Предыдущая страница: http://proza.ru/2022/01/05/1179
102. Нат. Берег реки. Волчья стая.
Вожак стаи, насытившись, лежит на снегу, облизывает окровавленные лапы.
Молодые волки рвут и таскают по насту останки лошади и всадника.
Голос за кадром
Обоз ушел, а нагнать его утром и идти за ним далее у сытого и матерого вожака отпало желание. Тем более, вторая лошадь лежала на том берегу. Это еще один день сытной жизни. Наступал конец февраля. Скоро молодые самки будут готовы к спариванию. Далее придется выхаживать волчат. Инстинктивно старый волк понимал, что нужно вести стаю назад в тундру. Раньше он побаивался двуногих крикливых существ в длинных шубах, блестящих железом, пахнущих горелым деревом. Сегодня же, отведав человеческого мяса, вожак понял, что эти двуногие твари не такие уж сильные и огромные, как ему казалось раньше. Страх перед людьми, всосанный с молоком матери, пропал. Волк понимал, что через день-два они нагонят две упряжки, ушедшие на север. Так что по дороге в тундру его стая не останется с пустыми брюхами.
Старый волк, смотрит на месяц, серебром освещающий замерзшее русло реки, задирает окровавленную морду к звездам и воет.
И вся волчья стая, приостанавливает кровавый пир, следует его примеру… Воют.
103. Инт. Казахстан. Сопка. Пещера волхвов.
Истяслав подходит к Никите, который с любовью протирает пропитанной в хлопковом масле ветошью глиняные таблички с изображениями дворцов и храмов, аллей и каналов.
Никита
– Град какой-то античный что ли, отче?
Истяслав
– Да, это самый древний град на севере. Юпитер-град. Ему много тысяч веков, отрок. Эти древние фрески я принес с собой от брега моря Варяжского, где род мой обитал, оберегая сию святыню. Жил древний град когда-то. Люди строили его на века. Брега каналов и рек в гранит облекли. Площади выложили, храмы воздвигли. Опосля по его образу и Афины, и Рим воздвигнуты были. Но пришла напасть великая, поднялись воды морские студеные и затопили сей град. Люди ушли в страны дальние. А град затянуло тиной морскою. Но волхвы тысячу лет ждали и верили, что сойдет вода великая и снова Юпитер-град заблистает своим величием. Десять веков назад послали жрецы Египетские волхвов разведать, не сошла ли вода. Долго шли волхвы. Степями, пустынями, шли по одной только им изведанной дороге. Дошли до Ильмень-озера, реками добрались до Нево-озера, а далее и до моря студеного. Остановились на берегу, где из Нево-озера река впадает в море Варяжское. Там волхвы и поселились. Море-то ушло, да болото осталось уж дюже топкое.
Но наказ богов и жрецов исполняли волхвы. И в лютый мороз, и в летний зной неустанно рыли они каналы осушающие, спускали торф и грязь вековую в реку. Нашли они строения каменные, колонны античные. Токмо вот одним волхвам не под силу было одолеть силу естества. Как весна, так поглощала грязь и плывун старания их. Постепенно обрастало сие место маленькими городищами, что поверх земляного слоя строились и возникали. Тогда и послали волхвы челобитную к царю-батюшке. Ушли ходоки в Коломну да так и сгинули. Грамоты их с чертежами улиц и каналов, аллей и парков пропали. Видать, набожный царь побоялся Юпитер-град отрывать и под страхом казни запретил даже говорить о тайне великой. А волхвов, что обитали близ озера Нево, извести повелел. Вдвоем токмо мы и уцелели, сохранив фрески бесценные. Да вот старший Вторак нынче помер. Теперь тебе, отрок Вторак, хранить память о Юпитер-граде…
Гостомысл, слушает беседу, подходит к Никите.
Гостомысл
– Ну-ка присядь да фреску к груди прижми покрепче.
Гостомысл достает серебряный шар на цепочке, качает его перед глазами Никиты, погружает его в гипнотический сон.
Гостомысл
– Что созерцаешь, Вторак Малой?
Никита
(в состоянии гипноза)
Видение и голос Никиты
– Зрю, град стоит при море. Храмы и колонны, фонтаны и скульптуры каменные, великими каменотесами произведенные. Невиданным доселе искусством отшлифованные плиты. Лестницы из красного мрамора выложены способом невиданным. Колонны высокие чредой к небу возвышаются. Статуи нимф и атлетов крыши сих храмов поддерживают.
Гостомысл
– Зри сквозь лета, отрок.
Никита
(в состоянии гипноза)
Видение и голос Никиты
– Потоп библейский всемирный вижу. Много воды.
Гостомысл
– Далее.
Никита
(в состоянии гипноза)
Видение и голос Никиты
– Много веков вода кругом.
Гостомысл
– Далее сказывай.
Никита
(в состоянии гипноза)
Видение и голос Никиты
– Лед и снег вижу по всему брегу моря и далее к землям южным. Облака летят, свет да темень чередом меняются. Сходит лед, рушит храмы. Колонны кои падают, кои остаются. Ушел лед, вода осталась. Травой порастает, болото зачинается. Грязь да мох все выше и выше. Деревца прорастают по верху мха и превращаются в лес дремучий. А река все несет да несет ил да грязь, при половодье весеннем вновь покрывает сие место новыми слоями почвы. Лицезрю волхвов, медом попотчеванных и в бане запертых. Мужи в шубах песцовых да шапках бобровых свитки разглядывают. Кладут в сундук кованый. Баня, в которой ведуны заперты, горит. А бояре, что давеча грамоты зрели, уж потравлены лежат.
Гостомысл
– Сказывай, что далее сотворится.
Никита
(в состоянии гипноза)
Видение и голос Никиты
– Царь Иоанн долго жить приказал. Смута великая идет. Брат на брата, отец на сына. Чадо малое на воротах кремля удавлено. Вижу Настю, покойную дочь боярина Романова, жену благоверную царя нашего с младенцем желанным, коего народ лобзает и на руках носит.
Тучи проносятся, свет с тьмой сменяя. Два царских дитятка в сундуках шарят, играясь в подвалах Тайницкой башни. Чертежи волхвов разглядывают. Да немощен один, преставится вскоре. Второй растет, а как вечер, так найденные грамоты все рассматривает да изучает. Тучи проносятся, свет с тьмой сменяя.
Гостомысл
– Далее, отрок, далее.
Никита
(в состоянии гипноза)
Видение и голос Никиты
– Много народу мастерового гонят в места болотные. Копают каналы, болото осушают. Лес пилят. Избы на зиму рубят. Сваи колотят, чтоб плывун сдерживать. Весной паводок смывает строения и затягивает каналы. Опять люд дополнительный согнан. Мор стоит безмерный. Осушенный торф какой сжигают, а какой в реку сплавляют течением. Зрю, каменный град с колоннами и арками, фонтанами и каналами из болота растет. Юпитер-град вновь блистает на севере средь болот и лесов… Восстановивший сию красоту себя императором объявляет, а град нарекает Питерградом. А тем, кто посмеет назвать град старым именем, велит языки резать.
Тут Никита неожиданно хрипит и, задыхаясь от удушья, заваливается на бок. Гостомысл подхватывает каменотеса и выводит его из гипнотического сна. Никита открывает глаза.
Гостомысл
– Увлекся я, отрок, чуть нить жизни твоей не упустил. Ты уж прости старца неразумного. Далее аккуратен буду.
104. Нат. Зимний день. Крепость Кучум Хана. Рынок.
Кучум Хан выезжает верхом со свитой за вторую крепостную стену. Ревут поднятые к небу медные трубы-карнаи, дробью отзываются бубны.
Любопытная пестрая толпа замирает в ожидании зрелища.
Из ворот выводят ишака, на котором сидит задом наперед полураздетая девушка. Четырнадцатилетний ребенок с распущенными волосами дрожит от страха.
Палач, ведет ишака за веревку и подходит к месту казни.
Кланяется хану.
Кучум Хан одобрительный кивает.
Глашатай
– Жена изменила мужу, и, по нашим законам, она умрет страшной смертью!
Воют карнаи.
Обреченную на смерть подводят под руки к палачу и ставят на лежащий мешок. Палач поднимает края мешковины. Девушка в мешке. Подходят помощники, бросают в мешок кота и открытый сосуд с гюрзой. Завязывают мешок. Палач отходит в сторону.
Из дергающегося мешка раздается оглушительный женский визг и рев обезумевшего кота.
Кучум Хан, сидит на подушках, вкушает поднесенные ему сладости. Толпа орет от восторга, заглушая слабеющие крики жертвы правосудия.
Хан лениво машет рукой.
К мешку подъезжают два всадника. Подхватывают концы веревок, направляют своих коней к реке.
Волокут мешок до полыньи. Отпускают веревки тогда, когда мешок падает в воду. Мешок тонет в полынье. Кучум Хан встает. Ему подводят коня. Толпа разбредается. Рынок начинает жить обыденной жизнью. Продают, трясут шкурами, торгуют рыбой, мясом, рассматривают зубы у лошадей покупатели.
105. Нат. Пойма реки. Уральский хребет. Полусотня татарских всадников.
Голос за кадром
Конный разъезд численностью в пятьдесят всадников пять дней назад наконец-то обнаружил следы новгородского обоза, про который давно ходили слухи. Санный след, оставленный им на снегу, вначале шел вверх по руслу реки, но позже повернул к горному массиву Уральского хребта. Разведчики князя Епанчи, упорно преследуя непрошеных гостей, забыв про элементарную осторожность, нагоняли обоз, и с каждой минутой расстояние сокращалось. Да и почему татарам было осторожничать? Они на своей земле. Какой вред им могут нанести купцы? Достаточно и маленького дозора впереди основного отряда. А жажда легкой наживы совсем им затмила ум.
Вогул вел караван с пушниной только ему известными дорогами. Он то спускался в замершие русла рек, то вновь уводил обоз болотами, а потом снова спускался в русло.
Угор пропускает последние сани и казаков на берег. Остается на льду речки один.
Расчищает ногами от снега лед, вытаскивает из сумы рог сайгака.
Встает на колени. Вогул прикладывает рог ко льду. Слушает, встает, криво усмехается, отряхивается от снега и бежал за удаляющимся обозом.
Угор
(догоняет сани где едет Семен)
– Погоня идет за нами, однако. Много всадников, совсем рядом.
Семен
(потирает радостно руки)
– Работа наша, кажись, началась, ну-ка, Олеша, свистай казачков.
Обоз уходит вереницей в лес.
Остается только санный след.
Из-за поворота поймы реки. Двигаясь по санному следу. Едут верховые дозорные татары. Семь всадников.
Татары, внимательно изучают следы.
Всадники поднимаются на берег и въезжают в лес.
На льду остается основной отряд.
Дозорные, изучая следы проезжают, не замечая укрывшихся за стволами деревьев казаков. Казаки с пищалями наготове затаились.
Дозор проехал по следам обоза дальше. Остановился. Санный след уходит далее, а следы копыт лошадей уходят в левую сторону.
Старший дозора отдает распоряжение одному из воинов, и он, разворачивает коня. Галопом скачет навстречу основному отряду.
Но накинутый волосяной аркан вырывает его из седла, как пушинку.
Посыльный, не успевает опомниться, как оказывается в хватких руках казаков.
Лошадь, потеряв наездника, переходит на рысь, а потом и вовсе останавливается. Лошадь топчется на месте, она разворачивается в сторону головного дозора и, испуганно фыркает от удара прилетевшего в ее круп снежка, скачет обратно.
Отряд на льду.
К знатному татарину подъезжает на олене старший вогульских воинов.
Старший из вогульских воинов.
- Скоро земля вогульского княжества закончится. Дальше каменный лес и угодья Чуди белоглавой. Вогулы дальше не пойдут. Плохой чудь народ, проклятое место. Они проживают в подземном царстве. Стерегут серебро и злато. А ежели какое злато река водой наверх вымоет, то Дивьи собирают его и назад в землю уносят. А поднявший же с их земли что-нибудь или пришедший сюда незвано обязательно наказан будет. Или гром убьет его, или болото проглотит.
Татарин
(усмехается)
– Всевышний поможет нам.
Старший из вогульских воинов.
– Боятся люди входить в их каменный лес.
Татарин
– Еще немного, и мы нагоним обоз, а там домой вернемся с добычей и пленными урусами.
106. Нат. Лес. Казаки в засаде.
Семен
(прячутся за деревьями)
– Так, казачки, слухай сюда. Встанем в три рядка за березами. Перший ряд как пальнет, сразу пищали назад передает. Второй ряд подает заряженные первому. Третий заряжает. А коль после третьего залпа татарин все же попрет, берите в руки бердыши и бейтесь ими, покамест третий ряд вновь не зарядит пищали.
Основной отряд воинов мурзы Епанчи, поднявшись по санному следу на берег медленно втягивается в березняк.
Вогулы на оленях перестраиваются и двигаются сзади татар.
Вогулы озираются по сторонам, они, преодолевая животный страх, едут молча, гладят руками висячие на груди под одеждой амулеты.
Основной отряд подъезжает к месту засады.
Звучит первый залп из пищалей. Пятеро верховых татар падают на снег. Одна лошадь бьется в предсмертных судорогах, вторая, пытаясь подняться, волочит задние ноги, жалобно издает ржание.
Звучит второй залп. падают на снег верховые.
Вогулы третий раскат залпа слышат уже на реке, так как, стегая оленей и выпучив от ужаса глаза, мчатся обратно.
Вогулы
(хором)
– Земляные люди! Дивьи! Чуди! Простите нас! Мы не пойдем больше в ваши угодья!
Третий шквал свинцовой сечки выкашивает еще больше людей, воины Епанчи в панике сбиваются в кучу.
На оставшихся в живых конников из лесу бегут казаки.
Организованного сопротивления татары уже не оказывают
Головной дозор из шести всадников, возвращается на выстрелы, дозорным предстаёт картина.
Двадцать четыре их соотечественника лежат на поле битвы. Там же валяются убитые и раненые лошади.
Между ними бродят казаки, добивают бердышами раненных татар и лошадей, снимают сбрую с животных и обшаривают одежду убитых врагов.
Татары вихрем идут на прорыв через поле боя, рубят саблями направо и налево.
107. Нат. Березовый лес.
Семен сидит рядом с трупом Алеши.
Семен
– Да как же тебя угораздило, Олеша. Ведь говорил тебе не отходить от коней ни на шаг. Что же скажу я твоей матушке? Как же я запамятовал про дозор их? Видать, разум отняла жадность моя.
Семен поднимается, осматривает на ладони горсть золотых перстней, снятых с убитых, размахивается, швыряет их в снег.
Семен
– Положите убиенных на сани. Тут недалече осталось. Домой повезем,
Казак
(показывает на трупы воинов Епанчи)
– С басурманами чего робить, Семен?
Семен
– С дороги уберите, да и станется им. Пусть их соболя грызут. Все больше пушнины будет. Бояр-то в думе да сынов боярских по Москве и Новгороду все более и более нарождается. Каждому шубу меховую подавай да шапку бобровую. Кичатся мехом серебряным, в летнюю жару не снимают, важность свою показывая. Выбили ради них, кровососов, зверя по всей Руси, токмо вот в Сибири и осталось промышлять пушной. Да только, братцы, нынче наш промысел дюже хлопотный вышел. Коней, что живые, споймайте, а убитых лошадей, что помоложе, на мясо. Да сбруи, седла поснимайте, черти неразумные! Шашки, луки, копья, броню – все в обоз несите. За камнем продадим и семьям погибших поможем.
Казак
– Семен, а с этим как поступить?
Казак держит за шиворот татарина, которого заарканили и повязали еще перед битвой.
Атаман посмотрит в глаза пленному. В них нет ни страха, ни смятения.
Пленный татарин
– Урус собак! Секир башка! Шошканын Эркэге.
Плюет под ноги Семену, визжит плененный воин.
Семен
– Что он сказал?
Казак
(держа за шиворот татарина)
– Собака ты, Семен, и голову рубить тебе он будет, а дальше что-то про свинью.
Купец
(подходит от обоза)
– Кабан ты выложенный, хряк бесплодный – вот что он тебе сказал.
Семен
– Вот паскудь, а я же его отпустить хотел. Ну, коли я кабан выложенный, то и ты более балашат не наплодишь. Ну-ка, братки, суй его вниз головой в бочку, что под солониной была. Сейчас мы Кучуму еще одного евнуха изготовим!
Связанный пленник, сунутый в бочку вниз головой, беспомощно дрыгает ногами.
Пленный татарин
(из бочки)
– Шошканын Эркэге. Урус собак!
На снег, паря, падает семя басурманское. Визг татарина заглушает хохот и свист казаков.
Казак
(Утирая окровавленные руки о снег, казачина расплылся в беззубой улыбке)
– Я бы всю их породу выложил, дай мне право!
Купец
(крестится, шепчет)
– Господи, помилуй! Господи, помилуй! Тати, мазурики, разбойники с большой дороги. Ну и стражу мы наняли. Зарежут и оком не моргнут. Господи, помилуй!
108. Нат. Утро. Встает солнце. Болото.
Упряжка Архипа и Ксении нагоняет упряжку, в которой едут Пайза с Ванюшкой.
Голос за кадром
Упряжку, в которой ехали остяк с Ванюшкой, Архип с Ксенией нагнали только под утро. Благо, что протоптанный в снегу обозный след для оленей был верным ориентиром в пути.
С рассветом остановились. Пока отдыхали и кормились олени, Ксения, порвав чистую Ванюшкину рубашку, перевязала кропившуюся кровью рану Архипа, предварительно смазав живицей.
Две упряжки останавливаются. Люди ходят разминаются. Ксения перевязывает рану Архипу.
Архип
– Пищаль заряди, она хоть и без приклада, но может еще сгодиться.
Ксения
– А я в нее пол заряда заложу, как на утей. Тогда она не шибко взад отдаст.
Остяк
– Волки за нами пойдут. Им не взять большой обоз. А у нас две упряжки. Сейчас не пойдут, через день догонят.
Архип
– Вот свинцом их и встретим. Жаль, рука не работает, я с лука бы помог.
Голос за кадром
Разомлев на солнышке, перекусив вяленой рыбой, чуть подремали. На отдохнувших оленях к полудню тронулись в путь. Всю ночь шли размеренным шагом, чтоб не загнать животных. Все чаще и чаще начала спотыкаться лошадь, не привыкшая ходить по болотному кочкарнику. Вечером на небольшой остановке, хоть и жаль было, Архип попросил Ксению расседлать пристяжную кобылу, снять седло и сбрую.
Архип
– Хорошая порода, грудь широкая, под плугом бы пошла, сеяться весною надобно, да, видать, не моя это добыча.
Упряжки бегут дальше. Архип, глядит, как растворяется в темноте силуэт отставшего животного.
109. НАТ. Ночь. Лежанка волков.
Вожак поднимается, глядит на луну. Стая выстраивается в походную цепочку, бежит по натоптанному обозом следу.
Рассвет. Волки крутятся на бывшей стоянке людей.
На снегу кое-где валяется чешуя, остатки вяленой рыбы, окровавленные тряпки и олений помет.
Обнюхивают, съедают остатки пищи.
Стая бежит дальше.
110. Нат. Уральский хребет.
Вогул останавливает обоз.
Подходит к каменной скале.
Достает бубен и, ударяя в него, начинает исполнять какой-то загадочный танец.
Исполнив его, Угор кланяется и ставит глиняный горшок с овсом на огромный пень.
Вытаскивает из сумы берестяную шкатулку с серебряной деньгой, кладет на пень рядом с горшком.
Отходит от пня, приседает на снег и вновь бьет в бубен.
Вогул возвращается к саням, в которых сидит Семен.
Угор
– Дивьи разрешили проехать по их угодьям. Обещали, ежели за нами снарядится погоня, запутать следы.
Семен
(улыбается)
– Так ты же с пнем гуторил!
Угор
– Вам не дано видеть людей подземного царства. Их голоса и то слышат не все. У меня родные корни по деду. Опосля расскажу, сейчас нужно ехать. Татары не простят твоих потех. Догонят, идя по следу.
Семен
(обозникам)
– Трогай!
Семен, двигается, освобождает в санях место для вогула.
Обоз медленно двигается меж камней и деревьев.
Атаман мельком глядит на пень. и сняв шапку крестится.
Горшок валяется рядом с пнем пустой, овса уже в нем нет, шкатулка без серебра лежит на боку.
Следы вогула на снегу к черному пню на глазах у Семена исчезают.
Семен
(надевает шапку)
– Чур меня!
111. Нат. Утро. Русло маленькой таежной реки. Две упряжки останавливаются. Архип , Ксения, Ванюшка и остяк разминают ноги. Приседают.
Остяк
– Салым-река, дальше татар нет, пойдем рекой.
Упряжки, сворачивают с санного следа, спускаются в русло, двигаются дальше.
Олени ходко бегут по покрытому настом льду.
Река петляет из стороны в сторону.
Солнце светит то в глаза, то сбоку, а иногда и в спину.
Архип
(любуясь природой)
– Краса-то какая
Архип берет здоровой рукой суму и, пошарив в ней, достает кусок вяленой конины. Подал Ксении.
Архип
– На-ка, пупок завяжи, красавица. Ведь нынче мясоестие началось, вслед за тем пост наступит, потом токмо шишки и будешь щелкать, да мне отрежь кусочек, что-то в животе засосало. Раз проголодался знамо, на поправку пойду.
Ксения
(засовывая кусочек за пазуху)
– Ванюшке оставлю.
Архип
– Твой Ванька впереди на возу не дремлет. Вон, вся дорога в чешуе, только знай себе лузгает да лузгает.
Ксения
– Как бы с животом потом не маялся, наголодался на татарских харчах сынок, хуже собак кормили. Кинут детишкам кости обглоданные, они в драку. Кто поспел, тот и съел, остальные ревут, душа раздирается, а нехристям забава. Ты-то пошто нас выкупил?
Архип
– Жалко вас стало, вот и выкупил, своих вспомянул, что узбеки порешили. Да ты не бойся, я до баб не падкий. Самой решать, что далее делать будешь. До весны доживешь, а там с Ванькой с новгородцами уйдете за камень. Они частые гости в наших краях. Тут по воде дорог много, хоть в Китай плыви, хоть на Мангазею греби. От нас по Оби до Сосьвы-реки через зырян да коми пройти можно, а там и до Камы недалече.
Ксения
– Я и не из боязливых. Мой, когда замуж меня взял, бить приноровился. Как загуляет, так и кулаками махать норовит. Терпела, терпела, а потом взяла ковш дубовый и на голове его поломала.
Архип
– И что?
Ксения
(смеясь)
– Как бабка от шептала.
Архип
– Странный вы, бабы, народ. Бьет мужик – голосите, не бьет – значится, не любит, вы вновь в слезы.
Нарты, наскакивают на ледяной торос, подпрыгивают. Архип морщится от боли.
Ксения
– Болит?
Архип
– Терпимо, только рука плохо слушается.
Ксения
– А что за мазь тебе дал остяк?
Архип
– То живица, смола кедровая. Ее они собирают для того, чтобы раны оленям и собакам лечить. Теперича я заместо оленя.
112. Нат. Болото. Туман. Волчья стая. Светит луна.
Вожак стаи останавливается. Ведет носом.
При свете луны, освещающей мерзлое болото, виднеется силуэт лошади, она мирно щиплет траву меж кочкарника.
Вожак бросается вперед.
Остальная стая, берет бедное животное в полукольцо.
113. Инт. Крепость Чиги Тура. Дворец мурзы Епанчи.
Мурза Епанчи, ходит в ярости по комнате.
Мурза Епанчи
– Обоз догнать! На куски порезать собак! Немедля выслать погоню! Все, что обрежете ниже пояса, собрать и скормить собакам на площади в Чиге Туре!
114. Нат. Стены крепости Чиги Тура.
Из ворот выезжает сотня воинов.
Голос за кадром
Взяв по две пристяжных, сотня практически за ночь и световой день должны были нагнать новгородский обоз. Отряд состоял из Кучумских узбеков, приданных Епанчи для содержания в страхе и повиновении местных вогулов.
И действительно, проскакав ночь и световой день, они нашли место сражения. Запорошенные трупы с лицами, обгрызенными куницами и колонками, лежали по обеим сторонам санного следа.
Конные всадники кружат на месте. Под ногами коней заметенные снегом трупы воинов и коней.
Командир сотни
– Алга!
командир сотни, выхватывает саблю, и сотня, перейдя на галоп, движется дальше.
Следы обоза, петляют меж берез и осин, валунов и сваленных деревьев, уходят на запад.
Головной разведчик, увидав конский помет, спрыгивает с коня и, втыкает в него палец.
Головной разведчик
Теплый! Рядом, собаки неверные!
Сотня останавливается.
Следы обоза упираются в отвесную скалу.
Командир сотни
(рассматривая следы)
- Обоз вошел в камень?
Командир рассылает в разные стороны воинов для поиска следов, спешивается.
Он подходит к каменной скале, трогает ее руками, глядит вверх, осматривает каждый выступ.
Подъехавшие разведчики
(хором)
– Следов нет нигде, Шайтан их поглотил.
Голос за кадром
Не разыскав следов обоза и приняв решение идти в обратный путь, Разимурад ехал в раздумьях. Множество рассказов слышал он про людей, живущих в каменных скалах. Дивьи – люди, которых никто никогда не видел, слыли злыми колдунами, сбивающими путников с пути, путавшими следы. Они были ранее частью угорских народов, но, скрываясь от преследования могольских орд, ушли под землю и в камни Уральских гор. Вогулы рассказывали, что сумевшие вырваться из их чар навсегда забывали то, что с ними случалось во время нахождения в плену чар Чудьского княжества.
Разимурад останавливает коня, присматривается. Свежие следы обоза проходят уже через заметенные следы этого же обоза.
Всадники поворачивают коней по свежему следу. Проехав по следам, упираются в ту же скалу. Командир сотни разворачивает коня, и скачет обратно. За ним в панике скачут остальные. Мелькают ветки, хрипят кони.
И вновь впереди встает та же самая каменная скала.
Разимурад
– Мы ходим по кругу. Темные силы водят нас от камня к камню. Я не могу найти выход из этой западни.
Около пня валяется пустой горшок и заметенная шкатулка оставленного вогулом. Один из всадников показывает на пень плеткой.
Всадник
– Выход есть, таксыр, нужно принести в жертву коня, напоить кровью каменных людей, дать им свежего мяса, овса, и тогда они смогут отпустить нас.
Разимурад читает молитву. Все всадники, спешиваются и молятся.
Подводят пристяжную лошадь.
Режут лошадь.
Один воин ставит горшок, наполненный кровью лошади на пень. На нарезанное кусками мясо кладут вокруг пня. Рядом ставят полную торбу ячменя.
Разводят костры, останавливаются до утра отдохнуть.
Разыгрывается метель.
115. Нат. Сон Разимурада.
Лежит кайбаша* на поле боя мертвый. Разимурад осматривается. На берегу Туры догорает крепость Чиги Тура. Все поле устлано трупами воинов Сибирского ханства. К нему подходит человек с седой бородой, в белом одеянии, и, смотрит на Разимурада, это Гостомысл.
Гостомысл
(старец, опершись на посох)
– Воин, ты семь лет не был дома. Твои дети уже выросли, а три жены твоих ослепли от горя, выплакав глаза. Отца забрал Аллах, а мать была вынуждена отдать твоему младшему брату отцовские сады и пастбища. Я направляю тебя и твоих воинов домой. Весной в Сибирь придет белый хан, и, если ты не уйдешь, вот твоя и твоих нукеров участь, –
Гостомысл показывает рукой на поле боя.
Гостомысл
– Но ты не станешь изменником, если уйдешь сегодня, так как сразишься с передовым отрядом джунгар, которые идут скрытно на Искер. Тем самым спасешь Сибирское ханство от нападения.
Разимурад, просыпается. Берет рукой снег, растирает лицо.
Глядит на черный пень. Перевернутый горшок и пустая торба лежат у пня, от мяса ничего не осталось.
Следов никаких не нет, зато четкий санный след проходит через место бивака и теряется в заснеженном редколесье, указывая направление пути.
Разимурад
(десятникам)
– Поднимайте воинов, седлайте коней, нам пора в дорогу.
Отряд всадников едет по обозному следу. Впереди открывается сказочный тоннель из заснеженных деревьев, которые огромными арками нависают над дорогой, а пропустив отряд, колдовской лес выпрямляется и встает мертвой стеной.
Разимурад спит в седле. Спят и его воины. Отряд мерным шагом выезжает в степь. Едут по степи. Воины дремлют в седлах.
116. Инт. Сопка. Пещера волхвов.
Гостомысл, сидя на своем ложе, выстругивает заготовку для деревянной ложки. Истяслав со Стояном перебирают сушеные ягоды.
Никита собирается проверить петли поставленные на зайцев. Одевается. Выходит из пещеры.
Голос за кадром
Погода уже устанавливалась весенняя. Снег местами почернел и осел. Появились небольшие проталинки. Кое-где на солнечной стороне сопки принялись набухать на ветках деревьев почки. В это время как раз начинается гон у зайцев. Бегая друг за дружкой и набивая тропы в рыхлом снегу, ушастые зверьки носятся по ним, совсем не обращая внимания на опасность.
Этим-то и воспользовался каменотес. Расставив петли на тропках, он каждое утро после трапезы уходил проверять ловушки.
На смастеренных коротких лыжах Никита шагает вдоль тропы.
Он несет двух удавленных косых и, поправляет петлю. Раздается карканье ворон вблизи дороги.
Никита
– И с чего это всполошились, разбойницы?
Доносится топот лошадиных копыт, ржание, фырканье, лязг доспехов и оружия. Никита приседает за кустом, скрытно наблюдает за происходящим.
По дороге двигается вооруженный конный отряд. Всадники, мерно раскачиваются в седлах, выглядят как-то неестественно в утреннем тумане. Впереди едет Разимурад.
Отряд, похожий на тень, проезжает походным шагом между сопками, вскоре исчезает в пелене снежной степи, а Никита, подхватывает двух пойманных русаков, быстро бежит на лыжах к своему жилищу.
117. Инт. Сопка. Пещера волхвов. Никита стоит на пороге пещеры. Тяжело дышит.
Истяслав
– Надобно бы Валихану отписать, что пришла в степь сотня узбеков.
Гостомысл приносит клетку с голубями. Истяслав пишет записку.
Через некоторое время из пещеры вылетает белый почтовый голубь.
Он пролетает над сонным отрядом всадников. Летит к стоящим за горизонтом юртам. Залетает в кошару. Где воркует у других голубей. К ножке птицы прикреплена трубочкой записка Истяслава. Смотрящий за голубями, дедушка-индус по имени Гаджи-Ата, снимает с лапки записку.
118. Инт. Сопка. Пещера. Волхвы.
Никита
– Отче, а зачем узбеки тут?
Гостомысл
– Силы татарские мы оттянули от Чиги Туры. Весной там битва затеется. А джунгарские разведчики уже снова у святых могил встали. Ежели кипчаки с узбеками объединятся, то не пройдут джунгары на север, а повернут на Бухару и Самарканд. Вот, стало быть, мы людям русским и поможем энтим. Не будет нынешней весной подмоги Кучуму из Бухары.
Никита
– Каким русским? Нет тут душ русских покамест, отче.
Гостомысл
– Нет, так будут. поход затевается супротив Кучума. Пока он к Казани югом двинется, Русь с севера и ударит. Хватит набеги устраивать да людей русских бить.
Никита
– Да ведь, отче, с воинами попы и опричники придут. Куды потом нам идтить-то?
Гостомысл
– На кудыкину гору, отрок. Мы для того и живем, чтоб русскому люду помогать. Чтоб расцвела красою сторона словен и русов. А что с нами опосля станется, то это неважно, боги наши за нас определили участь каждому.
Никита
– А откель ведаешь про все это?
Гостомысл
– Дар мне даден ведать про настоящее, а про будущее ты мне подсобляешь, отрок Вторак.
119. Нат. Снежная степь.
На встречу отряду Разимурада приближаются два всадника. Это Исатай и Отар.
Исатай
– Уран!
Разимурад
– Уран. Салам аскар. Мое имя – Разимурад, мой род идет от внука хана Мира Хубилая, что правил Китаем. Да будет свята его память.
Исатай
– Я аскар Исатай, приветствую тебя на нашей земле. Если с миром идешь, будь моим гостем.
Разимурад
– Благодарю тебя, Исатай, мне и моим людям не помешает отдых.
120. Нат. Сибирь. Русло замерзшей Речки выходит на огромное пространство Оби.
Упряжки останавливаются при выходе на Обь.
Ксения с сыном, берут топоры, идут рубить хвойные ветки оленям, на которых есть ягель.
Остяк перевязывает рану Архипа, накладывает свежую повязку.
Подает Архипу семь колобков замерзшего жира.
Остяк
– Если волки догонят, возьми это, и кидай им под ноги.
Архип
– Травленное?
Остяк
– Нет, там внутри китовый ус. Он скручен в теплом барсучьем жире и заморожен. Когда волк его проглотит, то жир в брюхе растает, ус распрямится и проткнет кишки. Волк подохнет. Мы так оленей в тундре бережем от них.
Архип
– Всего семь комков, больше нет?
Остяк
– Нет. Дальше рубить саблями будем, стрелять из лука.
Архип
(усмехается)
– Ага, особенно я одной рукой.
Остяк
– Поэтому я тебе жир дал. Старые волки бросятся на нас, а молодые отстанут. Я отдам им пристяжного оленя, а ты жир кидай на дорогу. Пока взрослые оленя грызть будут, молодых не подпустят. Они и сожрут китовый ус. Все меньше волков останется.
Вечереет.
Две упряжки нагоняет стая волков.
Вожак, поджав уши, несется первый. За ним летит доминирующая самка, а далее – вся стая.
Ксения целится из пищали, стреляет.
Заряд попадает в вожака и самку, калечит лапы еще трем зверям.
Остальная стая, перепрыгивает через раненых и убитых сородичей, продолжает преследование.
Остяк отпускает пристяжного оленя, бьет его по ногам погонным шестом.
Олень начинает захромать, отстает от упряжек.
Стая, бросается на отставшего оленя забывая об упряжках.
Архип держит куски жира в здоровой руке.
Архип
- Я со страху про жир забыл!
Ксения
– Слушай, Архип, а почто ты без усов да бороды? Словно и впрямь шаман белый.
Архип
– Сбрил я их, чтобы в Искере татары не приметили.
Ксения
– Трунишь? Я ведь в тебе русского еще на базаре признала.
Архип
– И как это ты сподобилась, матушка?
Ксения
– Зрю, идешь ты, как гора, плечами татар толкаешь. Руку левую прижал к боку, словно саблю придерживаешь. Так что и бритый ты не похож на остяка или татарина косолапого.
Архип
(шутит, смеется)
– А с какого лешего я косолапить-то должон? Я же три века кряду, как они, на шее русского Ивана не сиживал.
Ксения тоже смеется.
Упряжки идут Обью. С левой стороны виднеется русло Иртыша. Правый высокий берег возвышается над великой рекой, а левый, низкий берег, покрытый снегами, маячит в тумане. Яркий свет луны освещает огромную пойму реки.
Архип
– Иртыш прошли скоро дома будем. А это действительно
Об!
Архип оглядывает просторы, разводит руки.
Ксения
– Ты про что?
Архип
– Об. У таджиков так вода зовется. А тут весьма много об. И свобода! Ни князей, ни бояр тебе. Юнцом на Волге жительствовал, думал, там воля, а теперь понимаю, что здесь она, милая.
Ксения
(ежится от мороза)
– Так какая же это воля, коли нехристей кругом, как дерьма за баней?
Архип
– Остяки да вогулы мне не помеха, а узбек Кучум без Казани рано или поздно скатится в степь, где его раздерут, как шелудивого кота, джунгары. Да и вскоре приспеет сюда люд вольный и будет жить без царской милости и кнута опричного.
Ксения
(недоверчиво)
– Ох, и песнь поешь, будто мед пьешь. Да где же оно видано, чтобы без кнута людишки жили? Не вериться мне чтой-то. Свято место пусто не бывает, заживете вы вольно, а тут царевы холопы за оброком и наведаются.
Архип показывает пальцем на черные точки в конце убегающей колеи, это волки, вытаскивает куски замершего жира. Бросает на дорогу.
Архип
– А вот и паскудники нагоняют. Явились, не запылились.
Голос за кадром
Волки, расправившись с оленем и потеряв вожака, бежали уже не дружной стаей, а голодной сворой, постоянно завязывая меж собой стычки в борьбе за первенство. На ходу проглотив брошенные на дорогу куски жира, они ринулись дальше.
Но уже минут через пять самые сильные и проворные, которым досталась наживка, стали отставать от стаи. Китовые усы, свернутые в спираль, развернулись в их желудках, проткнув насквозь внутренности зверей. Осталось в живых всего четыре волка.
И, понимая, что дружной стаи уже нет, волки, пробежав немного за упряжками, остановились и, развернувшись, потрусили к умирающим сородичам.
Их они съедят завтра.
Волки разворачиваются.
121. Инт. ПЕРМСКИЙ КРАЙ. Изба. За столом казацкие атаманы Богдан Брязга, Никита Пан, Иван Кольцов.
Семен, отряхивается от снега в сенях, открывает дверь в избу.
Проходит в избу. Прикладывает ладони к печке. Греет руки.
Семен
– Мое почтение честному люду.
Атаман Богдан Брязга
– Семен вернулся! Ай, молодец! Ай, вовремя!
Богдан Брязга поднимается из-за стола, раскрывает объятия, кидается к Семену.
Обнимаются.
Атаман Богдан Брязга
– Ну, сказывай, что разведал в краю сибирском? Как Кучум-хан? Крепко ли сидит на ханстве своем?
Семен освобождается от объятий Брязи, проходит к столу, садится на лавку, бросает шапку на столешницу.
Семен
– Обошел я, браты, почитай, усе Сибирское ханство. Городище Искер, или, как его сейчас нарекли, Кашлык, не бачил, каюсь. Да и опасно открыто явиться опосля того, как Маметкул посла царева Чебукова убил. Но разведать наказал я надежному человеку. Более того скажу, настроения средь остяков и вогулов разные. Коим не нравится хан Кучум, кои ему чуни лобзают. Имеется и поверье у многих народов, что раньше у них был белый князь на правлении. Справедлив был, людишек своих не забижал. Вольности давал всякие. Кучум-хан его убить хотел, да утек князь за камень. Но должон возвратиться с войском огромным и освободить народ угорский от ясака непосильного, Кучумом наложенного.
Богдан Брязга
– Вот и хорошо. Нам бы человечка из рыбоедов подговорить, чтоб этот сказ про белого князя да про каменные стрелы невиданные, которые гром и молнии извергают, крепости громят, разнес по стойбищам. Да вселить надежу, будто князь этот на Кучума скоро пойдет, чтоб люд сибирский освободить от его ханства.
Семен
– Есть один вогул-шаман, дюже смышленый, как раз он пушнину выменял да назад сбирается. У нас проводником был. Ох, и хитер, шельма! Но проверенный, в полоне был узбекском, бежал, да не один, вывел товарища казака, который и должон разведать крепость Кашлык. А пойдет он назад с моим крещеным татарином, который, вернувшись, принесет к лету план острога Кучумского.
Атаман Иван Кольцов, до сих пор сидевший молча, разворачивает свиток, обращается к присутствующим:
Атаман Иван Кольцов
– Я вот так разумею, браты. У Гришки и Якова Строгановых жалованная грамота, государем дадена. На двадцать лет им льготы жалованы. И разрешает сия грамота завоевание Сибири на Тоболе, Иртыше и Оби. Послухайте, что им Иван пишет: «Где пригодитца для береженя и охочим на опочив крепости делати. Как отойдут урочные лета по жалованным грамотам лгото, и чем наши писцы опишут и оброк наш на вас писцы положат, и вы б те ваши оброки возили к нам на Москву».
Голос подает атаман Никита Пан:
Атаман Никита Пан
– Им сия грамота на семь лет дадена. И если поход не снарядят нынче, то отберет государь ее да другому охочему отдаст. Потому и поспешают снаряжать Максим и Семен Строгановы нас для похода. А Никита, сын Григория Строганова, не желает похода, владения-то его далече и набегам не подвергаются.
Атаман Иван Кольцов
– Думаю, что к лету соберемся для дела желанного, как раз на Семенов день и выступим. Это в честь нашего отважного лазутчика, А теперь, браты, тащите сюды плененного Кутатаба, дворецкого Кучумовского. Дадим ему дары для хана, уняв этим бдень их. Вскоре должны вернуться Ермак и Гроза от Максима Строганова. Максим уж и струги наказал нам к лету выделить для похода.
122. Нат. Северный Урал. Тайга. Два пеших путника на снегоступах.
По снегу и замершим рекам шагают Угор и его попутчик Ибрашка.
Заходят на одно стойбище, заходят на другое.
Пантомима
Угор везде собирает людей и рассказывает про белого князя, который должен их освободить от гнета Кучум Хана.
Голос за кадром
К середине весны пошел слух среди вогуличей и остяков о белом князе, собравшем войско для того, чтобы освободить их землю от узбека Кучума. Нес эту весть шаман Угор, который на каждом стойбище рассказывал о великом князе, несущем вольность народу своему. С шаманом шел в Сибирь татарин из местных, он тоже подтверждал сказанное, заверял, что сибирские татары не пойдут служить узбеку и встретят белого князя как повелителя.
Продолжение: http://proza.ru/2022/01/07/1154