I
Осьминог по-сицилийски
Остров Иль де ГорЕ с высоты птичьего полёта похож на топор для рубки мяса: с короткой рукояткой, с закруглённым тяжёлым и широким лезвием. Во времена французского владычества, когда Сенегал был сначала голландской, а потом французской колонией, этот небольшой остров, находящийся недалеко от африканского побережья на подходах к Дакару, представлял собой хорошо укреплённый форт. До сих пор на каменных возвышенностях этого острова сохранились старые морские дальнобойные орудия, которые не сделали ни одного выстрела. Стволы этих орудий безнадёжно уткнулись в потрескавшийся бетон капониров, никому больше не угрожая, а только напоминая о тщете и бренности человеческих завоеваний и непомерных амбиций.
Но вернёмся в ХХ век. А точнее в год 1974-ый. Именно в этом году на белоснежном красавце «Профессор Визе» мы зашли в столицу Сенегала. («Профессор Визе» – это научно-исследовательское судно, принадлежавшее тогда Институту Арктики и Антарктики). Поскольку стоянка намечалась довольно продолжительной – около недели – командование судна разрешило свободному от вахт и работ экипажу посетить упомянутый мной остров, до которого плыть чуть более одной морской мили. Для этого спустили на воду два мотобота (они же штатные спасательные шлюпки) и таким образом была организована водная переправа к острову и обратно.
Желающих посетить остров было предостаточно. Шлюпки набивались довольно плотно. Все свободные от вахт, а также научный персонал, составляющий большинство пассажиров мотобота, считали должным посетить далёкий и неизвестный нам остров.
Через 20 минут шлюпки коснулись пологого песчаного пляжа небольшой бухты, представляющей собой импровизированный порт с деревянными причалами с одной и с другой стороны, придающими бухте форму подковы. Экипаж нашего научника быстро эвакуировался со шлюпок и расползся по острову кто куда. Я обязательно опишу достопримечательности этого острова, а пока давайте-ка нырнём с высоты деревянного причала в воды упомянутой мной мини-бухты, где беззаботно плавают плотные стаи полосатых карасей, а дно, особенно в центральной её части, усеяно морскими ежами. Нырнуть в стаю карасей – это своего рода удовольствие. Караси тотчас же расступаются и как бы принимают ныряльщика в своё сообщество, плывущее только с одной известной ему целью. Какое-то время удаётся держать имидж своего и плыть синхронно в центре стаи, но потом караси понимают, что ты чужак, и наши пути и цели не совпадают: они все как один резко меняют курс и ты остаёшься в одиночестве. Догонять их бесполезно.
Тогда ты ныряешь глубже, к самому дну, и отковыриваешь припасённым заранее ножом несколько морских ежей, как бесплатный сувенир от богатой на фауну Атлантики. Ежи эти очень колкие и крепко присасываются к каменистым частям дна бухты. Однако уже потом, по прибытии на судно, их отваривают, а потом покрывают стойким цапонлаком. Получается своего рода украшение на буфет, комод или камин.
А пока мы ныряем и бултыхаемся в тёплых водах благословенной, безымянной бухты острова Горе. Мой напарник по нырянию – студент-практикант из Гидромета – облачённый в комплект №1 (маска, трубка, ласты) прихватил с собой самодельный гарпун-трезубец, которым и не замедлил воспользоваться, увидев совсем рядом плывущего по своим делам небольшого осьминога. Осьминог, осознав опасность, ринулся к каменистому дну, зарылся в каменья и закомуфлировался под донный ландшафт. Из каменьев торчали только два выпуклых глаза, которые и выдавали его присутствие. Наш гидрометовец, недолго думая, всадил свой гарпун точно между глаз бедного животного и осьминог тут же испустил фонтан сине-фиолетовых чернил и обвил своими щупальцами основание гарпуна. Студент потащил на себя орудие охоты вместе с осьминогом, вынул из глаз острые зазубрины гарпуна и втиснул тело головоногого моллюска в продуктовую сетку, заранее им прихваченную с собой. Сетку он передал мне, знаками давая понять, что это не последняя добыча и надо двигаться в сторону океана вдоль прибрежной полосы.
– Чтобы нас схватила за задницу какая-нибудь приблудная (загулявшая) акула, – подумал я. – И тогда не поможет ни самодельный трезубец шального практиканта, ни его решительный вид. А кальмар в сетке, которую я волок за собой, будет хорошей приманкой для неразборчивого морского хищника. В этом случае жертвами становились уже мы.
Студент-практикант вовлёк меня в это бесшабашное плавание в надежде, что я окажу ему посильную помощь в случае непредвиденных обстоятельств. Он имел перед мной несравненное преимущество. В моём комплекте для подводного плавания не хватало ласт, которые позволяли держать хорошую скорость и возможность необходимого манёвра. Студент это учитывал и время от времени притормаживал, давая поравняться с ним. Высунувшись из воды, он прокричал мне:
– Плывём вокруг острова!!
Дно уже не просматривалось. Значит под нами не менее двух десятков метров океанской толщи. Объектов для охоты не было вовсе. Я всё представлял себе являющуюся из глубин акулу, которая могла резко поменять наши планы на будущее. Где-то вдали шли по фарватеру большие железные корабли. А мы плыли в полупогруженном состоянии по своему фарватеру. Осьминог в сетке подавал признаки жизни. Мне было его жаль. Я никогда не предполагал и даже подумать не мог, что когда-нибудь окажусь в водах Южной Атлантики, огибая вплавь остров с не очень привлекательным названием и таща за собой в продуктовой авоське полуживого осьминога. Зачем мне всё это? Лучше валяться сейчас на песчаном пляжике острова ГорЕ, пить из металлических банок манговый сок, и временами погружаться в тёплые прибрежные воды. В открытой части океана вода была уже не так тепла.
Наконец до студента дошла мысль, которую я телепатически транслировал почти каждые 2-3 минуты, – надо подавать к берегу. Там и живность, и каменная гряда островного побережья, на которую в случае чего можно забраться. Хотя прибой был довольно сильный, выскочить на камни было вполне реально. Ближе к берегу опять стало проглядываться океанское дно, но без всяких признаков биологической жизни. Берег был крутым и на его срезе, уходящим в воду, мы увидели несколько нор. Из одной вдруг высунулась острая головка мурены – рыбы кусачей и опасной, если её тронуть. Студент, приняв позу воинствующего копьеносца, направился было к ней, но мне удалось отвлечь его внимание и дать отбой охоте на мурену, применяя при этом незнакомый мне язык глухонемых. И студент, как ни странно, понял меня.
Я показал ему на близкий берег, по которому хлестала набежавшая откуда-то волна. Слава Богу, он согласился на моё предложение прекратить "кругосветное плавание" и выйти наконец на сушу. Ловко поймав очередной, набегающий на берег, гребень волны, студент, как идущий по водам, закружил в пене буруна и ловко соскочил в нужный момент на земную твердь. Я же не попал в этот обильный водопад и меня довольно сильно ударило о прибрежные камни, потом ударило ещё раз, и только зацепившись пальцами за верхнюю гряду камней, я подтянул своё тело и, как выброшенная на берег рыба, растянулся на идущей вдоль берега тропе. При ударе о камни я повредил ногу. Небольшой шрам от этого удара оставался на ноге долгие годы и служил мне напоминанием о нашем незавершённом заплыве.
Вернувшись в бухту, где разместилась на песке группа научников из нашего экипажа, мы решили отдохнуть. Все одобрили нашу добычу и рекомендовали отдать её нашему шеф-повару, чтобы он по-настоящему приготовил нам осьминога. И тут же появился местный мальчик-абориген. Он показал пальцем на совсем притихшего осьминога и почти приказным голосом крикнул:
– Гив ми! Дай!
– С какой стати? – резко оборвал студент.
– Дай!!!
– Может он умирает от голода? – предположил я.
– Посмотри на его мордуленцию, – предложил студент, – такое впечатление, что он только что съел говяжью отбивную с кровью и запил яблочным сидром.
– Я тебе дам маску и гарпун – предложил я аборигену, показывая принадлежности для охоты, – попробуй сам, трай ит ёсэлф.
Он стал так выразительно объясняться на местном диалекте, вплетая в него отдельные английские слова, что его можно было понять без переводчика. Сказал он примерно следующее:
– Я что дурак? – Лезть в воду и искать там осьминога или какую-нибудь рыбу, когда я могу спокойно взять это у вас. Так ведь гораздо проще. Или я не прав?
– Тогда иди гуляй, парень, – сказал я ему.
– Ай вонт октопус. Ай вонт ту ит.
– Он хочет есть, ¬– повторил я слова островного приставалы.
– Хрен тебе, а не октопус, – заключил мой студент.
Абориген насупился и с очень недовольным видом отошёл в сторону, косо и не добро поглядывая на нас. Так как фактическим хозяином осьминога-октобуса считался студент-практикант, я не мог повлиять на ситуацию.
– Что ты будешь с ним делать? – спросил я его.
– Как что? – удивился мой напарник. – Это же деликатес. Попросим шеф-повара приготовить его по всем правилам и съедим за милую душу вместо ужина. Это чистейший белок. Потом два дня есть не захочешь. Негры об этом знают не хуже нас. Недаром живут рядом с океаном.
Вечером подошла шлюпка. Мы загрузились в неё вместе с осьминогом. Все заметили, что у нас в сетке редкая добыча. Специалисты поделились мнениями по её приготовлению. А один из них сказал так:
– Не слушайте вы никого. Наш шеф работал в лучших ресторанах Ленинграда. Кому, как не ему знать рецепты приготовления столь экзотических блюд.
По прибытию на наш научный лайнер мы так и сделали: отдали осьминога, который окончательно смирился со своей участью быть съеденным, нашему шеф-повару.
– Знакомая «личность», – прокомментировал шеф. Готовил таких не раз, но покрупнее. Здесь, если на двоих, порции будут небольшими. Что больше предпочитаете? – Карпаччо, Афогетто или осьминог по-сицилийски – любимое блюдо сицилийской мафии.
– Давай по-сицилийски, – сразу решился студент, – попробуем, что едят мафиозники.
– Тогда это будет вам вместо ужина. Тем более, что сегодня макароны по-флотски, с осьминогом никак не сочетаются.
На ужин повар подал нам хорошо обжаренного осьминога с острова Горе. Но когда я увидел его маленькую расчленённую тушку и завёрнутые в кольцо щупальца, то не смог даже прикоснуться к блюду. Я сразу вспоминал выпуклые, сосредоточенные глаза, смотрящие на нас из донных камней, чернильный дым из его желёз, долженствующий отпугнуть нас, его щупальца, сразу же обвившие орудие убийства и его вынужденную покорность в продуктовой авоське, плывущую вместе с нами в пока ещё родной для него стихии.
Студент-практикант сразу же навалился на дефицитное блюдо, а я пошёл на камбуз и отдал свою порцию нашему шеф-повару.
– За труды, – сказал я ему, – не моя это пища.
Настойка из Опунции
II
Утром на второй день нашей четырёхдневной стоянки в Дакаре шлюпка, набитая членами команды судна «Профессор Визе», отвалила от борта и взяла, как и вчера, курс на остров ГорЕ. Высадив многочисленный десант на уже знакомом нам пляже, командир шлюпки третий помощник, предупредил, что приедет в обед по расписанию и желающие могут вернуться с ним на судно. Часть команды – научники – замахали на него руками, решив остаться на острове до вечера.
– Мы и сухой паёк с собой взяли, – объяснил один из сотрудников аэроотряда. – Жить в железе надоело. Здесь как-то вольготнее, что ли?
Горстка научных специалистов осталась ловить ультрафиолет утреннего солнца и плавать в водах бухты. А мы со студентом-практикантом из Гидромета пошли на разведку вглубь острова. Студентом владела мания исследователя: исследовать и пробовать всё, что попадается на глаза и под руку. Разведчик всего неизведанного.
Прямо с пляжа мы вышли на улицу с тесно прижатыми друг к другу домами, сложенными частью из кирпича и частью из местного камня. Попадались на глаза и роскошные виллы с видом на море. Какой-то активной уличной жизни здесь не наблюдалось. Из двухэтажного дома, которых здесь было не так и мало, вышел смуглый человек в форме пехотинца и строевым шагом направился в нашу сторону. Поравнявшись с нами, он отдал честь и подмигнул лукаво.
– Это не иначе как публичный дом, – предположил студент. – Здесь по слухам должен быть такой. Чем они ещё живут тут? – непонятно. Сельскохозяйственных угодий здесь не видно. Всё уставлено домами. Когда-то на острове велась активная работорговля. Прочитал в энциклопедии. Много горя видел этот ГорЕ. «Остров невезения в океане есть…» – пропел студент.
– Ни за какие коврижки не согласился бы здесь жить, даже вот в этой розовой вилле, – заявил студент, – разгуляться абсолютно негде, сиди и смотри на океан, а больше – ничего… Хотя в этом есть своя философия.
– Хорошо ещё, что мы вчера не стали огибать остров по воде. На глаз здесь километра три будет. А если в течение попадёшь? Дорогой бы вышел тогда осьминог, которого ты вчера загарпунил.
– Кстати, после него даже завтракать не хотелось. Думаю, до вечера не проголодаюсь. Зря ты вчера от него отказался. На этом острове вряд ли найдёшь что съестное.
Но студент оказался не прав. На одном из холмов мы увидели кактусы густо усеянные красными плодами, напоминающими невероятно крупные ягоды боярышника. Съедобные они, или нет, мы могли только догадываться. Но вид у них был благородный.
– Давай соберём на всякий случай, – предложил студент, – а вдруг окажется деликатесом.
И он вытащил из-за пазухи авоську, в которой ещё вчера находился осьминог.
– Она у тебя на все случаи жизни, – заметил я.
– Без неё – никуда. Всегда выручает. Двадцать бутылок пива вмещает. А когда сложишь, в кармане умещается. Вещь удобная.
По узкой тропинке среди цветущих кактусов мы поднялись на холм. Собирать плоды оказалось делом нелёгким. Во-первых, они были колючими: с маленькими, почти незаметными иголочками, торчащими редкими пучками. Во-вторых, приходилось тянуться за дальними плодами так, что упасть вниз по склону в плотные заросли кактусов было делом минуты. А учитывая, что мы вышли на прогулку в одних шортах, последствия падения оказались бы весьма плачевными. Однако, нам удалась почти наполовину набить авоську красными плодами неизвестных нам кактусов.
Очистив колючки, студент рискнул попробовать плод,. Слегка надкусив, заключил:
– Чем-то клубнику напоминает. Надеюсь, не отравлюсь.
При подходе к облюбованному нами накануне пляжу встретили вчерашнего подростка, требовавшего отдать ему осьминога. Увидев у нас авоську с плодами кактуса, он тут же указал на неё пальцем и уверенно произнёс:
– Give me! I shall to eat. (1)
И он пошлёпал толстыми губами, показывая, как будет есть.
– Хороший признак, – заключил мой спутник, – вероятно, они всё-таки съедобные.
– I shall to eat! I want!..(2) – прокричал мальчишка.
В его голосе прорЕзались приказные нотки.
– Откуда этот начальник? – удивился студент. – Вчера подай ему видите ли осьминога к обеду, сегодня – ягоды кактусов на десерт. А хрена с маслом ты не хошь? Этого добра у тебя под боком вона сколько. Иди и собирай себе на здоровье.
И студент показал в сторону холма с плодоносящими кактусами. Подросток презрительно посмотрел на нас и сказал, как мы поняли:
– Я, что дурак, что ли? Лезть голой задницей в кактусы (у него действительно задница была голой). Это пусть другие лезут. А мне дай вот эти из твоей сетки. Ты потом ещё наберёшь.
– Хорош гусь! – оценил студент островитянина. – Мало того, что на этом острове ничего нет кроме кактусов и публичного дома, так они в добавок ко всему ещё и лодыри. Пшёл вон!
Попрошайка явно обиделся, его лицо сморщилось как древесный гриб и он с видимым неудовольствием медленно стал удаляться.
Когда мы подошли к пляжной зоне, – а она была невелика, – то увидели наших товарищей, которые собираясь перекусить, доставали припасы из широкой перфорированной бумаги, предназначенной для ЭВМ. В основном там был чёрный хлеб, нарезанный толстыми ломтями и консервы килька в томате. Дополняло это пиршество сухое вино, полагавшееся нам в тропиках. Начали, конечно, с вина. Закусили килькой, сделав аппетитные бутерброды. Один из трапезничающих махнул нам рукой:
– Присоединяйтесь, а то сейчас ничего не останется.
Однако, осталось. Хлеба было с излишком. И мы решили отдать его ребятишкам, которые гурьбой собрались около нашей группы и голодными глазами смотрели, как белые люди пьют и едят. По негласному правилу хлеб решили отдать самому маленькому.
Когда кучерявый малыш получил горку нарезанного хлеба, в его глазах промелькнули страх и ужас. О причине этого мы узнали тут же: из задних рядов голопупой братии быстро вышел на авансцену наш «старый знакомый» – любитель осьминогов и плодов кактуса. Подойдя к малышу, он не раздумывая, ударил кулаком по хлебной пирамиде, которая развалилась. Куски хлеба попадали на выжженную солнцем почву острова ГорЕ. Обидчик приказал рядом стоящему негритёнку собрать для него несколько кусков, и взяв их подмышку, медленно удалился мерно двигая плотными выпуклыми ягодицами. Остатки раскиданного хлеба быстро разобрала налетевшая ватага.
Обиженный малыш заплакал горючими слезами, пуская длинные слюни, хотя ему не впервой приходилось оставаться ни с чем.
– Прям живая шекспировская сцена, – прокомментировал один из наших. – Трагедия двадцатого века! Теория Мальтуса в жизни.
Студент, откушав бутерброд с килькой, продолжил:
– А главный герой у них местный предводитель, кому первому достаётся хлеб насущный. Словно он сам его добыл-надыбал. Неважно, что отнял, унизил, обидел. Главное – результат.
Ребятня с подобранными хлебами всё не отходила. Чего ещё хотят?
– Больше ничего нет, – развёл руками студент, показывая на пустые консервные банки из-под кильки.
– Tin-tin, box…
– Зачем им банки? – удивились мы.
Но когда они их заполучили, сразу стало понятно – зачем. В банках оставался томат, в котором недавно плавала съеденная килька. Он-то и стал вожделенной добавкой к полученному на халяву хлеба. Детвора активно макала в банки хлебные мякиши, пропитанные вкусной томатной подливой. Поедались они со зверским аппетитом. Видно было по всему, что на острове ГорЕ с едой совсем худо.
– Мы можно сказать с жиру бесимся, – заметил мой студент, – а здесь голодные дети рыщут, как собаки по помойкам – где бы чего пожрать.
И он вытащив из кармана шорт замусоленную шоколадную конфету «Красный мак», подойдя к горько плачущему малышу, поднёс её к самому его носу.
– Бери, пока дают.
Малыш перестал плакать и тут же преобразился: на его лице расцвела широчайшая улыбка. Схватив конфету, счастливчик опрометью бросился бежать подальше от «своры» старших соплеменников – только мелькали жёлтые пятки.
– Ну, вот, – заключил студент, – каждый получил своё: и волки сыты, и овцы накормлены. Это зачтётся нам при «поступлении» в рай.
На пароход возвращались поздно вечером под зажжённые огни Дакара, тянущиеся по видимой прибрежной полосе Атлантики. Плоды кактуса мы показали нашему подшкиперу, закончившему в своё время биологический факультет МГУ. Тот сразу определил, что называются они опунция и вполне съедобны. Для наглядности он взял из сетки один экземпляр, тряпкой очистил его от мелких иголок, долго жевал, и в конце концов заключил:
– Вполне качественный фрукт. Клубнику чем-то напоминает. Где брали?
– На ГорЕ.
– На какой ещё горе? – не понял подшкипер-биолог.
– На ГорЕ есть небольшая горка, – пояснил студент, – там и растёт эта самая, как ты говоришь, опунция.
Шкипер ничего не понял, но взял себе несколько плодов:
– Для разнообразия меню, – пояснил он.
– А что нам с этим добром делать? – спросил студент.
– Сделаем из него наливку, – предложил я.
Я вспомнил, как по осени мама делала черничную наливку: засыпала ягоды сахаром, ставила их в тёплое тёмное место и недели через две получалась хмельная вкусная наливка. Так я и сделал. С заморской опунцией пришлось повозиться, удаляя из неё шипы. Каждый плод разрезал пополам и кидал в большую десятилитровую бутыль из-под серной кислоты. Потом засыпал туда на глаз килограмма полтора сахарного песку и закрыв бутыль пробкой, ставил её в форсуночную (3), где было тепло и темно.
Оставалось только ждать.
Но ждать долго не пришлось. Уже на третий день по выходу из Дакара, мои коллеги-электромеханики сообщили, что в форсуночной катастрофа. Там всё залито чем-то красным с мелкими жёлтыми семечками.
– Это скорее всего моя наливка опунции рванула, – предположил я.
– Надо было шланг в пробку вставить и пропустить его через банку с водой. Гидрозатвор называется. Сделал? Нет. Вот и результат…
Я спустился в форсуночную с самыми нехорошими предчувствиями. Открыв дверь, увидел, что всё на своих местах, никакой катастрофы нет, бутыль с опунцией на месте. Разыграли, черти!
В каюте второго собрался весь электрический «кагал»:
– Ну как? – спросили меня, когда возвратился в каюту.
– Да! Взрыв титанический. Сиропом залило все готовые к установке форсунки. Николай Иваныч теперь с ума сойдёт. Этот сироп опунции теперь ничем не отмоешь.
Разыгранный спектакль пошёл не по сценарию. Электромеханики переглянулись.
– Правда, что ли? – усомнился один из них.
– Что делать теперь? – развёл я руками.
– А делать вот что, – вклинился второй электромех, – берёшь дрожжи, добавляешь их в свою рапунцию, делаешь гидрозатвор, и через три-пять дней приглашаешь нас всех на кактусовое вино. А если туда влить хотя бы стакан коньяка, то получится неплохая наливка.
Через неделю мы сидели в моей каюте и разливали по стаканам из большой десятилитровой бутыли красного насыщенного цвета напиток, который сразу прозвали «опунцевкой». «Опунцевка» произвела на всех самое благостное впечатление. После пятого стакана мне почему-то вспомнился и незавершённый заплыв вокруг ГорЕ, и испуганные глаза осьминога, и плавание в стае морских карасей, и сцена с местной ребятнёй, и настырный «предводитель» с голым задом, забравший у ближнего своего хлеб насущный.
Интересное то было место. ;le de Gor;e
(1) Give me! I shall to eat – Дай мне! Я буду есть. (англ.)
(2) I shall to eat! I want!.. – Я буду есть! Я хочу!.. (англ.)
(3) Форсуночная – специальное помещение на судне, где готовят и регулируют форсунки – устройства для впрыска топлива в цилиндры дизельного двигателя.