. Народ разошёлся, я вернулся на пляж.
В нашей команде появилось пополнение: рыжая, в рыжих же конопушках по щекам и плечам девчонка (везёт на конопатых!). Вполне себе ничего, с оформившимися уже женскими формами. То ли от пережитого намедни, то ли от закатного солнца, щедро вызолотившего все её впуклости-выпуклости, но я запал на неё. Мне хотелось быть рядом. Смотреть. Дотрагиваться, как бы случайно, до её плеч и рук, - на большее не хватало фантазии. Через день, или два, не помню уже как, договаривались или нет, мы встретились в городском парке и принялись шататься по всем его закоулкам. Я был в некотором смятении, потому что не знал как перейти «рубикон», как и что делать дальше… Мне кажется, что она тоже. Наткнулись на уютную лавочку на скальном выступе у самого синего моря. Природа располагала: солнышко вот-вот собиралось спрятаться в драпировку предзакатных туч, ветер играл завитками наших волос, море шептало. Это был очень глубокий вираж…
Ну что-то было нужно делать!
И я сказал (проклинаю себя): «Можно я тебя поцелую?». Она опустила голову. Тогда, дурень, ещё не понимал, что молчание знак согласия. Мы ещё некоторое время тупо посидели, потом встали с лавки и разошлись по домам. Всё.
Под финал темы. В Ростове на Дону, предпоследним месте службы папы, уже совсем взрослым, лет четырнадцати, я влюбился в девочку из соседнего двора. Миниатюрную. Очень красивую. Прекрасно сложенную. И всё «вокруг да около». В общем, пока я сопли жевал, отца перевели по службе в наш южный городок. Завязалась переписка, наивысшим контрапунктом которой стало её признание: «я тоже «Ich liebe dich» (нем.). То есть, она тоже любит меня. Костерок чувств, если в него не подкидывать дровишки, скоро гаснет. Переписка сама собой завяла. Так что «этого» в моём богатом событиями и приключениями детстве – не было. Прошу современных эротоманов не беспокоиться.