Ierofante

Ками Кагено
/TELL ME WHEN YOU HEAR MY SILENCE/

    Сияние Самого Главного - это легкое, полупрозрачное марево, окутывающее седобородого старца от макушки до самых пят. В похожей на отблески лунного света дымке была сосредоточена вся его мощь, нейтрализовать которую способно только рыжеватое золото моего свечения, - энергия, кипящая во мне подобно костру, что был сотворен задолго до появления материального мира, населенного людьми.
    Поскольку я изначально была нейтральной и не испытывала никаких эмоций, то после того, как хамоватый старикан уничтожил единственное существо, к которому я успела привязаться за столь короткое время, преисполненная лютой ненавистью, я поглотила силу, ютящуюся внутри моего Аполлона, желая отомстить негодяю за все, что Самаэлю пришлось испытать на проклятых Других островах. По идее, неплохо было бы придумать для Самого Главного такую же изощренную пытку, какой подвергался мой bel ami, однако я прекрасно осознавала, что даже eternity в этом измерении весьма относительна и имеет конец.
    Нет никаких гарантий, что спустя миллионы тысячелетий мой враг, вырвавшись на свободу, не возжелает вновь прогнуть под себя мироздание, так что, несмотря на то, что я считала смерть проявлением милосердия, мне придется упокоить Самого Главного затем, чтобы он больше никогда не смог восседать на своем троне и творить бесчинства с теми, кого считал неугодными. Я обращу его в ничто, как будто и не существовало никогда этого горделивого узурпатора, кичащегося  своей властью.
    Увы, данное решение имело свои последствия и для меня: неизвестно откуда появилась уверенность в том, что когда я выпущу из себя Тьму, которой надлежит трансформироваться в Первородный Хаос, личность Камиллы, скорее всего, будет растворена в бушующем урагане, а значит, моя миссия состоит в том, чтобы возложить себя на алтарь Равновесия как единственную жертву. Страха перестать существовать не было, ведь я уже была мертва, и все то, что терзает людей, мне чуждо. Подобно механизму, который четко знает свою задачу, я приняла неизбежное, готовясь умереть еще раз и утащить за собой в Nothingness убийцу Самаэля.
    Нарисованная в воздухе пенаграмма принялась вращаться вокруг собственной оси, пульсируя оранжевым светом. Игнорируя жалкие попытки оппонента остановить неизбежное, я силой мысли подчинила себе бушующий inside огненный вихрь и отдала ему приказ вырваться наружу. Тоненький луч, соединив символ на моем сбу с пентаграммой, крутящейся в пространстве, принялся разрастаться до тех пор, пока не заполнил собой этот каменный мешок, в котором находилась только я и мой главный враг.
    Не прожив ни единого дня на Эмбле, во время пребывания в «Лимбе» я могла вдоволь понаблюдать за представителями homo sapiens через Всевидящее Око - огромное зеркало, возвышающееся на скале, так что я была в курсе, что обычно в книгах, фильмах и сериалах главные герои с трудом выигрывают финальную схватку, после чего играют фанфары, взрываются фейерверки, гремят оркестры, и действующие лица, взявшись за руки, дружно уходят в закат. Я же скажу откровенно: моим телом завладела могущественная Тьма, а я провалилась в беспамятство, полностью лишенная возможности наблюдать за тем, как меняется все вокруг и наступают иные времена.
    Щуря налитые свинцом глаза, я вяло удивилась тому факту, что моя оболочка не была разорвана в клочья. Несколько часов я просто лежала на земле, ощущая, как в лопатки упираются острые края камней, и когда смогла наконец сесть, придерживая едущую куда-то голову обеими руками, то увидела в десяти шагах от себя горстку серебристого пепла - все то, что осталось от злобного старца.
    Впоследствии выяснилось, что Всемогущий Хаос в благодарность за проделанную работу предпочел уберечь меня от окончательной гибели. Мой патрон, чья тяжелая поступь вновь сотрясала измерения всех существующих Вселенных, вырвался на свободу после того, как Самый Главный, сразив его в нечестном бою, заточил во чреве Тьмы. И поскольку мне была дарована крошечная частичка величия Хаоса, я обрела статус младшего божества.
    В надежде оживить Самаэля, я договорилась об аудиенции с госпожой La Mort, и она была очень великодушна по отношению ко мне. Одна из верховных богинь обещала оказать мне услугу в том случае, если я стану ее правой рукой. Наделив меня соответствующими дарами, матушка-смерть вручила мне Жезл, напоминающий консервный нож и пообещала, что после того, как я отработаю два столетия, доказав таким образом свою преданность, мне предоставится возможность встретиться с моим красноглазым Аполлоном.
    Эти два века, признаюсь честно, были полны хлопот и посему пролетели незаметно, так что день, в который было назначено наше с Самаэлем свидание,  наступил для меня довольно скоро.
    - Тебе придется сделать выбор, ma cheree, - проскрипела госпожа Смерть. - Либо ты продолжаешь помогать мне, либо будешь нянчиться со своим красавчиком. Выбирай то, что будет тебе по вкусу. Ваше рандеву расставит все точки над i.
    - Вы уже знаете о моем решении, - хмыкнула я. - И были в курсе с самого начала.
    - Тебе также известно твое будущее, - царственно кивнула madame La Mort. - Нужно просто дособирать весь пазл, чтобы увидеть всю картину целиком.
    Не задавая более никаких вопросов, я оказалась в безобразном месте, с которого, собственно, и начался мой путь, пересекла ромашковое поле, которое на самом деле было усеяно цветами асфоделей, встала на краю обрыва, с ненавистью взирая на Другие острова, которые когда-то являлись тюрьмой для моего прекрасного Аполлона. И хотя теперь, по исчечении двух столетий сие место утратило флер обреченности, я всем сердцем ненавидела парящие над бездной клочья земли, и, будь на то моя воля, я обратила бы эти проклятые Other islands в мелкозерную пыль. Увы, матушка-смерть строжайше запретила мне применять свои разрушительные способности где-то помимо человеческого мира, так что, обойдя бескрайнее поле по периметру, я миновала несколько холмов и вошла в готический замок, расположенный на Плешивой горе, подножие которого покрывал мрачный лес.
    Поговаривают, что в этом жутком особняке в комнатах на первом этаже лежат в золоченных саркофагах неразлагающиеся тела Эффы и Луллу. В мире живых существует легенда, что когда сестры демона по имени Самаэль воскреснут, начнется Апокалипсис. На самом же деле Эффа и Луллу должны ожить спустя тысячелетие после того, как Мессия Тьмы освободит Хаос и убьет Самого Главного. Некоторые обитатели of this world относились скептически ко многим пророчествам, пока не появилась я. Теперь же, когда предсказание начало сбываться, когда божества воочию убедились в том, что я существую, никто не сомневался в том, что сестры Самаэля будут оживлены, когда придет срок. Небесного Дядю другие божества никогда особо не жаловали, так что момент освобождения Первородного Хаоса был провозглашен точкой, с которой начиналось новое летоисчисление.
    Сквозь витражные окна в пустынные залы лился белесовато-серый свет - в нашем измерении нет ни солнца, ни луны, но я не особо скучаю по раздражающе яркому светилу. Матушка-смерть, подарив вмне в честь нашего взаимного доверия шикарный перстень, который помогал мне контролировать свои силы, заявила, что в скором времени мы с ней отправимся жить на Эмблу, и я даже приготовила для нее список стран, в которых нам будет удобнее всего обустроиться. Мне очень импонировала Моравия, и я надеялась, что мы поелимся в Арреции, или, на худой конец, в Византии или Иудалии, однако, как показало время, ни один из предложенных мной вариантов одобрен не был и обосновались мы в Финикии, в уютном домике в самом сердце пыльного Карфагена, к кторому мне еще предстояло привыкнуть, и который я непременно полюблю.
    Картины отдаленного будущего вставали перед моим мысленным взором одна за другой, и до меня дошло, что в нем пока нет места моему милому другу. Стало одновременно грустно и легко - оттого, что я все-таки знаю, чем завершится наша долгожданная встреча.
    Миновав анфиладу комнат, я поднялась по гулкой лестнице на последний этаж, слегка задыхаясь от волнения. Два века мы не виделись с Самаэлем, встретить которого мне было предопределено Судьбой, и вот теперь я, скучавшая по нему так долго, смогу наконец утолить свою жажду и насладиться сполна обществом этого прекрасного юноши.
    Дверь в его покои была приотворена, и я, постучав, но так и не дождавшись ответа, робко вошла внутрь. На огромном пушистом ковре у францезского окна с шелковыми портьерами возился маленький мальчик лет шести; сосредоточенно выпятив нижнюю губу, он раскладывал перед собой кубики. Я застыла в полной растерянности и осмотрелась. Задрапированные синими обоями стены, напольный торшер с сиреневым абажуром, в углу - детская кроватка. Моего Аполлона здесь не было. Секунд десять мне понадобилось для того, чтобы осознать, что карапуз в лиловом комбинезончике и есть мой давний друг.
    - Buenos dias, mi amor, - заговорила я, делая шаг в сторону мальчика. - Como estas?
    - Ты меня знаешь? - Самаэль задрал голову, разглядывая меня своими невероятными глазами, которые покорили my heart с первого момента нашей встречи.
    «Ну конечно, - подумала я, злясь на саму себя. - Он переродился и, следовательно, его воспоминания кристально чисты. Малыш не помнит меня, что печально, но он также забыл о пытках, которым его подвергал Самый Главный».
    Божества растут, как я уже знала, очень медленно: тридцать лет в мире людей здесь соразмерны одному году, и мою просьбу даровать новую жизнь Самаэлю выполнили сразу же после ее оглашения, а условие матушки о том, чтобы я подождала двести лет, было поставлено затем, чтобы я не была шокирована, увидев грудного младенца с глазами цвета спелого граната.
    - В прошлой жизни мы с тобой были союзниками, - проговорила я, сглатывая ледяной ком в горле и осторожно присаживаясь на самый край гобелена.
    - Мы сражались с плохим дядей и сокрушили его одним ударом? - поинтересовался мальчишка, и его брови поползли вверх, отчего выражение лица Самаэля сделалось настолько умильным, что я не сумела сдержать улыбки.
    - Ты был самым храбрым воином из всех, кого я знала, - ответила я, подмигнув малышу.
    Личико моего визави залилось краской смущения, но он, вместо того, чтобы отвернуться от меня, встал на ноги и протяну мне свою руку.
    - Приятно снова познакомиться с тобой. Меня зовут Эль.
    Я обхватила пальцами его крошечную ладошку, и тепло его тела импульсами электрических волн прошлось по моим стылым венам, прогоняя изморозь, что тостым слоем покрыла все мое нутро. Я тоже хотела представиться, однако увидела, что на кубиках, с которыми возился ребенок, нарисованы буквы, и он почти сложил их в таком порядке, чтобы они состравляли мое имя.
    - Сероглазая девочка в черном балахоне снится мне иногда. Она повторяет «My name is Camille» и звонко смеется. У нее твое лицо.
    - Ты прав, - привстав, я обнимаю Эля, крепко прижимая его к своей груди. - Иногда я прихожу к тебе во снах, потому что очень скучаю. Сама я никогда не сплю, поэтому в мир моих грез ты проникнуть не сможешь, но я и так помню о тебе каждый миг своего существования, ведь я жива только благодаря тебе.
    - Мне жаль, - пробормотал крошка, обхватывая мои щеки своими кукольными пальчиками, и я понимаю, что он имеет ввиду. Весь груз наших общих воспоминаний я буду вынуждена нести в одиночку, но сейчас, видя его счастливым и беззаботным, я готова стерпеть и гораздо большие муки, лишь бы он никогда не узнал о своем нелегком прошлом.
    Мне не дано родить ребенка, познать радости материнства, и благодаря моему маленькому чародею я могу испытать все оттенки любви, весь спектр эмоций и переживаний. Он был моим лучшим другом и возлюбленным, теперь же Самаэль - мой малыш, которого мне хочется оберегать как собственное дитя. Насколько пустой была моя жизнь, если бы я осталась в своем «Лимбе» и не очутилась на Других берегах.
    Мы разговаривали до тех пор, пока мой маленький мышонок не захотел спать. Я отнесла Эля в кроватку и, уходя, потрепала его по вихрам на макушке.
    - Ты будешь ждать меня? - задает, зевая, самый главный вопрос Самаэль.
    - Разумеется, - лопочу я, пряча за челкой блестящие от слез глаза. - Четыреста лет пролетят незаметно, my little sunny bunny.