Ночная треба

Священник Владимир Русин
(Святочный рассказ)

666. Три шестёрки!!! Отец Александр думал, что после семи лет служения на шумном городском приходе и (особенно!) после уходящей бессонной ночи его уже ничем нельзя удивить.

Ошибся. Удивился трём чёрным цифрам, вызывающе красующимся на светящемся гребешке жёлтой легковушки. Новая фирма такси уже полгода настырно вклинивалась в городскую сферу транспортных услуг, сбивая цены и обещая постоянным клиентам кэш-бэки.

Отец Александр не пользовался такси. Внутри своего микрорайона он всюду успевал пешком. В редких случаях мог подъехать пару остановок на маршрутке. Но сейчас священник был на другом конце города и так хотел спать, что мог бы, подражая персонажу «Вечеров на хуторе близ Диканьки», оседлать и беса.
 
Легковушка притормозила у подъезда. Батюшку никто не провожал. Лариса лишь вызвала такси и помчалась на кухню караулить мужиков, чтобы те вновь не затеяли потасовку.

В салоне автомобиля ухали колонки, сотрясая колодец двора не столько звуками, сколько  вибрацией. Сейчас водитель в тёмных очках опустит стекло, зловеще ухмыльнётся и голосом популярного артиста дубляжа пригласит: «Добро пожаловать в ад, приятель!»

Стекло, действительно, опустилось. Водитель в оранжевых очках-антифарах в такт музыке жевал жвачку и слегка покачивал головой. Поскольку во дворе никого, кроме человека в торчащем из-под короткой зимней куртки подряснике и с рюкзаком за спиной, не наблюдалось, таксист понял, что это и есть очередной пассажир.

Пассажир ждал особого приглашения. Водитель приглушил музыку и без всяких эмоций произнёс дежурную шутку: «Кто заказывал такси на Дубровку?».

Отец Александр сел на заднее сиденье. Рюкзак с пакетом требных принадлежностей положил на колени и приготовился вздремнуть минут на двадцать. Спать не давала вибрация, исходящая из колонок.

- Можно музыку выключить? – попросил священник.

- Можно, - послушно ответил таксист. – Но без неё я могу заснуть.

Возбуждённое воображение отца Александра мгновенно нарисовало картину падения автомобиля со спящим водителем в замёрзшую речку, разделяющую город на две части. И отец Александр поспешил отозвать свою просьбу обратно.

- Тогда пускай играет. Только найдите какую-нибудь приличную радиостанцию. Радио «Вера», к примеру.

Водитель перестал жевать.

- Я лучше выключу, - таксист выплюнул жвачку на заснеженный тротуар, закрыл окно и решительно нажал на газ. 

- Что же Вы так боитесь что-нибудь о вере услышать?

- А вы трёх шестёрок почему боитесь?

Отец Александр вовсе не боялся этих цифр.

- Этот номер наш хозяин купил, чтобы людям было легче запомнить. Без задней мысли.

- Это хорошо, что без задней. Плохо, что без передней.

Водитель, показавшийся отцу Александру, юношей, был средних лет. Его молодили модная стрижка и жвачка.

Напряжённая тишина, повисшая в салоне автомобиля, не давала священнику уснуть. А может это организм начал запоздало вырабатывать адреналин, реагируя на происшедшие недавно события.


Прошедший день начинался безмятежно. Отец Александр был служащим священником в храме. Проскомидию он совершал один, поскольку многочадный диакон привычно проспал и влетел в алтарь за пять минут до начала Литургии. Расслабился на Святках.

До конца службы выстояли человек двадцать пять. Но было столько же, если не больше, зашедших в храм на короткое время, поставивших свечки и бесшумно покинувших церковь. После долгих новогодних и Рождественских праздников наступили будни. Надо спешить на работу.

И вечер не предвещал неожиданностей. У престола в алтаре молился другой священник, а отец Александр в укромном уголке храма исповедовал. На исповедь подошли всего двое. Опять же – будни. На Крещенское водосвятие статистика будет другой. Хотя исповедников после Святок едва ли будет много.

Домой священник пришёл раньше обычного, и жена слёзно попросила ещё полчаса, чтобы завершить готовку ужина. Отец Александр прилёг на диванчик со свежим номером «Фомы», но полистать его не успел. Рядом плюхнулась Варвара Александровна (старшая дочь) с томиком Гоголя.

- Папа, поситай, посалюста!

- А не рановато-то?

- В самый лас!

Ну, как тут откажешь? Книжка открылась на строках: «Последний день перед Рождеством прошёл…». Он и вправду прошёл. И Рождество прошло. Через день уже и Крещенский сочельник.

На звуки папиного голоса приползли ещё два слушателя. Едва ли они следили за сюжетом повести Гоголя. Они радовались, что папа дома.

Отец Александр так увлёкся чтением, что не заметил, как уснули его чада и не услышал, как его позвала за стол супруга. После ужина родители разнесли детей по отведённым для них местам. Впрочем, опыт показывал, что к утру они ещё не раз поменяют свою дислокацию, кочуя по единственной комнате.

- Я хотела с тобой поговорить, - начала жена, когда супруги вернулись на кухню.
 
И в этот момент «забулькал» телефон отца Александра. Священник виновато посмотрел на матушку, прося прощение и за вынужденное отвлечение, и за забывчивость. Забыл звук выключить. Жена махнула рукой: чего уж там. И ушла к детям.

Звонил Артур. Они не виделись более десяти лет, но этот сиплый неприятный голос отец Александр узнал бы и через сто лет.

- Шурик, ты где пропал? – восклицал Артур, будто только что потерял приятеля на вечеринке и теперь пытался его вернуть в компанию.

Отец Александр, плотнее прикрыв дверь в комнату, где спали дети, кратко объяснил старому знакомому, что теперь по вечерам не бренчит на гитаре, а читает книжки детишкам. Да и вообще, он уже семь лет как священник.

Оказывается, Артур обо всех переменах в жизни отца Александра был осведомлён общими знакомыми и сейчас звонил к нему именно как священнику.

- Короче, Шура, тут срочно человека надо отправить в последний путь.

Артур относился к категории людей, которых называют «мутными». Он редко говорил определённо. И никогда не сообщал о себе исчерпывающей информации. Как понял отец Александр, в 1990- годы Артур весьма успешно занимался каким-то бизнесом, который бездарно потерял и потом безуспешно пытался вернуть, меняя деловых партнёров, адреса регистрации и жён. Последние месяцы он жил у некой Лариски, маму которой и надо теперь отпеть. Почему ночью? Потому что рано утром покойницу увезут хоронить на родину, в маленькую деревню, где нет храма. Там уже и ямка на кладбище выкопана. Куда ехать? На другой конец города. Машина будет.

Действительно, через двадцать минут под окнами отца Александра ожидал помятый в недавней аварии «японец». За рулём сидел небритый и тоже, кажется, помятый мужичок. Нет, это был не Артур, а первый муж его Лариски.

Всю дорогу угрюмый возница ворчал. Жаловался, что его «бывшая» не даёт ему покоя ни днём, ни ночью. Всё время дёргает, достаёт, напрягает - заставляет оказывать разные услуги. А он по доброте душевной не может отказать. Он-то и в запои уходил, чтобы иметь полное право расслабиться. А Лариска, вишь ты королева, не захотела жить с алкоголиком. Но и алкоголику она жить не даёт.

Отец Александр попытался подобрать ключики к душе бедолаги, но скоро понял, что тот уже «принял на грудь». Потому и откровенничал с незнакомцем, не понимая, что этот незнакомец – священник. Бывший муж Лариски изливал бы вслух свои жалобы, даже в том случае, если бы ехал один.

Видя, как лихо водитель вписывается в повороты на оледеневшей дороге, батюшка крепче сжимал ручку двери, чтобы успеть десантироваться, если машину понесёт. Пронесло. Доехали без приключений.

Дом, в котором жили Артур с Лариской, внебрачная дочь Лариски и усопшая тёща Артура, находился на самой окраине. Им многоэтажное строительство в этом районе города началось, им же и окончилось. После очередных выборов ушла команда отцов города, считавшая развитие жилищного строительства в этом направлении перспективным. Пришла команда, посчитавшая бесперспективным. 

Одинокая многоэтажка возвышалась на расстоянии трёх автобусных остановок от ближайшего сектора с признаками города. Меж домом-бобылём и его многоэтажными родственниками лежал дряхлеющий частный сектор. Дом, поначалу заселённый молодыми специалистами, состарился вместе с жильцами. Молодой задор новосёлов сменили меланхолические думы о былом. Жилищно-коммунальный ливер не давал забыть о своей ветхости. Замыкания проводок и порывы труб случались с раздражающей периодичностью. Чинились аварийные участки с ещё более раздражающей неспешностью. Отчего нервная система у обитателей дома была чрезвычайно расшатанной. Скорую помощь сюда вызывали чаще, чем такси.

Дети постаревших молодых специалистов при первой же возможности выпархивали из родного гнезда: кто в Москву, кто в Питер, кто в областной центр. Большинство «птенцов» свили свои гнёздышки в более благоприятных районах города. Вступив в наследство, они тут же выставляли квартиры в дряхлой многоэтажке на продажу.

Так со временем над старожилами стали доминировать пришлые. У ряда новых жильцов в послужном списке насчитывалась не одна судимость. Теперь детский смех здесь раздавался реже, чем выстрелы.

В полиции дом на окраине называли не иначе, как «дом с привидениями». Ибо по числу приведений в участок он был недосягаемым лидером города.

Отец Александр жил в другой части города и не знал этих настораживающих подробностей. Да если бы и знал, что это изменило. Отказать он не вправе.
В подъезде пахло всем. Человек, обладающий чутьём флейвориста (запаховеда), мог бы уловить широкую палитру запахов: от легендарного аромата «шанеля №5» до лёгкого пованивания балтийских шпротов.

Отец Александр чутьём флейвориста не обладал и потому выделил из общего ароматического букета лишь один запах – кошачьей мочи. И то ошибся, напрасно возводя вину за антисанитарию на кошек.

Священник, следуя в подъезд за своим поводырём, сожалел, что не выпытал у него имени усопшей и каких-то минимальных биографических подробностей. От чего умерла, кем работала и вообще была ли крещена.

Ответ на один из вопросов священник нашёл сам.  На втором этаже в пристройке квартиры стоял, приваленный к стене и опутанный паутиной, могильный крест. Лак на нём успел потрескаться. Надпись на табличке потёрлась, даты рождения и смерти отсутствовали, отчество уже не читалось, от фамилии остался лишь хвостик: «…ова». Но имя можно было легко прочесть и запомнить – Эвридика.

Бывший муж Лариски шмыгнул на кухню и загремел посудой. Кажется, что-то уронил. Его призвал к осторожности, используя непарламентские выражения,  другой мужской голос. Как выяснилось позже, матерящийся голос принадлежал первому гражданскому мужу Лариски. Тот, кто привёз отца Александра, был первым официальным спутником её жизни.

Все спутники возвращались на старые орбиты, чтобы поддержать Лариску в трудный период её жизни. Хотя сама Лариса ни один из периодов своей жизни не назвала бы лёгким.

Священника никто не встретил. Трёхкомнатная квартира производила впечатление временного убежища. Глядя на разбросанные без всякого порядка вещи, на грязные и ободранные обои, на пыльные полы, отец Александр понял, что хозяева девизом своей жизни сделали фразу: «В этом мире мы только прохожие». Щёлкнув клавишей выключателя, гость ощутил её липкость, но не заставил лампочку светить. Перегорела? Или в этой квартире вовсе нет света?

Свет был. Электроэнергию, несмотря на накопившиеся долги, ещё не отрезали. В зале шумел пылесос. Неужели, чтобы квартира дождалась генеральной уборки, тут обязательно кому-то нужно было умереть? «Искусство уборки требует жертв», - горько шутил отец Александр.

Однако никто не собирался убирать всю квартиру. Худощавая женщина в рваных джинсах и с кислым выражением лица пылесосила гроб, обитый полинявшей лиловой материей. Гроб был пуст.

Лариса, а это она склонялась над пустым гробом с трубой пылесоса, никак не отреагировала на появление священника. Он понял, что в этом доме можно не разуваться, и прошёл в зал в туфлях.

- Вы Лариса? – на всякий случай спросил отец Александр. У него ещё был целый ряд вопросов. Где Артур? Где усопшая Эвридика, и каким именем она была наречена при крещении? Был и ещё один вопрос, риторический: когда он сам вернётся домой?
При упоминании имени Артура Лариску передёрнуло.

- Ушёл, - это было сказано с такой горечью, на которую невозможно не ответить сочувствием.

Подлец! Бросил женщину в такой скорбный день, когда ей так необходимо опереться на крепкое плечо. И удивительно, что развязка семейной драмы произошла так стремительно. Ещё час назад Артур хлопотал о похоронах тёщи, и вот уже он здесь чужой.

- Его только за смертью посылать, а не за пивом, - страдала Лариска. – Мужики уже сума сходят.

Словно в подтверждение  этих слов из кухни долетели безумные вопли, шарканье и звон бьющейся посуды. Лариса отбросила в сторону пылесос и молниеносно достигла кухни. Пока туда подошёл отец Александр, конфликт был улажен. Бывшие мужья смиренно сидели по разным углам кухни, как боксёры после раунда.
Тот муж, что привёз священника, очень обрадовался его появлению.
 
- Вы уже всё сделали? – спросил он своего недавнего пассажира.

- Я ещё не дошёл до виновницы этого скорбного торжества, - попытался разрядить напряжённую ситуацию отец Александр.

- Так Вы к матери? – на лице Лариски возникло некое подобие улыбки. Вспомнила дочь, что тётка из Закарпатья молилась в церкви за маму как за Марфу. Выяснилось, что лежит Эвридика-Марфа в дальней спальне. Той, что без балкона.

Отец Александр достал из рюкзака кадило, зажёг на огне газовой плиты уголёк, положил кубики ладана. Однако и ладан не смог перешибить того амбре, которое издавна царило в прокуренной квартире.

«Неплохо было бы и освятить это жилище», - думал священник, шествуя уже в епитрахили в спальню, где лежало тело усопшей. Он смирился с мыслью, что облачение и одежду, пропахшую табачным дымом, придётся сдавать матушке в стирку.
В комнате новопреставленной Марфы-Эвридики так же, как и в коридоре не было света. Отец Александр быстро сориентировался и зажёг большую свечу. Благо, она вместе с устойчивым подсвечником входила в его требный набор.

Покойница ещё лежала на своём смертном ложе. Почему-то на боку, лицом к стене. Отец Александр не боялся мёртвых, но не любил на них долго смотреть. Он облюбовал себе местечко на подоконнике, переставив горшок с кактусом в сторонку. Тело усопшей осталось за его спиной. Покадив комнату, священник повесил кадило на спинку стула и начал последование погребения. Кроме него, молящихся в комнате не было. Лариска ушла на кухню, разнимать мужиков, которые в её отсутствие вели себя там, как два медведя в одной берлоге.

Отцу Александру было немного обидно, что его оставили одного. Будто он пришёл не молитвенно утешить сродников умершей, а потравить тараканов в доме. Но по мере чтения скорбно-торжественных слов обида уходила. Дойдя до умилительных слов апостольского зачала «да не скорбите, яко прочини, не имеющие упования», отец Александр услышал из кухни бренчание гитары и сиплый голос Артура, вопящий: «Не спешите нас хоронить!...». Вернулся с пивом внутри, вероятно.

Батюшке страстно захотелось заехать Артуру в ухо со всей дури, которая в душе отца Александра ещё не полностью уступила место благости. Во-первых, за неуместный концерт. Во-вторых, за душераздирающую лажу. Артур пел не только мимо нот, но и в одному ему ведомом ритме.

Священник принял решение провести душеполезную беседу со старым знакомым после отпевания. Приложив неимоверные усилия, сдержался.

Читать Евангелие отец Александр имел обыкновение лицом к народу. Вот и сейчас он повернулся к единственному человеку, присутствующему на этом скорбном богослужении – к усопшей. Начало священник помнил наизусть и потому не обращал внимание на то, что источник света оказался за спиной. Но, когда дошёл до слов «Аминь, аминь, глаголю вам, яко грядет час, и ныне есть, егда мертвии услышат глас Сына Божия, и услышавше оживут…», взял свечу, осветил пространство перед собой и увидел, что покойница перевернулась на спину, слегка приподнялась на подушке и, не моргая, благодарно слушает евангельские слова…

«Вития многовещанные» умолкают, не умея описать словами того, что произошло с бедным отцом Александром. Сказать, что он испугался, это всё равно, что ничего не сказать. Батюшка потерял дар речи, ориентацию в пространстве и времени. Потерял само время на бессмысленные и невольно кощунственные действия. Священника отшатнуло к подоконнику. Он, стараясь удержать равновесие, схватился за отросток кактуса. Острая боль вернула его в реальность, уберегла от обморока, а может и от чего похуже.

В комнату вплыла повеселевшая Лариска. На руках она держала, как спеленатого младенца, полторашку газировки.

- Мамочка проснулась. А смотри, что тебе Артурчик принёс! Твой любимый лимонадик, - зелёная жидкость с шипением полилась в немытую керамическую чашку, прилипшую к крышке тумбочки. – И батюшку Артурчик для тебя позвал. Батюшка, ты уже поздравил нашу мамочку с днём рождения?

Отец Александр ощущал себя безалаберным исполнителем роли Деда Мороза, внезапно протрезвевшим и осознавшим, что мешок с подарками он где-то потерял.

У семидесятипятилетней Эвридики Эдуардовны, так редко вспоминавшей в своей жизни, что она Марфа, сегодня (вернее, уже вчера) действительно случился день рождения. Сама она ему была не рада и не вспомнила бы об этом событии, потому что давно не вставала с кровати. Болезнь старушки была неизлечимой, да её никто и не лечил. Бабушка очень медленно, но уверенно умирала. К её смерти всё было готово. Младшая дочь Лариска ежедневно проверяла готовность к похоронам. Периодически пересчитывала бутылки, смотрела: на месте ли крест, вытряхивала из гроба окурки.
И вчера в честь дня рождения Эвридики Эдуардовны на семейном совете Лариска с Артуром приняли решение уничтожить часть припасённых на похороны продуктов. В частности, спиртных напитков. Как дальше развивались события, уже не суть важно. Факт, что кому-то пришла в голову мысль позвать попа. Поскольку попы что-то там делают с человеком перед смертью, помогают отправиться в последний путь. Тут Артур и вспомнил о старом знакомом.

Оправившийся от шока отец Александр предложил послужить молебен о недужной. Лариска пожала плечами: как хотите. А мнимая покойница тяжело выдохнула: «Зачем?». Это было единственное слово, которое услышал из её уст священник.

Старушка ещё была жива, но жизни в ней уже не было. В зале её ожидал прибранный гроб, в пристройке – деревянный крест и очень может быть, что в родной деревне на старом погосте по ней скучала, зарастая бурьяном, заблаговременно приготовленная яма.

Отец Александр всё ж таки послужил молебен. И вновь в одиночестве. Лариска ретировалась на кухню, а безнадёжноболящая погрузилась в глубокий сон. После молебна и до возвращения Лариски священник успел помыть старушкину чашку и протереть тумбочку.

Так его и застала Лариска: с тряпкой в руках, размышляющего, что ещё можно сделать полезного.

- Везёт же людям. Выходят замуж за батюшек. А мне попадаются  одни козлы, - горестно констатировала сорокалетняя женщина, видевшая в этой жизни уже всё. Она аккуратно погасила окурок о дверной косяк. Оставшийся от сигареты хвостик лопнул и просыпался на пол щепотью табака. Банку из-под кабачковой икры, служившую хозяйке пепельницей, отец Александр выбросил в картонную коробку из-под водки, служившую мусорным ящиком.

Отец Александр отложил тряпку и высыпал из кадила остывший уголь в горшок с кактусом.

Уходя, он благословил спящую бабушку Эвридику и долго держал свою десницу на её голове, не понимая: старушка спит ещё временным сном или уже вечным.

К уходу священника все три зятя умирающей также угомонились. Однако в любой момент они могли проснуться и передраться друг с другом, поэтому Лариска проводила гостя лишь до креста в пристройке. Впрочем, такси батюшке вызвала она и, к его удивлению, расплатилась за поездку. В счёт оплаты пошли накопившиеся кэш-бэки.


К концу поездки недружелюбный таксист всё-таки оттаял. И даже сделал попытку поймать волны радио «Вера». Поймал, когда уже высадил пассажира.

Отец Александр возвращался домой, как будто выходил из окружения. Оно так и было. В родном приходе он чувствовал духовное единство с самым редким захожанином, а сегодняшней ночью священник испытал чувство одиночества. Всё таки те, кто заходил в храм, делали какие-то шаги к вере. Те, с кем он провёл эту тяжёлую ночь, ничего о вере слышать не хотели.

И такие люди стали встречаться всё чаще и чаще. Одни из них предъявляют претензии Церкви, священноначалию, большинству христиан. Критикуют. Негодуют. Насмехаются. Другие выражают холодное равнодушие ко всему, что связано с Церковью. И последние пугали отца Александра больше.

Встречи духовенства со школьниками, студентами, представителями разных трудовых коллективов и пенсионерами стали редкими. Понятно, что в их периодичность внесла свои коррективы пандемия. Но только ли она? Да и на этих встречах практически не задают вопросов священникам. Конечно, сейчас на все вопросы можно найти ответы в интернете. Но только ли в этом причина отсутствия отклика? Неужели мы уже совсем «близ при дверех»?

Таких эсхатологических мыслей сон окончательно испугался и отец Александр понял, что в ближайшие часа два он не уснёт, если не примет чего-нибудь успокоительного. Валерьянка в аптечке, кажется, была.

Священник, чтобы не разбудить жену и детишек, не стал включать свет в коридоре. Он тихонько прокрался на кухню. Шкафчик, в котором хранились медикаменты, предательски скрипнул. Отец Александр не успел огорчиться, так как вздрогнул раньше, испуганный прозвучавшим за спиной вопросом.

- Ты был в доме, что стоит на отшибе?

В тёмном углу за холодильником на маленьком табурете сидела матушка, прикрывая пледом мерцающий экранчик смартфона.

Откуда она узнала, что отец Александр был именно там, в том злосчастном «доме с привидениями»? Ведь он сам не знал, куда его везут. Но супруге, вероятно, не столь важен был ответ, поскольку она тут же продолжила.

- Я, кажется, придумала, как нам решить квартирный вопрос с минимальными затратами. Только придётся перебраться жить на другой конец города. Как ты на это смотришь?

А вот этот вопрос действительно интересовал матушку. Однако батюшка, глотнувший сразу пять таблеток экстракта валерьяны, искал в темноте чашку. Не нашёл. Хлебнул воды прямо из чайника. И в тот момент, когда отец Александр опрокинул носик чайника себе в рот, «булькнул» телефон.
 
- Шурик, а ты что до сих пор не приехал-то? – удивился сиплый голос Артура.

На стоянке у дома под умиротворяющие мелодии радио «Вера» спал таксист, ожидая очередного вызова.

2021 г. – 3 января 2022г.