Золото и речка
Книга 3 часть 2
Через всю страну
В Хабаровске старый попутчик Гравина сошёл с поезда, но появился новый.
— Куда едем? — Поинтересовался Гравин.
— Во Владивосток, — охотно ответил новый попутчик Гравина.
— Что так? — Продолжал спрашивать Гравин.
— Живу я там, — уже менее охотно ответил новый попутчик.
—А-а…, поняв это, как нежелание попутчика разговаривать, Гравин замолчал. Новый попутчик внешне был очень похож на предыдущего. Черноволосый, смуглый, невысокого роста, крепкого телосложения, но без очков и очень неразговорчив. Гравин, видя такое дело, тоже особого желания разговаривать не выказывал. Так докатили они до Владивостока. Поезд, спустив пар, остановился. Нужно было собираться и выходить. Собирать Гравину, правда, было нечего, все его вещи были при нём. Он вышел из вагона, огляделся и понял, что никогда не видел этого раньше. Куда идти-то тоскливо подумал он, топчась на месте.
— Что, не знаешь, куда идти? — спросил попутчик Гравина, видя, как тот топчется на месте. Он, как будто специально, вышел следом.
— Не знаю, — честно признался Гравин.
— Ну, тогда, пошли со мной. — Предложил попутчик Гравину. Делать было нечего, Гравин пошёл за ним. У входа на вокзал к ним подошёл незнакомый человек. Гравину показалось даже, что они перекинулись с его попутчиком мимолётными взглядами. Он тепло улыбнулся Гравину и пожал ему руку, как хорошему знакомому.
— Здравствуйте, Иван Петрович, с нетерпением ждём вас. Идёмте, всё расскажете на месте, — опередил он Гравина, видя, что тот пытается что-то сказать. Они вместе прошли через здание железнодорожного вокзала. На выходе их уже поджидала тойота с затонированными стёклами. Они сели в неё, и машина покатила по улицам города.
— Куда едем? — Задал естественный для данной ситуации вопрос Гравин.
— В порт, куда ж ещё, — ответил новый знакомый Гравина.
— И что мы там будем делать? — Решил прояснить ситуацию Гравин.
— Этот вопрос не ко мне, вы лучше должны это знать. — Новый знакомый многозначительно посмотрел на Гравина. Такой ответ, конечно же, ничего не прояснял, а наоборот только больше добавлял туману, но и спрашивать что-то после такого ответа было неудобно. Получалось теперь, что он и сам это должен был знать. Со всех сторон получалось, что лучше было в этой ситуации просто помолчать.
Когда Гравин вылез из машины, то прямо перед собой он увидел морской порт, море и белоснежную яхту на воде. Она грациозно покачивалась на волнах и, словно бы просила зайти к ней в гости, и даже не то, чтобы просила, а настоятельно звала. От солнца, моря, крика чаек и такой красоты Гравин несколько растерялся. Да и было
отчего, он понял, что здесь никогда не был и видит эту красоту в первый раз.
— Эй, на борту. — Спутник Гравина понял его состояние и решил не тянуть. На яхте их видно ждали, сразу же бросили трап. Спутник кивнул Гравину в сторону трапа, мол, давай, на яхту, там тебя давно уже ждут. Гравин ступил на трап и почувствовал в груди холодок. Ему показалось, что он переходит какую-то границу. Ноги идти не хотели, но выбора не было, нужно было идти уже до конца. Спутник же не пошёл за ним, он остался на берегу. На яхте его встретил другой человек, снова смуглый, снова коренастый.
— Прахадити, прахадити, — повторил он несколько раз заученное слово. Он провёл Гравина в салон, но в салоне их никто не встретил.
— Хозяина сейчас будет, — сказал сопровождающий, поклонился и вышел.
— Японец, что ли? — Сделал предположение Гравин, начиная замечать, что в нём растёт чувство беспокойства. Он огляделся. Внутреннее убранство былоничуть не хуже внешнего вида белоснежной яхты, похожей на белого лебедя на воде.
— Живут же люди. — Вырвалось у него от ощущения того, что эта жизнь к нему, ну, никаким боком, не чувствовал он в ней себя своим. Ожидание затягивалось, но вот, наконец, дверь открылась, открылась бесшумно, но движение воздуха выдало появление в салоне ещё одного человека. Гравин обернулся, желая увидеть знакомое лицо, но, увы, и это лицо не было ему знакомым. Он не помнил его, хотя сразу было видно, что этот человек и яхта состоят в каком-то родстве. Высокий, в ослепительно белом костюме и такой же улыбкой на губах он смотрелся очень эффектно.
— О, кого я вижу! Иван Петрович, вы уже прибыли, как я рад, мы вас давно ждём.— Он обнял Гравина, похлопал по плечу, как будто они были давно знакомы. Гравин что-то хотел сказать, но не успел.
— Потом, потом, о делах потом, а сейчас давай, лучше выпьем. С приездом тебя, — человек в белом взял с подноса у неизвестно откуда взявшегося официанта две рюмки, одну подал Гравину, другую взял сам. Они чокнулись и выпили, долька лимона с сахаром освежила рот.
— Ну, давай, теперь рассказывай, — человек в белом приготовился слушать.
— А что рассказывать? — Гравин действительно не знал о чём говорить.
— Ну, как съездил, как прошли переговоры, удалось ли договориться? — «Компаньон» Гравина задавал вопросы, но сам ничего конкретного не говорил.
— Как съездил, да нормально, только вот неувязочка небольшая вышла. — Гравин и хотел бы что-то сказать, но никак не мог определиться и поэтому чувствовал себя полным идиотом. Куда его посылал этот человек и зачем? Он его в первый раз видел. Изображая замешательство, он хотел сказать, что ничего не помнит, но не успел, признаваться в этом, ему не пришлось, так как он даже не заметил, как уснул.
Его собеседник, державшийся из последних сил, тоже захрапел. Тут же появились смуглые ребята и унесли их,
каждого туда, куда кому и было предназначено.
У лесника
Максиму недолго пришлось ждать Захар Петровича. После того, как рысь устала бороться с вилами и затихла, прошло не более получаса. Максим уволок её в кусты. Захар Петрович, как чувствовал, что здесь что-то случилось, и появился в сопровождении своего «Барса» неожиданно. «Барсом» звали его собаку. Она кинулась облаивать незнакомца, но, услышав знакомый голос, завиляла хвостом.
— Кого я вижу, неужто, ты? — Они обнялись. — А я думал, что ты больше здесь не появишься. — Захар Петрович чуть не светился от радости, и это было понятно: ведь не часто нас навещают настоящие друзья.
— Может, и не появился бы, да обстоятельства заставили, так что принимай гостя. — Максим развёл руками, мол, ничего не поделаешь.
— Обстоятельства, говоришь, ну, так, давай, зайдём ко мне, и ты мне всё расскажешь. — Он взялся было, за калитку, но лайка, неистово бросавшаяся на кусты, привлекла, наконец, его внимание. — Слушай, а ты не знаешь, чего это она так на кусты кидается? — Почти одними губами спросил он Максима.
— Знаю, как не знать. — Максим решил потянуть немного время, чтобы усилить интерес друга к данному обстоятельству.
— Да, не тяни ты, говори скорей, а то моя лайка без голоса скоро останется. — В глазах лесника шевельнулось беспокойство. Он не зря беспокоился: в лесу без собаки, как без рук. Как настоящий лесник, коренастый, кряжистый, с окладистой чёрной бородой и сильными руками, он знал это не понаслышке.
— Да рысь там лежит, — махнул рукой Максим, мол, чего там, кошка и кошка.
— Рысь, говоришь, а чего это она туда забралась-то, — в глазах его снова мелькнуло едва заметное беспокойство.
— Так не забиралась она туда.
— Как не забиралась? — В глазах Захара было недоумение, но, увидев несерьёзное лицо Максима, он сразу перестроился. — Выходит, ты её туда загнал? — Он взял ружьё наизготовку.
— Да не загонял я её туда, я её туда уволок. — Максим заулыбался, мол, не нужно напрягаться, всё нормально.
— Сейчас посмотрим, кого ты туда уволок, — Захар с ружьём наизготовку подошёл к кустам.
— Да убери ты ружьё-то, а то стрельнет ещё ненароком, — Максим тоже подошёл к кустам. Лайка разошлась, и никак не могла успокоиться. Максим забрался в кусты и выволок оттуда за задние лапы тело рыси.
— Ничего себе экземпляр! — У Захара даже глаза округлились. — Я такую рысь и вижу-то в первый раз.
— И что, ни разу не попадались?
— Ни разу. Эта очень крупная, такие редкость. Где ты её взял? — Захар внимательно посмотрел на Максима.
— Так нигде не брал, где б я её взял, она сама пришла. — Максим попытался изобразить на лице детскую наивность.
— Как сама пришла? А кто ж её тогда так…? — Теперь Захар был в полном недоумении.
— Так мне пришлось, больше никого не было. — Максим обвёл вокруг себя взглядом.
— Ты её смог завалить? — Вот теперь глаза у Захара точно стали круглыми.
— Так само так получилось. — Максим рассказал, как всё было.
— Да ты в рубашке родился, — выслушав рассказ Максима, воскликнул Захар.
— Может и в рубашке, даже испугаться не успел, потом потрясло только немного. — Максим глубоко вздохнул, переживая это ещё раз.
— Ладно, ладно, всё уже позади, — успокоил Захар Максима. — Так сколько времени, говоришь, прошло?
— Да пол часа где-то, или чуть больше.
— Понятно, давай, тащи свою рысь во двор, шкуру снимать будем и мясо делать.
Захар взял сумку Максима и занёс в дом, вышел он оттуда уже с инструментом. Вдвоём они подвесили рысь к перекладине, которая стояла тут же, во дворе. Захар начал снимать шкуру. Лайка крутилась рядом. На сердитый взгляд хозяина она виляла хвостом, мол, извини, а на запах рыси всё равно не могла сдержать рычание.
— Ты извини, что я тебя в дом не зову, но сначала это дело надо сделать, а то испортится всё, не зима же. — Захар ловко орудовал ножом. — А ты тоже бери нож и приучайся, пригодится ещё, может быть, — предложил он Максиму.
— В жизни всё может пригодиться, а мне сейчас тем более, — согласился тот и взялся за нож. Он осторожно пытался повторять движения Захара, тот терпеливо показывал. Наконец, вдвоём они сняли шкуру, потом взялись за топор и освежевали тушу, разрубили её на части.
— Ну, что устал? — Улыбнулся Захар, глядя на измученного Максима.
— Не то слово. Мне ведь с утра и за поездом пришлось побегать, и мотоцикл с пацанами из болота вытаскивать.
— Что ты такое говоришь, за поездом бегать. Хорошо, что не за самолётом. — Захар рассмеялся своей шутке. Максим тоже заулыбался в ответ. — Ладно, пошли в дом, а то чего это я тебя всё разговорами, да разговорами.
Они зашли в дом, пришлось пригнуться, чтобы не стукнуться о дверную притолоку. Всё было по старому, Максим помнил это ещё с прошлого года. Печка, стол, лавка, два табурета, кровать. Наверное, жилище настоящего мужчины, мужчины-охотника, и должно было быть таким, но в нём, по мнению Максима, не хватало главного, в нём не хватало присутствия женщины.
— Жениться так и не собираешься? — Спросил он Захара, хотя ответ знал заранее.
— Что ты, что ты, кто ж сюда пойдёт, а я ведь тоже отсюда не могу, на кого ж я лес-то оставлю, ты же знаешь. — Захар развёл руками, мол, ничего не поделаешь, судьба такая.
— Да, знаю, знаю, чего там, просто так спросил, а вдруг что изменилось.
— Ничего не изменилось, всё по-прежнему и выпивон стоит там же. Ты сходи, принеси, а я закусь на скорую руку приготовлю.
Максим сходил под пол, принёс бутылку. Захар сходил в погреб, принёс копчёного мяса и зелени с огорода. Консервы и белый хлеб из сумки Максима дополнили этот стол.
— Ну, давай рассказывай, что там у тебя опять приключилось? — Захар разлил по стаканам.
— Да, в общем-то, ничего особенного. В прошлый-то раз я на западе счастья искал, а вот нынче на востоке решил попробовать. — Полушутя, полусерьёзно начал Максим.
— Ну, и что же тебя погнало, да ещё совсем в другую сторону? — Захар приготовился слушать.
— Долгая история, но я всё тебе сейчас расскажу, давай только выпьем сначала. — Они чокнулись, выпили, захрустели груздями. Откуда-то на столе вдруг появились грузди. Когда они добрались до мяса, Захар решил поделиться своими знаниями в этом вопросе.
— Ты не представляешь, но раньше мясо рыси считалось деликатесом….
— Это что, тоже рысь?
— Да, тут до твоего самца самка приходила, на меня вышла, а самец, наверное, за ней приходил.
— Ничего себе, трагедия!
— Да, вот такая трагедия, но раньше так не считали, и мясо рыси разрешалось есть только людям высокого положения. Это было лакомством, и стояло оно только на столах князей, графов, и баронов. И пока ты за столом, можешь считать себя одним из них. Так что не зря ты напрягался и сюда, получается, не зря ехал. Ну, теперь рассказывай ты свою бесхитростную историю. — Захар ещё плеснул в стаканы.
— Ты, знаешь, даже не знаю с чего начать.
— Начни с начала, — пошутил Захар.
— Ну, если с начала, то поехал я на встречу выпускников… — и дальше по порядку Максим рассказал всё, что с ним случилось.
— Н-да, выслушав Максима, только и смог произнести Захар.
— Вот и я точно так же думаю, — тут же согласился с ним Максим.
— Так я понимаю, что обратно тебе нельзя. — Захар уже осмысленно посмотрел на Максима, так как смысл рассказанного дошёл, наконец, до него. Причина такого понимания была одна – в это трудно было поверить.
— Похоже, что нельзя, — утвердительно кивнул головой Максим.
— А это не продолжение той истории, что ты мне рассказывал в прошлом году?
— Да, как тебе сказать…
— Как есть, так и скажи.
— Ну, если так, то вполне возможно, хотя прямой связи-то и нет, вроде. Тем более я не помню, что было в загородном доме после встречи с однокурсниками.
— Ну, ничего страшного в этом нет. Придёт время и всё прояснится, а вот как быть тебе сейчас – это, конечно, вопрос.
— Так я к тебе с этим вопросом и приехал. Мне бы затеряться где-нибудь на время? — Максим замолк, ожидая ответа.
— Ладно, поживи несколько дней у меня, а там видно будет. Долго у меня нельзя, сам знаешь, люди разные бывают, ты же не хочешь, чтобы тебя кто-нибудь увидел?
— Нет, конечно, зачем мне это надо.
— Ну, тогда могу поговорить насчёт тебя. Скит тут у нас есть. Правда, обратной дороги я тебе обещать не могу, обратно они не отпускают, но если согласен – поговорю. — Захар внимательно посмотрел на Максима. Большой знак вопроса повис в воздухе после этих слов.
— Хорошо, я согласен, — после некоторых раздумий ответил Максим, — у меня выбора-то всё равно нет, если у тебя нельзя оставаться, то мне больше ничего не остаётся, как уйти в скит, — скаламбурил он.
— Ну, что ж тогда, давай ещё по одной? — Они выпили за то, чтобы всё было хорошо. Захар положил руки на стол. Большие и волосатые они внушали уважение.
— Тебе с такими руками только на медведя ходить, — заметил Максим.
— Так каждую зиму и хожу, а нынче вот медведь меня сам чуть не задрал. К таким-то рукам да когти бы, как у медведя, а то даже ружьё не помогло, хорошо ещё, «Барс» мой не подкачал. Ещё немного, и мне бы каюк. — Захар замолчал, с трудом переваривая воспоминания.
— От смерти, говоришь, спас, — в глазах Максима мелькнул неподдельный интерес.
— Да, на волосок висел. — Захар покачал головой, отгоняя воспоминания. По понятным причинам он не хотел об этом говорить.
— Расскажи, — Максим наоборот хотел об этом послушать.
— Ну, ладно, слушай. Этой зимой я случайно наткнулся на медвежью берлогу. У меня тогда и в мыслях не было идти на медведя. Берлогу увидел, и загорелось. Вернулся домой, взял всё необходимое. Аптечка всегда с собой: армия научила. Вернулся, стал выманивать медведя из берлоги, а он – никак. Подошёл поближе, чтобы посмотреть, что же в берлоге-то делается, и тут вдруг гора на меня. Он, как будто ждал. Меня оторопь взяла, но потом не то я опомнился, не то просто автоматически, но выстрелил. Медведь же только разъярился, а раненый он куда опаснее. Махнул он лапой, я отскочил, но он всё-таки дотянулся, и винтовка вылетела у меня из рук. Махни он ещё раз и всё, или башка бы у меня слетела, или скальп с головы он у меня снял бы. И тут «Барс» мой сзади кидается на него и хватает за заднее место. Медведь на него, тот успевает отскочить, но не отстаёт, лай на весь лес. Отвлёк его мой «Барсик», а я в это время винтовку успел поднять и перезарядить. Медведь же всё-таки улучил момент и залепил собаке лапой между глаз, «Барс» мой метров пять летел и повизгивал. Медведь ко мне, встал на задние лапы, ревёт, пасть раскрыл, неба не видать. Тут я ему и всадил из обоих стволов дуплетом прямо в раскрытую пасть. Всё, что в голове у него было, всё вылетело наружу. «Барсик» мой оклемался потом потихонечку. Ухо у него на ниточке висело, так я залепил его лейкопластырем, и, как на собаке, всё зажило. Вот так, — закончил свой рассказ Захар, и тут во дворе затарахтел мотоцикл.
На шхуне
Снова Гравин очнулся и ничего не понял. Шикарный салон белоснежной яхты сменился на грязную каюту. Что это каюта Гравин понял не сразу, а чуть позже.
— Куда это опять меня занесло? — Невольно вырвалось у него вслух. — Где я?
— На краю земли, где ж ещё, — как из трубы, прогудело в ответ.
— Так мы ж, вроде, на воде, а не на краю? — поправил Гравин и прислушался, кто гудит?
— Так с края в воду-то и упали. — Снова прогудело над ухом.
— Ну, не совсем же мы в воде. Нас что, подобрали? — Гравин старался осмыслить и понять сказанное в трубу.
— Не то слово, нас не подобрали, а просто поймали на крючок, — ответил трубный голос.
— И что? Нас теперь на сковородку? — Не нашёл ничего лучшего Гравин.
— Да, но не нас, а то, что мы будем ловить для них в сети. Они нас на крючок, а мы для них в сети, — снова прогудело в ответ.
— А если не будем, — высказал предположение Гравин и повернулся в сторону голоса.
— Будем, куда мы денемся. — Рядом, на койке лежал крупный мужчина и гудел, как в иерихонскую трубу.
— А за работу нам платить будут? — Вопрос был очень существенным для Гравина.
— Скажи спасибо, что хоть кормить будут. — Сиронизировал сосед по койке.
— Понятно, значит рабы, — вздохнул Гравин.
— Рабы, — согласился сотоварищ Гравина.
— А как же рабы? На тебе нет ни колодок, ни цепей? Такой здоровый мужик и не прикован ни к чему? — Вспомнил вдруг про общепринятые атрибуты рабства Гравин.
— Да кому они нужны, колодки, цепи, кого здесь приковывать-то, мы и так никуда не убежим, — усмехнулся сосед по койке.
— Как это никуда? — Не понял Гравин.
— А вот так, сейчас пойдёшь на палубу, и там тебе всё объяснят. Ты мой сменщик, я отдыхать пришёл, тебе идти работать. Иди, работай, да поторопись, сачков здесь не любят. — Выдав такое напутствие, сосед по койке закрыл глаза и почти сразу же захрапел.
Гравин встал и, похоже, вовремя. В каюту зашёл мужчина невысокого роста и крепкого телосложения. По пояс раздетый, он производил впечатление довольно крепкого малого. И квадратный подбородок, и шишечки у основания пальцев рук выдавали в нём бойца карате.
— Чё сидеть? Тафай, рапотать, — он так посмотрел на Гравина, что тому сразу же захотелось встать и идти работать. Он и пошёл.
— Гоу, гоу, — подталкивал его сзади охранник. Что это охранник понятно было сразу.
— Гоу, гоу, — передразнил его Гравин, щурясь на яркое солнце, на небо, на море. И тут он понял, почему у местного населения суженые глаза. Так им просто легче смотреть в солнечную погоду. Если не щуриться, то ничего не увидишь. Не зря же долго живущие здесь европейцы становятся похожими на местных, здесь столько света. Подталкиваемый аборигеном здешних мест Гравин достиг, наконец, места своей работы.
— Чего стоишь? — На чисто русском вдруг услышал он. — Тяни. — Гравин схватился за силом сунутый в руки канат. Кто-то толкнул его, и он, упираясь изо всех сил, потянул канат за собой. Над головой проплыл косяк рыбы. Кто-то подскочил, развязал в нижней части косяка какой-то узел, и вся рыба оказалась в специально отведённом для неё месте. Узел завязали, и сеть с помощью журавля и лебёдки снова оказалась в море.
— Ничего себе, работка. — Гравин вытер со лба резко увеличившуюся влажность.
— Хороса мускул! — Охранник по-приятельски похлопал его по спине. Что-то знакомое промелькнуло в словах охранника. Где-то я это уже слышал, подумал Гравин.
Не успел он, как следует отдохнуть, как снова раздалась команда: «Тяни». И так до тех пор, пока не пришёл его сменщик. Менялись через каждые два часа. К вечеру, утонув чуть не по самые борта под тяжестью груза, шхуна пошла к берегу. Их пересадили на катер. Шхуна пошла в одну сторону, катер в другую.
— Холоса мускул, холоса бойца будес, — снова похлопал его по спине один из охранников на катере. Катер шёл полным ходом.
— Что он ко мне пристал? — Обратился Гравин к своему большому соседу. И снова слова охранника показались ему знакомыми.
— Ничего особенного, просто тебя, кажется, сразу заберут в гладиаторы, — прогудел сосед.
— В какие ещё гладиаторы? — Гравин снова ничего не понял.
— А в такие. Драться в поединках будешь, только без оружия.
— Так я, вроде, и драться-то не умею, — высказал своё сомнение Гравин.
— Ничего научат. Это у них быстро, раз, два и готово. — Сосед показал это на руках, получилось
довольно профессионально.
— Ты что занимался этим? — Гравину показалось это удивительным.
— Да, приходилось, — уклончиво ответил большой сосед Гравина.
—А как тебя зовут? — Спросил Гравин.
— Федя, — сосед назвал своё имя и замолк.
— Дядя Федя съел медведя, поэтому и такой большой, наверное, — пошутил Гравин.
— Наверное, — не стал спорить тот.
— А что такой хмурый? — Видя нежелание Феди разговаривать, поинтересовался Гравин.
— А не с чего быть весёлым-то, если кроме рыбы ничего не видишь, самому можно рыбой стать — Федя помрачнел ещё больше.
— Ну, и ладно, если всё так надоело, можно ведь и сбежать, — закинул удочку Гравин.
— Отсюда не сбежишь, — прогудел Федя.
— Это почему это, никто же не привязан, — высказал сомнение Гравин по этому поводу.
— А тут и привязывать никого не нужно. Ты-то не видел, а новичкам тут кое-что показывают, причём в первый же день. Тебе не показали, значит, тебя здесь не оставят. — Федя с большим сожалением вздохнул.
— А что должны были показать? — Заинтересовался Гравин.
— Вообще-то не очень-то и интересно для некоторых, но, если ты так хочешь, то слушай. — Тут Федя приготовился рассказывать, Гравин приготовился слушать.
Катер шёл ровно, море было спокойным.
— Так вот, — начал Федя, — тут до тебя один откинулся от такой работы, тебя вместо него привезли, а куда его дели, как ты думаешь? — Федя, приостановив свой рассказ, ждал ответа.
— Куда здесь могли деть, в море, наверное, выбросили, куда ещё-то? — Неуверенно предположил Гравин.
— А вот и нет, не угадал, в холодильнике он лежит, ждёт своего часа.
— Какого часа? — Гравин был заинтригован.
— А такого. Когда привозят новенького, то перед ним в море выбрасывают труп, который держат до этого в холодильнике. Там, где много рыбы, там и акул полно. Акулы рвут труп по частям, а новенького заставляют смотреть. После этого он не то, чтобы убежать, ногу в воду засунуть боится. — Федю при этих словах передёрнуло.
— Что и тебе показывали? — Так понял Гравин реакцию Феди на свой рассказ.
— А как ты думал, всем, кто здесь работает, чтобы о побеге даже и не мечтали.
— Вот как, а меня зачем пропустили? Может, завтра покажут?
— Я же сказал, труп оставили для того, кто будет здесь работать, а ты, похоже, в другом месте больше нужен.
— В каком ещё другом месте, и кому я ещё там нужен? — Не смог сдержать удивления Гравин.
— Глаз на тебя тут положили, будешь в боях без правил участвовать. Холоса мускул, — передразнил Федя охранника.
— Что, прямо так сразу и в боях?
— А у нас здесь выбор небольшой, или в боях, или на рыбалку, или к акулам.
— Да-а, действительно не густо с выбором-то, и сбежать нельзя, — почесал голову Гравин.
— Нельзя, — согласился Федя, — один хотел сбежать, с кем-то поделился, так его на следующий же день живого акулам выкинули.
— И ты что сам это видел?
— Нет, до меня ещё кто был, рассказывали.
— Продали, значит, парня.
— Значит, продали.
— Так вы, поэтому тут такие необщительные?
— И поэтому тоже. — После этих слов оба замолчали. Разговор подействовал на обоих.
Куда теперь?
— А вот и пацаны приехали. — Захар вышел во двор. Лайка узнала их, завиляла хвостом. Они о чём-то поговорили с Захаром, после чего один из них остался во дворе, второй зашёл с Захаром в сарай. Потом пацаны уехали, Захар зашёл в дом, потирая руки.
— Ну вот, вопрос твой я ещё не решил, но просьбу твою отправил. — Он подошёл к столу.
— Это с этими пацанами что ли?
— Да с ними, с ними. Их посылают за самым необходимым. Медикаменты, порох, соль, рамки для пчёл, муку, хозяйственные товары. Что закажут, то они и возят.
— И где же они это берут? — Поинтересовался у Захара Максим.
— Что-то в аптеке, что-то в магазинах, что-то у меня, рамки, например, для пчёл…
— Приторговываешь, значит.
— Да вот приходится, по долгу службы, так сказать, приторговываю маленько.
— Мне кажется, тут много не наторгуешь, — Максим вопросительно посмотрел на Захара.
— Да, на жизнь хватает, я ведь не только этим живу и не только с ними.
— А у них, поди, и денег-то нет. Натуральное хозяйство, откуда деньги.
— Да, как сказать, находят где-то, с этого же натурального хозяйства. На рынке торгуют.
— Так ведь на рынке торговать, документы нужны, паспорт, например.
— Да, есть у них документы, даже учиться в город посылают.
— Это на кого же они учатся?
— Медсёстры, хирурги. Жизнь требует.
— И что не сбегают?
— Нет, не сбегают, так воспитаны, наверное, или что-то другое тут, я не знаю. Охотник же на трактор никогда не сядет. Ему воля нужна и след. Он же, как сыщик… — Захар неопределённо развёл руками при этом.
— Понятно. Сложившийся уклад жизни, который люди не хотят менять.
— Может и уклад, а может и что-то другое, — Захар неопределённо пожал плечами.
— Что ещё может быть другое? — Тут Максиму было немного непонятно.
— Ну, привязанность к тому месту, где родился и вырос, например, чувство долга и любовь к окружающим тебя людям, природе, ну и свобода выбора, наконец.
— Вот про свободу выбора ты сказал что-то не то, мне кажется. Какая уж тут свобода выбора, если и выбирать-то нечего. Один выбор – жить среди болота, это не выбор….
— Ну, не скажи, охотники, например, у них очень далеко ходят.
— Охотники, хочешь сказать, очень свободные люди, но они, если подумать, тоже не так уж свободны. Мало того, что они привязаны к тому месту, где охотятся, они ещё и к следу привязаны, почти как собаки.
— Это охотничий азарт.
— Ага, хорош азарт. Они не только себе выбора не оставляют, но и тем, за кем охотятся. Это же сплошное насилие.
— Согласен, но ведь охотник может и не ходить на охоту.
— Может, но если он не будет ходить на охоту, то тогда охотник уже не будет охотником, и здесь уже логика совсем теряется.
— Да, действительно, заговорились мы с тобой, логику терять нельзя. — Захар почесал затылок, — давай, лучше выпьем, а то запутались уже.
— Давай, — они пропустили ещё по одной.
— Я только вот что тебе скажу, — Захар вытер рукавом усы, — если они возьмут тебя к себе в скит, то обратной дороги не будет. Сам ты через болото не выйдешь, а они не отпускают, да и свежая кровь им нужна, понимаешь? Так что ты подумай сначала семь раз.
— Я уже подумал, я всё прекрасно понимаю, только я теперь сам, как загнанный зверь, выбора-то у меня нет. То, что идёт за мной по следу, это ведь не машина даже, а танк, против которого я с голыми руками, как кролик против удава. И потом, где наша не пропадала…
— Всё понимаю, но ты учти, там ведь тоже не сахар. На небольшом участке суши, в непростых условиях… Считай, на острове, а кругом не океан даже, а непроходимое болото. Ты же не привык к такой жизни. Работы будет много, а свободы никакой. Как тебе, а?
— Ну, человек, говорят, такое животное, что ко всему привыкает. Свободы же много не бывает никогда, она всегда чем-то, или кем-то ограничена. Свобода – это ведь, когда делаешь, что хочешь, а всегда ли мы это можем? Не всегда. Относительно одного мы свободны, а относительно другого нет. Значит свобода – понятие относительное, а если согласиться с тем, что свобода – понятие относительное, то свободой можно обладать, даже будучи не свободным. — Максим развёл руками, мол, вот как может быть. Он, конечно же, и сам не очень-то верил в то, что наговорил, но если кто-то, или что-то заставляет тебя делать то, что ты не хочешь, то есть, лишает тебя какой-то свободы, то приходится искать оправдания.
— Ну, и нагородил. Ты сам-то хоть понял, что сказал? — Не удержался от иронии Захар. Твоя относительность – это просто поводок. Он или длиннее, или короче, вот и всё. Вся свобода заключена в длине поводка, это давно всем известно. У тебя будет значительно короче, чем у меня. Как это тебе?
— Не знаю пока, — чистосердечно признался Максим, — не попробуешь – не узнаешь.
— Ну, смотри сам, выбор если сделаешь, то всё остальное покатится, как по программе, изменить почти ничего нельзя будет.
— Знаю, но я и сейчас выбрать-то могу только это, всё остальное ещё хуже. И потом ты сам говорил, что им новые люди нужны. Может, не будут уж очень сильно в рабство-то загонять, как ты думаешь? — Лицо Максима выражало сплошное сомнение. Он не хотел туда, но судьба заталкивала и больно-то не спрашивала.
— Даже не знаю, что тебе сказать. Ты, как и многие другие, испорчен цивилизацией, тебе будет очень трудно, я думаю.
— А может мне, действительно, в охотники попроситься? Куда захотел, туда пошёл, а?
— Ну, какой из тебя охотник, ты и костёр-то развести не умеешь, а охотник ещё очень многое должен уметь делать. Это целая наука. Это только кажется, что если ты пальцем на курок нажимать умеешь, то ты уже охотник. Это у вас так, а у нас, если ты ушёл в лес, то там ещё выживать надо уметь. В армии-то нас на машинах всё больше, да с оружием, а здесь ничего этого нет, да и ружьё без патронов уже не ружьё. Раньше штык к ружью полагалось иметь. Вот со штыком это уже кое-что, а без штыка и патронов это просто палка. Вот так вот, в тайге выживать надо уметь, — повторил Захар, поглаживая бороду.
— Ну, ты же умеешь, — неуверенно возразил ему Максим.
— Так я же в тайге родился. Отец мой всю жизнь в тайге и я. Это, считай у меня с молоком матери, в крови, а у тебя в крови ну, разве что самогонка. Не обижайся, давай добавим в кровь ещё по одной и спать, завтра видно будет. — Они так и сделали и захрапели чуть не в унисон.
На закрытой территории
Федот оказался прав. Как только они оказались на суше, Гравина забрали из артели.
— Хороса мускул. Хороса бойца будес. — Снова похлопал Гравина по плечу один из охранников, потом его посадили в машину и увезли в неизвестном направлении.
Его везли по улицам незнакомого города, а он, не переставая, размышлял. Кто же всё-таки он, в конце концов. На рыбачьей шхуне он был полным лохом. Ничто не вызывало в нём знакомых ощущений. Город тоже был незнаком. Но когда у одного из охранников при посадке в машину ветром завернуло полу пиджака, в нём что-то проснулось. Он увидел заткнутый за пояс пистолет и понял, что знает, как с ним надо обращаться. Странно, подумал он, но то, что сказал охранник, мне тоже кажется знакомым. Кто же я на самом деле? В паспорте у меня Владивостокская прописка, но Владивосток мне незнаком. Порт-Артур даже какие-то ассоциации вызывает, а Владивостокская крепость нет. Бухта «Золотой рог» тоже мне ни о чём не говорит, а «Орлиное гнездо» тем более. Все эти факты не связываются в одно целое. Может быть, я китаец, подумал он, но сразу же отбросил эту мысль. Он посмотрел на себя со стороны и понял, что на китайца он не тянет. Он хотел понять, на кого он тянет, но ему не хватало информации, чтобы построить хоть какую-то логическую цепочку. Усугубляло его положение то, что он ничего про себя не помнил.
В это время машина остановилась. Размышления о том, кто он такой, были прерваны.
— Вылизай. — Охранник с непроницаемым лицом стоял уже около дверцы машины.
Слово Гравину было понятно, он вылез из машины и потянулся. Потянулся, как следует, с тем, чтобы осмотреться. Они находились на закрытой территории. Вышек не было, но колючая проволока была. Охраны, хоть и не было видно, но её присутствие ощущалось. Его сразу же завели в здание, и он оказался в узкой комнате на одного человека с толстой решёткой на единственном окне. Справа у стены стояла железная кровать и ждала своего хозяина. Слева от входной двери находился туалет и умывальник. Ему принесли поесть, пожелали спокойной ночи, закрыли за ним на замок дверь и ушли. Поев, Гравин лёг на койку и выключился. Ночь пролетела, как одно мгновение. Гравина разбудил звук открывающейся двери. За ним пришла местная охрана.
— На выход. — Он между двумя охранниками вышел во двор, потом через ворота в стене перешёл в другой. Его завели в здание, потом в комнату. Комната была почти такая же, как предыдущая, но без туалета и на двоих.
— Будес здеся зыть, — сказал один из охранников и вышел, второй стоял за дверьми. Охранники ушли. Не успел Гравин привыкнуть к своей комнате, как в дверь постучали.
—На обед. — Это слово напомнило Гравину, что он очень голоден, и он вышел в коридор. Пошёл туда, куда идёт народ. Пройдя через умывальники, он попал в столовую. Сел за столик. Столик был свободный, но тут же к нему подсел ещё один такой же.
— Ты откуда? — С ходу спросил он.
— Как откуда, со шхуны, — чуточку подрастерялся Гравин.
— Да я не об этом, — поморщился визави Гравина, — Где ты родился, вырос, где твой дом, наконец, где семья?
— Да, я не помню, — Гравин растерянно заморгал глазами.
— Ты что серьёзно? — В словах и взгляде собеседника Гравина было недоверие.
— Серьёзней некуда, даже самому себе не по себе, что ничего не помню. — Гравин говорил это совершенно искренне.
— Здорово тебя отделали, — посочувствовал собеседник Гравину.
— Здорово, — согласился с ним Гравин, хотя он и этого не помнил.
— А как тебя зовут, ты помнишь?
— Нет, не помню, но по паспорту я Иван.
— Иван, значит, так у тебя ещё и паспорт есть?
— Есть, а у тебя что, нет паспорта?
— Нет, паспорта у меня нет, хотя как зовут меня, я хорошо помню.
— Ну, и как тебя зовут?
— А зовут меня Сергей, Серёга, можно просто Серый, но все называют меня Белым.
— Это, наверное, потому, что ты блондин.
— Да, наверное, по масти.
— А тебе не кажется, что мы с тобой похожи?
— Кажется, а то почему бы я ещё подсел к тебе. Хотя теперь мне кажется, что я зря это сделал.
— Почему зря, я что, антипатию вызываю? — Гравину было непонятно.
— Да, нет, почему сразу антипатию. Просто здесь же все бойцы, гладиаторы, так сказать. Всё равно потом придётся между собой драться.
— А-а, вон оно что, — понимающе закивал головой Гравин.
— Вон оно и то, но это ещё что. Вот скажи, ты спать лёг в одноместной комнате?
— Да, и сразу уснул.
— Это тебе снотворное дали.
— А-а, вот оно что, а я то думаю, чего это я спал-то так крепко.
— Радуйся, мог бы вообще не проснуться.
— Это ещё почему?
— Да, всё потому же. Пока ты спал, проверяли, нет ли у тебя серьёзных болячек. Если бы нашли, то ты бы не проснулся.
— Да, ты что, всё бы проспал. Повезло мне.
— Ещё как, ну, а теперь смотри, сколько коек в твоей комнате?
— Две. Это я точно помню.
— А для чего, ну, или для кого вторая, знаешь?
— Нет, конечно, откуда мне это знать.
— Так слушай, сейчас за тобой понаблюдают, а потом с кем будешь больше общаться, того и подселят к тебе.
— Это ещё зачем?
— А затем, чтобы потом устроить бой между вами, между друзьями.
— Ну, и что, ну, подерёмся, подумаешь.
— А вот это, как сказать, бой-то ведь будет до конца, и в живых останется только один.
— Ах, вот оно что, здесь ещё и психология какая-то кроется. — Гравин замолчал, так как это сильно заставило его задуматься.
Через болото
Прошло три дня. Захар всюду таскал Максима за собой, не давая ему передышки.
— Если ты собираешься жить в тайге, то тебе это всё пригодится, — говорил он.
Максим забыл, что когда-то не мог разжечь даже костёр. Уставал он так, что не успевал войти в дом, как оказывался на кровати и почти мгновенно засыпал.
Но вот на четвёртый день появились пацаны. Они пошушукались о чём-то с Захаром, и он, зайдя в избу, изрёк:
— Всё, это за тобой, собирайся, коли не передумал ещё.
— А хоть бы и передумал, да другого-то пути у меня нет. — Максим стал собираться. Собрал сумку, сел на табурет. — Я готов.
— Ну, и ладненько, вот и я тебе в дорогу собрал. Мясо, хлеб, соль, первач, спички, медицинский пакет. Сам знаешь, в дороге это очень даже может пригодиться. От меня лично, вот тебе охотничий нож. Оружие, если понадобится, тебе дадут там. А теперь пошли, до болота я вас провожу, а дальше сами.
Выйдя со двора, они вышли на тропинку и пошли к болоту. Лайка весело бежала впереди, ей не нужно было говорить, она знала куда. Когда дошли до болота, пацаны сказали Захару, что дальше, как и договорились, они пойдут сами. Захар не стал возражать, так как понимал, что, несмотря на их хорошие отношения, всё знать ему не положено, тропы тут у каждого свои.
— Ну, всего хорошего. — Они с Максимом обнялись, и Захар пошёл обратно. Лайка, лизнув Максима на прощанье, побежала за ним. Пацаны подождали, когда Захар скроется из виду, и пошли дальше. Максим пристроился за ними. Поблуждав немного по лесу, они остановились. По лесу – это сильно сказано, кругом уже была болотная вода.
— Ну, что, достаём? — Зайдя в воду подальше, они вытащили из воды затопленную лодку. Освободившись от груза и воды, лодка уверенно всеми шпангоутами встала на воду.
— Давай, неси, — белобрысый кивнул своему товарищу, мол, ты сбегай, а я тут с дядей постою. Пацан убежал, ну, если по воде ещё можно бегать. Вернулся он с тремя короткими досками и парой длинных вёсел. Короткие доски были сиденьями, и что удивительно было, они были сухими и тотчас были уложены на свои места.
— Ну, что, дяденька, садись. — Кивнул головой, тот что поменьше, на среднее сиденье. Максим сел, и плавание началось. Через какое-то время Максима попросили завязать глаза, и ему пришлось согласиться, хотя он и так был в накомарнике. Все трое были в накомарниках, без них было нельзя. Комары старались залезть везде, пищали, да лезли. От их беспрерывного писка в ушах стоял звон. С завязанными глазами Максим не видел ни болотной воды, ни болотной растительности, но болотный запах всё время говорил о том, что болото рядом. Как долго они плыли, Максим сказать не мог, но ему казалось, что они плывут долго. Большая часть информации была закрыта повязкой. Неизвестность напрягала. Комариный звон, всплеск вёсел, да редкий крик болотной птицы сопровождали всё его плавание. Как же он был рад, когда услышал такое долгожданное «приплыли». После этого с его глаз сняли повязку. Всё, что открылось его взору, было очень красочным. Зелёный лес, болото, превратившееся в речку, берег, поднимающийся всё выше и выше, всё смотрелось жизнеутверждающе. Совсем по-другому смотрелась верёвка на шее пацанов.
— Это вы что? На меня повязку, а на себя верёвку? — Удивился он.
— Ну, да, только совсем не для того, для чего ты подумал, — улыбнулся белобрысый Олег.
— А для чего, если не секрет?
— Для страховки.
— Очень странная, я бы сказал, страховка.
— Да, ничего странного в этом нет, просто на болоте каждый может оказаться в болоте. Вот тут-то и нужна бывает очень эта страховка.
— Это, как контрольный выстрел что ли? Чтобы не только утопиться, но ещё и удавиться, да? — Максим был в недоумении.
— Да, нет. Просто утопающий ведь всегда хватается и за соломинку, а тут можно схватиться за верёвку, что гораздо надёжнее. — Олег пытался объяснить про верёвку, как мог.
— Чего ж за неё хвататься-то, если оба конца и так у тебя в руках? — То, что Олегу было понятно, Максиму – нет.
— Вот поэтому-то, чтобы за неё ухватиться, её нужно снять с шеи и бросить.
— Куда, в болото что ли? — Максим изобразил удивление, хотя и начал понимать, что к чему.
— Ну, зачем в болото, если рядом деревья растут, сразу ведь в середину болота не упадёшь.
— Ну, понятно, кинул, а дальше что?
— А дальше ждёшь, обмотается верёвка вокруг деревца и тяни.
— Чего тянуть-то?
— За верёвку, не кота же за хвост.
— Ну да, а если верёвка соскользнёт?
— Не соскользнёт, вон на одном конце грузик, на другом петля. Сил не будет, петлю на себя можно накинуть.
— А не затянет петлёй-то?
— Не затянет, там узел на верёвке.
— А-а, вон как, только ведь кинуть надо суметь. Попробуй кинуть так, чтобы верёвка попала и обмоталась. В нормальных условиях-то не кинуть, а тут по шею в воде.
— Ну, не всегда сразу по шею, иногда и по колено провалишься, а всё равно уже не выбраться.
— Это точно, — вспомнив мотоцикл в луже, согласился Максим.
— Ну, вот, да и с самого раннего детства мы с этой верёвкой ходим, так что кидаем не хуже ковбоев, а то и лучше.
— А женщины, они что, тоже с верёвкой?
— Будь спок, они ещё лучше нас кидают.
— Что, и мне придётся?
— И тебе придётся, почти на любое дерево с её помощью можно залезть, от любого зверя убежать, только вот от рыси нельзя.
— Что и рыси в ваших местах водятся?
— Нет, как только рысь объявляется в наших местах, мужики наши сразу же на неё охоту объявляют. Пока не пристрелят, или не поймают, не прекращают охоты.
— А что, рысь ещё и поймать можно?
— Можно, и силки, и капканы есть. Только просто так рысь туда фиг загонишь, но когда ей удирать приходится от погони, то попадает.
— Это волка флажками можно куда-то загнать, обложить, рысь ведь не обложишь, уйдёт.
— Уходят, за болото уходят, но дальше наши не преследуют. Ушла и ушла, главное, что с нашей территории ушла, а то ведь и напасть на кого-нибудь может.
— Это верно, на меня напала уже. — Вспомнил Максим свой поединок с рысью.
— Это где? — В глазах обоих пацанов появился неподдельный интерес. С рысью они не сталкивались и даже не встречались.
— Так у Захара, где ж ещё. В нашем городе рыси не водятся.
— А где у Захара-то? Там открытые места всё. Открытые места они не любят.
— Так на самом открытом месте…
Снова Федот
Месяц Гравин ходил на тренировки. Он готовился к своему первому бою. Можно было и не ходить, посещение было свободное, но ходили все, даже самые ленивые. Никто не хотел раньше времени покидать этот свет. На тренировке у Гравина сама собой всплыла фраза: «Хочешь жить сам, дай жить другим». Но эта фраза здесь не работала, здесь работала другая: «Выживает тот, кто сильнее». Хотя учителя были у всех одни и те же, но сами ученики были все разные. У одних получалось лучше, у других хуже. Гравин откуда-то знал, что перевод силы энергии в силу удара – это медитация. Он старался на этих занятиях, но, увы, у него ничего не получалось. От кого-то он слышал, что любым делом надо начинать заниматься с детства. Только тогда можно ожидать каких-то результатов. Взрослое дерево так, как хочешь, уже не наклонить. Ну, а если из детского возраста уже вышел, то, что тогда делать? Драться-то надо. Тогда нужно много заниматься, – приходило на ум.
— Надо использовать свои преимущества, и не давать использовать их противнику, но для того, чтобы их использовать, надо их иметь, иначе будут иметь тебя,— говорил руководитель занятий по рукопашному бою перед каждой тренировкой. Аха, легко тебе так говорить, думал Гравин, видя, как легко от его ударов ломаются доски, и крошатся кирпичи. Такого преимущества у него не было. Может какие-то другие есть? Он стал разбирать. Если принять во внимание, что его крепко сжатый кулак превращался в кувалду, то у противника, поймавшего такой удар, шансов не было. Это был плюс, но многие из его будущих противников и доски ломали, и кирпичи крошили, поэтому этот его плюс в сравнении становился маленьким и не заметным. Очень большое значение имеет в поединках скорость, но и с этим у Гравина были проблемы. В общем, никаких преимуществ у меня нет, поэтому бой мне нужно вести в закрытой стойке, решил Гравин после долгих раздумий. С этого дня на тренировках он всё старался делать в закрытой стойке.
Однажды, когда после очередной тренировки он вернулся к себе в комнату, то там его ждал сюрприз. На соседней койке выпирало большим бугром что-то очень знакомое. Храп стоял такой, что комната показалась ему маленькой коробкой. Всё, кончилась моя спокойная жизнь, подумал он. О том, чтобы поспать, можно было, и не мечтать. Однако в дальнейшем это не подтвердилось. Он потом так уставал за день, что этот храп был для
него колыбельной песней. Гравин наклонился над
храпящим бугром, выпирающим из под одеяла.
— Ба, да это же Федя, — вырвалось у него. И точно, это был он. Гравин попытался, было, разбудить его, но у него ничего не получилось, тот спал беспробудным сном на данный момент.
На следующий день, утром, Федя проснулся сам. Увидев Гравина, он сильно удивился.
— Снова на корабль? — Спросил он, видно, не совсем проснувшись. — За какие провинности?
— Это не меня на корабль, а тебя с корабля, — улыбнулся Гравин.
— Это как это? — Федя захлопал глазами.
— Как это, а вот так это. Проснуться давно уже пора, а ты всё спишь.
— А-а, вспомнил, вспомнил, точно, списали меня. Привезли на шхуну откуда-то такого же большого и сильного, и я стал не нужен. — Федя огорчённо развёл руками.
— Да ты не огорчайся, ты прямо с корабля на бал, сейчас будет завтрак. — Успокоил его, как мог, Гравин.
— Да, ты что, а я прямо так есть хочу. — Обрадовался Федя.
— Ты поторопись, слышишь, вон и двери уже ключом открывают.
— А мы что, под замком?
— Да. На ночь мы все под замком.
— Чтоб не разбежались?
— И поэтому тоже, хотя здесь не убежишь.
— А для чего тогда ещё?
— А для того, чтобы ночных беспорядков не было. Все же здесь бойцы…
— Понятно, от ночных боёв, значит.
— Да, а то покалечат друг друга, и плакали денежки, а хозяева наши ой, как этого не любят. Денежки для них гораздо дороже.
— Ну, да. Кому понравится денежки терять.
— Вот поэтому и кормят здесь хорошо, чтоб хорошо смотрелись и хорошо дрались, так что пошли быстрее на завтрак.
После завтрака уже совсем другой вопрос стал интересовать Федю.
— Слушай, а убежать отсюда нельзя? — Он испытующе посмотрел на Гравина.
— Ну, вот и ты туда же. Отсюда нет, слишком всё хорошо охраняется. Охрану не видно, но она есть – мышь не проскочит.
— Да-а, выходит, остаётся одно – драться. — Федя поскрёб свой кудрявый ещё пока затылок. Это бросалось в глаза. Все здесь ходили лысые, вернее, подстриженные под ноль.
— А ты что не подстриженный? — Задал естественный вопрос Гравин.
— Дак, постригают постоянно, только они у меня очень быстро растут. — Махнул большой своей пятернёй Федя на этот факт.
— А нельзя у нас тут даже с чубчиком ходить, оттаскать могут, даже днём.
— Что и днём стычки бывают?
— А как же, и ещё какие.
— А хозяева куда смотрят?
— Сразу охрана прибегает, и неизвестно откуда берутся. Человек по пять по шесть сразу прибегают, как муравьи, дружно очень. Бьют по каким-то им одним известным точкам и уносят всех по своим комнатам.
— Ну, вот видишь, всё под присмотром.
— Под присмотром-то под присмотром, только если скальп с живого человека снять, то он уже не жилец. — Назидательно произнёс Гравин.
— Да, знаю я, только им до моего чубчика не достать, отмахнулся Федя, но волосы потом всё-таки состриг. Понятное дело, ну, кому захочется, чтобы с него с живого скальп снимали.
Скит
— Как же она там очутилась? — Это Гриша, один из пацанов, про рысь у Максима спросил.
— Так любовь привела, за подружкой своей любимой пришёл.
— За какой подружкой? — Не понял Гриша.
— За такой подружкой. Он самец, за самкой пришёл, понятно?
— Это-то понятно, только откуда там самка?
— Самку Захар притащил.
— А-а, вот оно что, ну, и как встреча?
— Чья встреча? — теперь не понял Максим.
— Ваша с рысью, — пояснил Гриша.
— Встреча прошла на высшем уровне. Рысь упала на меня, как снег на голову, наверное, с дерева, и сама напоролась на вилы.
— Всего-то, — разочарованно протянул Гриша, — вот только рысь с дерева не падает.
— Как не падает? — Удивился Максим.
— Так. Она всегда прыгает с земли.
— Да ну! — Максим поскрёб затылок, откуда ему было знать такие подробности.
Пацаны вытащили лодку на берег и утащили её в кусты. Пока Максим озирался, они выкатили мотоциклы. На Гришин мотоцикл привязали сзади рюкзаки, Максим сел к Олегу.
— Ну, что поехали?
— Поехали, чего ждать, коли всё готово. Пацаны завели мотоциклы, и лес наполнился шумом заработавших моторов. Дорога всё время шла на подъём, но, чувствовалось, была наезженной, поэтому ехали быстро. Повязки на глазах у Максима не было, движки «Планет» работали ровно, поэтому он теперь видел впереди «Планеты» всё, но не слышал. Мелькали деревья, но вот лес кончился, и открылась небольшая поляна. По краям поляны стояли избы, на открытом месте не было ни одной. Все избы были закрыты деревьями, увидеть сверху их было почти невозможно. И ещё одну особенность заметил Максим. Поляна была с наклоном, поэтому нельзя было посадить даже вертолёт, разве что только десант высадить. Пацаны подъехали к какому-то дому и въехали во двор. Заглушили мотоциклы, стало тихо.
Странно, подумал Максим, ни одна собака даже не залаяла, и людей что-то не видно.
Пацаны зашли в избу, Максим зашёл за ними. Обыкновенная деревенская изба. В углу, как положено большая печь, за печкой умывальник. В другом углу стол, две лавки. На столе клеёнка, окна со ставнями, в рамах стёкла, всё, как положено, ничего лишнего.
— Ну, что, пообедаем? — Вопрос, конечно, был лишним. Все очень сильно проголодались.
— О чём речь, у меня живот к спине прилип. — Гриша прошёл к печке, открыл заслонку. Ловко орудуя ухватом, вытащил из печки чугунок.
— Ловко, однако, ты ухватом-то, — заметил с улыбкой Максим.
— А ты что, знаешь, как это называется?
— А как же, пацаном когда был, тоже приходилось, и ухватом, и печку топить.
— А-а, ну, тогда тебе тут нормально будет.
— Дак, всё моё детство в такой избе прошло.
— Ну, вот вспомните детство своё золотое.
— Да, придётся вспомнить.
— А вы что, за этим сюда пожаловали? — Этот вопрос, очень интересовал ребят.
— Конечно же, не за этим.
— А зачем? Отсюда ведь, если дороги не знаешь, то не уйти.
— А затем, что и другой дороги у меня нет.
— Натворили, поди чего? — В глазах пацанов сквозило любопытство.
— Ничего я не натворил, просто кому-то я очень мешаю жить. Я мешаю ему, а он соответственно мешает мне. — Максим с сожалением вздохнул при этих словах.
— А тот, которому вы мешаете жить, тоже по лесам прячется? — Быстро среагировал Гриша.
— Нет, не прячется, тут между нами разница.
— А какая разница, если вы ему мешаете жить, а он вам, — Гриша хотел понять.
— А разница такая, он знает, кто ему мешает жить, а я не знаю, да и весовые категории, похоже у нас разные.
— А откуда вы знаете, что весовые категории разные, если он вам не известен.
— Ну, хотя бы оттуда, куда он меня загнал, а я его нет, хотя очень бы хотелось.
— Так загоните, чего там.
— А как, если я его даже не знаю.
—Знать зачем. Человек чувствовать должен.
Сердце, говорят, не обманешь.
— Ещё как обманешь. Откуда ж тогда обманутая любовь берётся?
— Сказали тоже. Любовь – это наваждение. Любовь зла, полюбишь и козла. Разве может такое с нормальным человеком твориться.
— А ты-то откуда это знаешь? Максим с усмешкой посмотрел на Гришу.
— Я очень часто это слышу от тех, кто знает, невозмутимо ответил Гриша.
— А я-то думаю, и чего он такой умный. — Снова улыбнулся Максим.
Пацаны уже сидели за столом и с аппетитом трескали картошку с салом.
— А вы что, есть не хотите? Садитесь, вес набирать будем, в другую весовую категорию переходить пора, — подколол Гриша.
— В школу вам пора, а не в другую весовую категорию. — Ответил им тем же Максим.
— Рано ещё в школу, каникулы у нас.
— Каникулы, говорите, у вас что, школа есть?
— А как же. И школа, и учительница.
— А учительница-то откуда?
— Так из своих. Отучилась в институте, теперь нас вот учит, саму учить ещё надо.
— Как она могла где-то отучиться, если у вас никого никуда не отпускают?
— Своих отец Прохор отпускает.
— Кого это своих?
— Ну, так он сам знает, кого. — Недосказанность так и сквозила в этих словах.
— Ну, понятно, сам знаю, кого пускаю, чего тут не понять. — Согласился Максим, и разговор на этом закончился.
Первый бой
— У меня завтра бой, а я ни рыба, ни мясо. Как я буду драться? — Гравин был просто удручён этим обстоятельством.
— А что тебя беспокоит-то? — Федя не видел причин для беспокойства.
— Как что. Все там доски ломают, кирпичи бьют, а у меня у одного ничего не получается.
— Не волнуйся, драться начнёшь – всё получится. Где ты служил-то хоть?
— На вещевом складе, где ещё. Можно подумать, что я помню.
— Оно и видно. Вот если бы ты служил в десанте, ты бы знал, что нужно делать.
— А ты что, в десанте служил и знаешь, что нужно делать?
— А как же. Конечно, знаю. Ну, во-первых, не нужно суетиться, а во вторых, вот слушай, — Федя голосом воспроизвёл что-то вроде а-о-у.
— Ну, и что? — Гравин заморгал ресницами.
— А то. Сам теперь попробуй.
—А-о-у, — на высоких тонах выдал Гравин.
— Ну и что, что-нибудь чувствуешь? — Федя внимательно смотрел на Гравина.
— Ничего не чувствую, — Гравин отрицательно покачал головой.
— А ты не вой, попробуй всё ниже и ниже…
— А-о-у, — выдал Гравин снова, потом ещё и ещё, всё ниже и ниже.
— Ну, что? — Шёпотом спросил Федя.
— Вроде что-то есть, на самых низких.
— Ну, вот, а я что говорил. Потренируйся здесь, перед боем не забудь, и всё будет нормально. — Федя удовлетворённо потёр руки.
— Что и кирпичи и доски будут ломаться?
— Будут, потренируешься немного, и будут.
— Ладно, прямо сейчас и попробую. Может и правда, всё получится. — Гравин вдохнул воздуху побольше, — а-о-у, — удар ногой, потом рукой, разворот на пятке, ещё удар.
— Браво! — Федя захлопал в ладоши. — Ты делаешь успехи.
— Ну, так. Какой учитель… Гравин решил польстить своему новому другу.
— Ладно, ладно, мне показалось даже, что ты в скорости прибавил.
— Да что ты говоришь, это сразу не бывает. Тут семь потов, по-моему, должно сойти.
— Ну семь, не семь, а у тебя, почти сразу, да к тому же в бою злости обязательно прибавится, так что у твоего противника шансов нет.
— Знать бы ещё, кто моим противником будет.
— Вот видишь, и это для тебя проблема, а для меня – никакой проблемы нет.
— Это ещё почему? — Гравин искренне удивился такому обстоятельству.
— А потому. Ты на тренировках так сосредотачиваешься на самом себе, что ничего больше не видишь. Так нет?
— Ну, предположим, что так. Ну, и что? Если я не буду сосредотачиваться, то толку от тренировок вообще никаких не будет.
— Всё верно, только всему своё время. Сосредоточился, сделал то, что хотел, расслабился, огляделся, понаблюдал за другими. В бою очень даже может пригодиться. Тем более что своих противников заранее мы не знаем.
— Ладно, я всё понял, буду делать так, как ты говоришь, буду наблюдать.
На другой день всё было, как обычно. Правда, с самого утра Гравин был, как сонная муха. Возможно, нервное напряжение перед боем так подействовало. После обеда за ним пришли два крепких, готовых ко всему, парня. Гравин сел с ними в машину, и они его увезли в неизвестном направлении. Потом в каком-то дворе его высадили, завели в помещение и закрыли за ним дверь. В комнате без окон он был один. Столик, кресло, тахта, да стопка журналов на столе, вот и всё убранство. Окон не было, но был электрический свет. Можно было лежать, сидеть, смотреть, читать журналы. Гравин всё это успел сделать, пока наконец-то, за ним пришли снова. На этот раз его сводили в туалет, потом ему дали чёрные семейные трусы с блёстками и сказали, чтобы одел их. Гравин облачился в них, и его снова повели по коридорам. Его завели в зал для боёв и сразу в клетку. Лязгнула железная дверь, и он остался в клетке один. Пока его водили секъюрити, он ни о чём не думал, а только, как робот, выполнял их указания. Оставшись один, он растерялся.
— Перед вами «Железный кулак», — прозвучало в зале. Сказано это было на на непонятном для Гравина языке. Раздались аплодисменты, зал сдержанно поприветствовал его.
Снова лязгнула железная дверь, пропустив рослого азиата с квадратным подбородком.
— «Чёрная маска» перед вами, «Чёрная маска», не знающая поражений, «Чёрная маска» непобедима! — Прозвучало по залу. Раздался шум аплодисментов. Здесь, похоже, знали его не понаслышке, но и видели в деле не один раз.
— Гравин облегчённо вздохнул, неизвестность закончилась, а ведь она больше всего и страшит. То, что было наяву, было не страшно. Определённую опасность, конечно, имело, но видимую.
Не зная друг друга, сближаться противники не торопились, кружили по клетке, внимательно наблюдая друг за другом. Гравин ждал, у него это был первый бой, опыта не было, рисковать не хотелось. Противник опытный, знает, что к чему, кинется первым, думал он. Так и случилось. Вдруг перед ним мелькнули пятки противника. Гравин едва успел убрать голову, как получил удар ногами в грудь. Противник просто прыгнул на него ногами вперёд. И если одной ногой он промахнулся, то второй всё равно попал по корпусу. Это был беспроигрышный вариант. Оба упали, вскочили почти одновременно. Снова заходили по кругу. Гравин ждал, когда противник повторит свой приём. Приём был простой, но действенный. Если научится его делать, то увернуться от него было непросто. Можно отскочить назад, но если сзади прутья клетки, то можно оказаться между молотом и наковальней. Вправо, влево прыгать сложнее, если плохо отскочишь, зацепить может. Скорее всего, он будет прижимать меня к стенке, подумал Гравин, кружа по клетке. Это был единственный способ уйти от коварного приёма. Останавливаться было нельзя. Противник решил изменить тактику и нанёс удар коленом в прыжке, но удар правой в подбородок выключил ему свет.