По законам любви - 2

Анна Боднарук
     Мы едем полевой грунтовой дорогой вдоль лесополосы. Едем медленно, дорога ухабистая. В салоне все напряжённо молчат. Доехать бы… И я молчу. Хотя я совсем не переживаю по поводу дороги, это забота мужчин, а они своё дело знают. Я полностью погрузилась в созерцание природы. Какое счастье! Я вижу поле, пусть не такое широкое, какое я видела в детстве, но всё же… Потемнела от дождей стерня, даже солому уже вывезли из поля. Ничто не препятствует теперь вольному ветру. А ветер дует со стороны поля и, как сквозь серебристую расчёску продирается сквозь лесополосу на ту сторону, где ещё не убранный урожай.
     Лесополоса из серебристых тополей, высоченных, мощных великанов. А понизу, видимо из корней выросли молодые топольки. И я подумала: «В городе тополиная аллея считается гордостью, украшением, высшим шиком красоты, а тут через всё поле тянется тополиная лесополоса… Вот, интересно, кто кому завидует: городские сельским или наоборот? А почему завидует? Деревья не завидуют, они просто живут своей жизнью…»
     От порывов ветра тополиные листья поворачивались изнаночной стороной и лесополоса поминутно меняла цвет, то становилась белой, то опять зелёная. Опавшей листвы ещё не видно. А может просто ветер уносит всё то, что уже не питает земля.
     Я сидела в задумчивости и не сразу заметила, что наша машина остановилась. Мужики тут же покинули салон. Я удивлённо проводила их взглядом и не сразу догадалась, что это не поломка, а нечто иное. Подняв головы все смотрели в небо и о чём-то спорили. Меня разобрало любопытство, но пока я выходила из машины,  оказалось, что птичий клин улетел уже довольно таки далеко. Конечно же, я расстроилась, прямо хоть следом беги. Но тут кто-то из мужиков заметил второй клин, потом – третий. Я, как в детстве, махала птицам руками, смеялась, а по щекам катились слёзы. Вспомнилась песня: «Чому я нэ сокил, чому нэ литаю?..»
     Стал накрапывать дождь и мы опять заняли свои места в машине. Молчали. Каждый думал о своём. Мне же думалось о том, что человеку нужно понять, что он находится не над природой, а внутри неё… И это понимание скорее придёт к человеку не на городских улицах. А в поле, в лесу, не берегу реки…

                ***
     Маленькая, тихо несущая свои воды речушка, лесная, у которой чаще всего и названия нет. Кажется, ничего особенного, дело обычное, таких речушек – считать, не пересчитать. Гляжу на неё и само слово на свет Божий просится: речушка – старушка. Почему? Потому, что если мысли свои соединишь с её тихим говором, то о многом могут рассказать её неторопливое течение. Река, как женская судьба. Мечталось о счастливой, весёлой, беззаботной жизни, а время бесконечными заботами высосало силы и незаметно оттеснило тебя на обочину. И лежишь ты теперь, как та упавшая в воду ветка, почерневшая, обрастающая мхом и вязким илом. Давно мокнет эта ветка в воде, а вода,  омывая тоненькие прутики, дальше течёт. Так было весной, и лето отсчитало свои тёплые деньки. Теперь осень роняет листву с близко растущих деревьев на неугомонные воды речушки. Что ни листик, то живое письмо ушедшего лета. Кому оно адресовано? Да кто ж его знает? Просто так устроено самой Природой, что любая родившаяся мысль хочет быть озвученной: вслух сказанной, доверенной бумаге, просто хочется поговорить, излить душу… Вот только, как это часто бывает среди людей, в нашей  торопливо текущей жизни слушателей всё меньше и меньше становится. Вот и плывут листики за водой, не в будущее, а скорей всего в прошлое. Лежащая в воде ветка, желая хоть с кем-нибудь пообщаться, попридержала несколько живых писем, только им со старой веткой говорить нет никакого интереса. То поднырнут, то увильнут от растопыренных пальцев-прутиков и плывут себе вдогонку к своим подружкам.
     Стою, смотрю на одинокую старую ветку, и холодной тоской заполняет всё моё естество. В образе этой старой ветки я вижу одинокую старушку. Ей так хочется с кем-то поговорить, развеять своё одиночество, а люди всё мимо, мимо идут. Далёкие, чужие… Они пока не понимают, что безжалостное время и их в конечном итоге запишет в число одиноких, доживающих свой век стариков. Да-а, почтальон принесёт пенсию, взрослые дети позвонят, мол: «Мама, ты как там? Может что-то тебе надо?..» А ей уже ничего не надо, поговорить бы с родным по крови человеком, ощутить, что ты ещё кому-то нужна, кому-то интересна… Но, нет, некогда им, а скорее всего – не интересно. Раздражённо отмахнутся от её мудрых советов. И дело тут вовсе не в том, что ей хочется, чтоб по её было, а в том, что она ещё жива и хочет быть, хоть чем-то полезной в этой жизни. Не важно, будет сделано хоть что-то по её совету или нет, но хоть из вежливости выслушают её, поговорят, одарят вниманием… Эх, знали б они, как же тяжело одинокому человеку от того, что становишься засыхающей былинкой у дороги жизни, а рот только для того, чтоб творожку поесть да водички попить…

                ***
     Однажды я подсматривала за игрой маленькой девочки. На низенькой скамеечке стоял небольшой тазик с водой. Так бабушка подогревала на солнце воду для вечернего умывания. Девочка увидела в воде солнышко и стала ловить его в ладошки. Сложит ладошки ковшиком, поймает в него солнышко, поднимет ручки так, чтоб ей было видно, как сквозь пальчики просачивается водичка, смотрит и радостно так заливисто смеётся.
     Бабушка сперва, хотела её отругать за то, что платьишко забрызгала, но потом передумала. Вздохнула и пошла по своим делам. Мне не нужно было расспрашивать её, почему она отменила своё намерение. Я и сама бабушка и всё прекрасно понимаю.
     Вот, стоит девочка, ловит в ладошки солнечные зайчики, и от этой приятной работы радостно смеётся. Мне подумалось: - А какую мне надо выполнить работу, чтоб достичь хоть сотую долю её радости? Прикрикнуть на неё, прервать эту радость, тут много ума не нужно, а вот сделать её счастливой?.. Тут мало накормить и одеть ребёнка. К тому же, оглянувшись на свою пройденную жизнь, я, со вздохом могу отметить, что одёргивателей, завистников и просто тех, кому поперёк горла была моя радость, на моём пути было много. А вот тех, кто бы порадовался моему успеху – единицы. Эта девочка ещё маленькая. Смеётся солнышку в ладошках и пусть себе  смеётся. Счастье ведь даётся человеку ненадолго. Не омрачай его. Проще подумать, что она пропускает сквозь пальчики весь негатив, а в ладошках остаётся маленькая радость. А то, что от этой радости платьишко мокрое, так это не беда. Невинная радость скоро улетучится. Высохнет платьишко, и только солнышко в ладошках её запомнится. И мне запомнится, потому что я сегодня с этой девочкой погостила в своём детстве. Вряд ли бы мне моя бабушка простила такую невинную шалость, обязательно бы вставила колкое словечко, мол, несерьёзное это занятие. А разве ж она бывает эта самая «серьёзная» радость?..
     Журчит водичка меж пальчиков: как-кап! Капли хрусталём сверкают. До чего же это красиво! Так ведь, если вдуматься, случайной красоты в мире не бывает, она нам для радости Богом дана. Смотрите люди, ловите капельки счастья! Эти неповторимые минуты, которые нам даны свыше, в любом возрасте счастье и свет несут. Просто улыбайтесь малому.  Это и есть главное!

                ***
     Холодная осень, темнеет рано. Вышла за городом из автобуса. Мне нужно было пересесть на другой автобус. На остановке, кроме меня, никого. Ветрено, пролетают редкие снежинки. Пытаюсь укрыться под навесом для ожидающих. За стенкой хоть не так ветер донимает. Правда, тут полумрак. Лампочка горит на столбе немного в сторонке. Лучи света до меня не достают. Ну и ладно, зато видно дорогу, по которой  должен к остановке подкатить автобус. Надо успеть выскочить на свет, а то проедет, подумает водитель, что никого на остановке нет. Ладно, стою. Холодно, передёргиваю плечами, терплю.
     Откуда ни возьмись, к остановке подходит молодой парень. Остановился, меня не заметил. Закурил. Подумал, потом быстрым шагом направился под свет лампочки. Там постоял. Вижу, ему под ярким светом что-то неуютно. Нервничает. Вернулся на то место, где лучи освещают только его ботинки. Докурил, бросил в лужу окурок. Нервничает, туда-сюда вышагивает. Опять закурил. Видно стоять одному возле дороги, по которой редко проезжают машины, как-то ему неуютно.
     Наконец-то подъезжает моя «тройка». Парень заскакивает в раскрывшиеся двери, следом захожу я. Каким удивлённым взглядом окинул меня парень, просто словами не передать. Я сделала вид, что этого взгляда не заметила. А про себя подумала: - Хочешь получше узнать человека, посмотри каков он в одиночестве.

                ***
     Честно скажу: не люблю я людей, особенно языкатых женщин с очень уж прямым характером. Что ни слово, то выстрел в упор. Спорить с ними не берусь. Куда мне? В землю по самые уши загонит и не оглянется. А мне её резкие слова, неожиданные, незаслуженные, как веткой по лицу, помниться будут не днями, а годами.
     Вот, к примеру. На «скорой помощи» привезли меня в больницу. Состояние аховое. После многих проверок, на каталке привезли меня в палату. Женщина, лет за сорок, стелет мне постель. Я еле стою, держусь за спинку кровати. Как говорится: белый свет не мил. Наконец санитарка надела на подушку свежую наволочку, бросила её в изголовье кровати. Я осторожно спрашиваю:
     - Можно ложиться?
     - А вы что спать стоя будете?
     И что-то ещё продолжая ворчать, вышла из палаты, даже дверь за собой не закрыла. Я же, кое-как с большим трудом легла на кровать, укрыться одеялом уже сил нет. Ещё отдышаться не успела, как вошла медсестра и приволокла с собой капельницу на высоком штативе. Ни слова не говоря, словно я кукла резиновая, воткнула мне иголку на сгибе руки в вену, привычно, ни единого лишнего движения, даже взглядом не удостоила… и ушла. Я лежала, смотрела на капающее лекарство и думала: «А по-человечески  вести себя им никак нельзя?.. Зачем к физической боли присоединять свою неприкрытую ненависть?.. Зачем виноватить невиновного?...»
     И так везде, люди выплёскивают свою раздражительность, свою усталость и весь тот негатив, который скопился в памяти человеческой, как инфекцию, на невинные головы, не задумываясь о том, что горечь, как плесень разрастается и скоро мы все от неё задыхаться будем…