Саринский Марат Рафикович (1966 гр.) - водитель дальнобойного тягача с прицепом, перевезшего самую гигантскую «заужающую муфту для труб большого диаметра», самую габаритную в 90-е годы (в технической документации она называется сложнее, но рядовому читателю ничего не объяснит). Знаменит Марат и самой длинной командировкой дальнобойщика в 90-е годы — перевозка муфты из Нового Уренгоя, куда её доставили по ошибке, на Ухту заняла 5,5 месяцев. Вызывала остановку на участках федеральных трасс на 4 часа два раза, на 6 часов два раза и несколько раз по часу-два. Дважды подразделения МЧС Тюменской области и Пермского края сооружали понтонные дополнения для крепежа мостов, по которым шёл тягач с муфтой.
За время пока Марат был в пути он успел развестись с женой (заочно), пропустить свадьбу сына и похороны друга-дальнобойщика, который ушёл в авантюрный рейс за спиртом в Северную Осетию и попал в смертельное ДТП.
Одним из самых спокойных участков своей командировки Марат считал участок в Республике Коми — от реки Чича до самой Ухты. Здесь к нему в кабину подсели два гномика и один старичок-боровичок с говорящей лисой на оранжевом поводке. Жара стояла крайне редкая в наших краях — под 37 градусов. Когда на въезде в Ухту, у поворота на Ярегу тягач встретили патрульные машины милиции и «Скорая помощь», в кабине тягача жарилась на керосиновой конфорке рыба, которую под Чичей подарили обматюкавшие Марата рыбаки, сушились носки и трусы на растянутой веревке через всю кабину, кассетный магнитофон орал что-то из песен Владимира Высоцкого...
… Нет-нет, с Маратом Рафиковичем всё в порядке. Укололи успокаивающим этого расплакавшегося работягу, загнали на просёлочный разворот тягач. Поставили охрану. Газпромовских специалистов наехало человек двадцать. А Марат лёг спать.... Облепленый комарами, он был похож на кучу тряпок, сваленных на обочине. Ну, в общем-то, именно так к нему и относились, судя по всему, работодатели. Во всяком случае — тогда, в 90-х. В те полгода, когда он вез «штуковину» через полстраны и ломал свою судьбу тоже пополам.
Сяро Вильгельм Томасович ( 1899 — 1932 ). - стекольщик. Мастер фигурной резьбы зеркал большой толщины. Прославился тем, что составил карту миражей в Усть-Локчиме, Корткеросе и в районе Красного Затона. До нашего времени карты не сохранились, остались лишь слухи, но зато вместе со слухами сохранились и записи видений, пророчеств Вильгельма.
О детстве и месте рождения этого своеобразного человека мало что известно. По одной версии, он — эстонец и происхождением из Эстонии, по другой — финн или чухонец из Карелии, но в обеих версиях он сослан из Ленинграда за участие в мистическом контрреволюционном кружке, который образовался вокруг баронов Таубе, возможно, только из-за того, что часть семьи Таубе была за границей, и непосредственный куратор их (и многих других религиозно-философских мистических кружков) - Александр Александрович Мейер находился во Франции. Кружки разогнали и пересажали осенью 1927 года, к 1931-му многие философы и мистики оказались в таёжных местах.
Зеркала 2 на 2 метра здесь резать было не надо. Да и толстых зеркал (от 10 мм и выше) Вильгельм не увидит больше никогда... Так и запомнил он последнее зеркало в своей жизни, вырезанное и встроенное в гостиной профессора Стржемского в квартире на 7-й Линии Васильевского острова. Особенно, когда в зеркале отразились два парня в кожаных куртках из ЧК. Тогда в зеркале отразились и гигантские муравейники с гигантскими крестами, но Вильгельм только догадывался, что всё это значит. Сеансы спиритизма в ЧК легко переводили в практическую осязаемую плоскость.
Именно Вильгельму принадлежит теория, на которую ссылаются до сих пор в Мюнхенском институте парапсихологии - «О малых миражах и модельных миражах, как форме трансляции и копированияа». Вильгельм утверждал, что фиксировал (в т.ч. и со свидетелями) миражи малого и сверхмалого типа — на корме лодки, например, как в кукольном театре, появляется мираж Дворцовой площади Ленинграда. Вот он, Александрийский столп (на мираже высотою чуть больше сапога), вот люди ходят, - вон куда-то в речной туман, растворяясь, ушёл маленький трамвай... Или — на зимовке, где готовили жерди к строительству фермы, за рабочим столом ночью дежурил сам Вильгельм и с ним бывший ростовский перегонщик табунов для конных заводчиков Василий Смагин, обоими зафиксирован в ночь на 25 февраля 1932 года довольно обширный, но уменьшенный мираж пальм, растений и цветов совсем других географических широт. Дразнилки про чай с мухоморами тут не проходят, потому что чай был только один на всех — иван-чай, еда простая, химического галлюциногенного воздействия на сознание зафиксировать было трудно, да и не с чем. А впрочем, и некому тоже...
Так вот — теория Вильгельма заключалось в предположении (и, видимо, были какие-то попытки обоснования) магнитно-оптических свойств поля вокруг Земли, которое, «как на граммофонной пластинке, записывает информацию, а она — информация — хранится бесконечно и не известно сколько, часто с нарушениями, какие случаются в очень больших библиотеках и не могут не случаться». Земля - Библиотека часто путает каталоги времен, иногда падают стеллажи, распахиваются книги и «включаются» записи, звуки, слипаются страницы, и глаза в глаза смотрят друг на друга Плутарх и Энгельс, Парацельс и Кандинский... Вильгельм Сяро предполагал, что ряд гениальных открытий цивилизации — есть ни что иное, как вброс или случайное смешение каталогов гигантских стеллажей, когда в прошлое что-то попало из будущего. Но почти всегда - в отрывках «конспектов», в нестройном копировании. Феномен Леонардо да Винчи он объяснял этим же, догадки Декарта и онтологию веществ Парацельса - тоже.
Вот некоторые «миражи» Вильгельма о краях Усть-Локчима, Вишеры, Усть-Кулома, Красного Затона и, кажется, Корткероса:
«... целые поля воды. Шесть, восемь, может и больше. Правильные, расчерченные, будто карандашом. Над некоторыми стеклянные купола. Приезжают-уезжают большие автомобили, а вдоль берега Вишеры, как вдоль улицы, стоят фонари и светят разным светом в разное время ночи. То зелёным, то бледно-розовым, то желтым. Будто праздник какой-то....».
«По всей дуге берега возле Усть-Кулома большой светящийся жёлоб. Как монплезир в Петергофе, только в длину версты две. А за селом видел три здания — красивые цветные кубики с трубами. Большие, наверное, этажей по пять...Может быть, и не пять, но крупные здания. Наверное, что-то производственное. А деревянные дома и через сто лет стоят... время не понимаю. Наверное, это всё-таки даже больше, чем сто. Может, 200 лет ...».
«В Корткеросе игры какие-то большие. Ярмарочные. Много людей и языков много. Беда там однажды случится, но и даже из беды на весь мир сделают красивую историю и ярмарку по-новому играть будут. Облака светом подсвечивают, и высоко на домах люди на канатах катаются. А ещё там много будет людей с Востока. Что-то, наверное, построят...».
«Видел маленький мираж — будто на столе. Кажется, мы тогда сплавную бригаду ждали на берегу Вычегды. Мост большой, а за ним ещё один, а дальше ещё один...И Вычегда будто в Вычегде — маленький экран на воде. Всё камнем красиво уложено. Парк большой у мостов... Где-то это между Выльгортом и Красным Затоном.».
Записки Вильгельма в 1978 году обнаружила немка, приехавшая из Германии на места ГУЛАГа, где выросла в 30-х годах. Ей записки передали мужики (как они сами сказали, «по обещанию матери» - их мать обнаружила записи эти в Красном Затоне и попросила передать немцам. В 70-х годах кому ж ещё? Иначе бы в психушку упекли или точно уж выкинули, и все...Самое простое).
Вильгельм С. умер от простуды. Почечные колики замучили его, и он тихо угас на поселенческом топчане в одном из бараков Усть-Локчима.