Мархамат смотрела на старшую по камере и поверит не могла, что слова, сказанные ею, правда.
- Ты врёшь! Я не верю тебе! Моя сестра не сделает такую глупость! Да и зачем это ей... она молодая, красивая, у неё дети, в конце концов! Живут с мужем хорошо, богато... нет... это неправда! - со злостью бросала Мархамат, вскочив со шконки и размахивая руками.
- На, читай! Малява никогда не врёт! - усмехнувшись, ответила женщина, бросая на шконку маленький клочок бумаги, исписанный мелким почерком.
Правда, написано там было немного, но Мархамат прочла: " Жена начальника ГУИН умерла, напилась лекарств и умерла. Дура, о детях забыла, передай её сестре, сегодня похороны".
Мархамат не могла поверить, с чего это вдруг Мунира решила добровольно уйти из жизни. У неё было всё хорошо, Пулат любил её, она его любила, жила припеваючи, зачем?
- Но зачем? Зачем она это сделала? Откуда вы узнали об этом? Может это неправда? Мунира никогда бы не сделала этого, - растерянно говорила Мархамат, выронив бумажку из рук на бетонный пол.
- Значит была причина. Может из-за тебя? Колись, давай, может ты ей насолила? Да по твоей роже видно, что ты в жизни никому добра не приносила, - сказала женщина, которую звали Рая, но кличка, почему-то, у неё была Рыба.
- Нет! Я любила сестру! И она меня любила! Это из-за этого ублюдка! Я знаю, это всё из-за него! Аааа... как же так? За что? Муниры нет больше, я здесь и всё из-за этого ублюдка! - как безумная закричала Мархамат, сев на шконку, схватившись за голову и раскачиваясь из стороны в сторону.
- О ком это она? - посмотрев на своих сокамерниц, спросила Рая.
Те пожали плечами.
- Легко винить других, когда у самой рыльце грязное, - ответила та, что была старше третьей, которую звали Барно, да и сидела она, в ожидании суда.
- Ты права, а ну колись, кто этот ублюдок, а? - спросила Рая.
- Внебрачный сын моего папаши. А вы знаете, кто мой отец? Он работает в правительстве, рядом с Рашидовым, он всё может. А тут вдруг сына нашёл и всё! Забыл о нас, только его и видит, - ответила Мархамат.
- Хм... что же, твой папаша, такой важный человек, позволил тебе тут оказаться, а? - съязвила Барно.
- Да он кроме своего ублюдка, никого сейчас не видит! - с отчаянием закричала Мархамат.
До неё не доходило то, что Муниры больше нет, она просто не верила в это. Ещё она не верила, что надолго здесь задержится, она знала свою мать, та не оставит её тут. И странным было то, что про своего мужа, она ни разу не вспомнила, думая только о матери, как о своём спасении. Скорее всего и Мурад вздохнул свободно, отсутствие жены давало ему свободу. Её скверный характер, доставал его, но так уж повелось в их семье, перечить или высказываться, ему было нельзя. Это угнетало, но другого было не дано, да и характером мужчина был слабоват и труслив. Боясь потерять должность и богатый дом жены, он молчал и выносил всяческие унижения со стороны своенравной жены. Теперь, он был один в огромном доме, единственная дочь пока была в лагере, Мурад, кажется, был счастлив от того, что Мархамат в тюрьме.
- Надо же! Папаша большой человек в правительстве, муж сестры - начальник ГУИН, а ты, значит, зэчка? И поверь, тебе от них помощи не будет, видимо, ты так всех достала, что они отказались от тебя, - ответила Рая.
- Я не задержусь тут надолго, уж поверь мне! Моя мама не оставит меня тут, - с уверенностью ответила Мархамат.
Рая, усмехнувшись, села на свою шконку и смачно сплюнула на пол.
- Посмотрим... ещё не вечер. А сегодня похороны твоей сестры, - ответила она.
- Я не верю в это. Мунира никогда бы не стала добровольно уходить из жизни. У неё же дети! - воскликнула Мархамат, будучи уверенной в том, что говорит.
Муниру похоронили на рассвете, её вынесли со двора, прочитав молитву Жаназа, поставив посередине тоут - это носилки с гробом, накрытые сверху паранджой и мурсянгом, посередине материал, который называется малля. У всех народностей свои обычаи и похорон, и свадеб. У узбеков, издалека видно, кого хоронят, женщину или мужчину, молодого или старого.
Плач женщин раздавался недолго, странно, но Нурхон и вовсе не плакала, может горе её так сломило и боль она держала в себе? Но тем не менее, горько плакала Матлюба опа, соседи и несколько подруг Муниры, а мужчины быстро вынесли тоут и пешком пошли по широкой улице, где в конце её, ждал катафалк, специально заказанный заранее, много личных авто и машины с государственными номерами.
Когда мужчины уехали на кладбище Кукча, где были похоронены родственники, женщины быстро постелили в зале дастархан во всю комнату, бросили по краям курпачи и накрыли дастархан, куда поставили фрукты в красивых вазах, сухофрукты и разные сладости. Привезли горячие лепёшки и женщины, сев в зале, начали читать молитву по усопшей, суры из священной книги Коран. Звучным, певучим голосом, женщина в белом платке, красиво читала молитвы.
Мужчины вернулись часа через два, отовсюду приносили еду, кто-то в большой эмалированной чашке привёз манты, следом привезли плов, соседки вынесли машхурду, привезли даже горячие самсы, так как в доме, где прошли похороны, три дня нельзя было готовить, только женщина, специально занимающая делами махалли на свадьбах и похоронах, сварила халватар - это сладкое варево, типа халвы, шоколадного цвета, из муки, сахара и кипятка. До самого вечера шли люди, чтобы выразить соболезнования родственникам и проявить почтение к памяти ушедшей.
- Пулат, мне нужно вернуться в больницу, но я хотел узнать... как же теперь дети, мои внуки? Нурхон, ты и сам знаешь, не станет с ними сидеть и следить за их воспитанием, а у них сейчас переходной возраст, за ними нужен глаз да глаз. У меня предстоит операция на сердце, да и работа... сам знаешь! Твоя работа тоже не оставляет ни минуты свободного времени, что делать думаешь? - спросил Закир Искандарович.
- Вы правы, Закир Искандарович, Нурхон опа не станет сидеть с детьми. Я хочу попросить маму переехать пока ко мне, правда, она не оставит отца одного, может и отец согласится жить в моём доме. Я ещё не говорил с ними, но ради своих внуков, они согласятся, я уверен в этом. А Вы ни о чём больше не волнуйтесь. Что случилось, то случилось, ничего уже не изменишь. И я не могу сидеть, должен был ехать в министерство, но... вон как всё обернулось. Завтра с утра на работу, - ответил Пулат.
- Если твои родители переедут жить к тебе, я бы тоже был спокоен. А что откладывать, если завтра с утра выходишь на работу? Отец твой здесь, я и сам могу с ним поговорить. Он понимает, что наши должности требуют постоянного нашего присутствия на рабочем месте, Мансур акя умный человек, он поймёт, - сказал Закир Искандарович, взглянув на свата, который сидел возле ворот, где были поставлены стулья, куда подходили мужчины и читали молитвы.
- Я не против, поговорите Вы, он очень Вас уважает, отец, - ответил Пулат, который в редких случаях называл Закира Искандаровича отцом.
Закир Искандарович молча подошёл к свату и сел рядом с ним. Подошли мужчины, Мансур акя красиво и громко, певучим голосом, прочитал поминальные молитвы, мужчины выразили соболезнования, медленно встали и попрощавшись, ушли.
- Мансур акя, что теперь будем делать? К сожалению, моя дочь поступила неразумно, да простит Аллах её грехи, но дети, безвинные наши внуки, как же теперь они без матери жить будут? Мы с Пулатом вечно заняты... да и операция у меня скоро на сердце... в общем, если Вы не откажетесь, переезжайте жить в дом Пулата, ведь детям никак нельзя оставаться одним, Вы и сами это понимаете, уважаемый Мансур акя, - сказал Закир Искандарович.
- Ещё раз приношу Вам свои искренние соболезнования, Закиржон, мне очень жаль. Хотя Мунира, как бы то ни было, что бы ни случилось, поступила неправильно. Но не нам её судить. Я поговорю с Матлюбой, дети Пулата - наши внуки, хотя и видели мы их крайне редко, Мунира не хотела их к нам отпускать. Но мы с Матлюбой не в обиде, дети есть дети и мы их любим. Конечно, если подумать... Нурхон, наверное, не переедет к Пулату... Хорошо, сегодня мы всё равно здесь, а вечером, когда все разойдутся, мы и примем окончательное решение. Не волнуйтесь, Закиржон, детей мы не оставим. Конечно, было бы лучше, если бы они к нам переехали... посмотрим... - говорил Мансур акя, который и сам беспокоился за своих внуков, зная нрав Нурхон.
- Спасибо Вам, Мансур акя а теперь я пойду, меня в больнице ждут, капельницы, уколы... профессор сказал, что завтра консилиум, где окончательно и решат, нужна ли мне операция. Всего доброго Вам, до свидания, - вставая со стула и протягивая руку свату, сказал Закир Искандарович.
Шухрат стоял поодаль, в ожидании своего шефа, но его позвали на кухню, куда заходили мужчины и там их кормили обедом.
- Поехали, Шухрат, поздно уже, скоро солнце сядет и все разойдутся, - сказал Закир Искандарович.
Со стороны казалось, что он вовсе и не печалится о том, что потерял взрослую дочь, ведь он даже к Нурхон не зашёл, а она не вышла к нему. Решение о разводе с ней, он принял окончательно, понимая, что жить с ней он просто не сможет, удивляясь, как вообще столько лет жил с ней под одной крышей. Теперь такой необходимости не было. Муниры больше нет, Мархамат надолго сядет в тюрьму, Нурхон осталась одна в большом доме, она и сама всегда этого хотела, ведь ей, по сути, никто и не нужен. Так думал Закир Искандарович, возвращаясь в клинику.
Валерка о смерти Муниры не знал и говорить ему об этом, Закир Искандарович не хотел. Но как обычно бывает, в операционную зашла медсестра, чтобы поставить капельницу, было довольно поздно и Валерка спросил про отца.
- Он должен был прийти, но не пришёл... с ним ведь всё хорошо? - спросил Валерка медсестру.
- Да, Закир Искандарович хорошо себя чувствует, он же ушёл на похороны дочери, - ответил молодая женщина.
Валерке показалось, что он ослаышался.
- Дочери? Кто умер? - напрягаясь, спросил Валерка.
- Ой... а я думала, тебе сказали... так его старшая дочь... она лекарства наглоталась и в больнице умерла... ты только не волнуйся, ладно? А то мне от профессора влетит, думала, тебе сказали... - ответила медсестра, чувствуя свою вину.
- Господи... зачем она это сделала? Молодая же была... как моя мама... зачем? Как же отец? Это из-за меня... она умерла из-за меня, я знаю... а младшая как? Мархамат? - спросил Валерка, пытаясь подняться с кушетки.
- А что с ней станет? Как с гуся вода, в тюрьме она, за то, что сделала с тобой, поделом ей. Возомнила себя не весть кем, тоже мне, пуп земли, - разговорилась медсестра, не увидев, как исказилось болью лицо Валерки, как он с силой, на которую был способен в своём тяжёлом состоянии, сжал края кушетки и побледнел, затем всё же приподнялся, но сделав вдох, уронил голову на подушку, теряя сознание.
Медсестра увидела пятна крови на простыни, которой был накрыт Валерка, она испуганно вскрикнула и выбежала из операционной. Вскоре, девушка вернулась вместе со Станиславом Владимирович, у Валерки из раны открылось кровотечение, между швами сочилась кровь.
- Всё же было хорошо, что случилось, Татьяна? Я недавно был у него, он мирно спал... что явилось причиной такого состояния? - воскликнул Станислав Владимирович, намочив ваточку в нашатырном спирте и осторожно протирая виски и давая Валерке понюхать ватку.
- Я не знаю, Станислав Владимирович... я хотела поставить капельницу... а тут кровь и он сознание потерял. Простите меня, ведь я думала, он о сёстрах всё знает, кто же знал, что он так отреагирует на то, что с ними случилось... - испуганно говорила Татьяна.
- Что? Кто тебя просил рассказывать ему об этом? Уйди прочь! Позови сюда доктора, быстро! Ты уволена! - воскликнул Станислав Владимирович.
Валерка медленно открыл глаза и взглянул на профессора.
- Это правда? Прошу Вас, скажите мне, как отец? - спросил Валерка.
Станислав Владимирович обработал рану на груди и наложил повязку, пропитанную раствором лекарства. В операционную прибежал доктор, лечащий врач отделения. Валерке сделали противовоспалительный укол и поставили капельницу.
- Это правда, сынок, но ты сейчас не думай об этом. Твой отец скоро вернётся, утром я хотел перевести тебя у нему в палату, но если ты будешь так себя вести... ладно, отдыхай... ты напугал меня, парень, - накрывая Валерку чистой простыней, сказал Станислав Владимирович.
Закир Искандарович приехал довольно поздно и не заходя в свою палату, прошёл в операционную. О том, что у Валерки открылась рана, ему говорить не стали, в данный момент, после успокоительного укола, Валерка спал. Закир Искандарович, нагнувшись над сыном, погладил его по голове и поцеловал в лоб. Казалось, он не мог наглядеться на сына, так был горд им и благодарил судьбу, что даровала ему наследника, тем более, так похожего на него и внешне, и характером.
Закир Искандарович вернулся в свою палату, переоделся, сняв рубашку и брюки и надев спортивный костюм. Он очень устал, но поел в доме Пулата, поев горячий суп машхурду, которая была более-менее постная, по сравнению с пловом и мантами. Закир Искандарович лёг на кровать и закрыл глаза. Правда, при всём том, что он очень устал и был вымотан всем произошедшим, уснуть ему не удавалось.
Тяжёлые мысли не давали мужчине покоя. Принять то, что Мунира так поступила, не подумав о детях, Закиру Искандаровичу было непросто. Волнение не оставляло его, он думал о внуках, потом вспомнил про Мархамат. Да, обе дочери были ему не родными, но когда он женился на Нурхон, прежде всего из-за должности и буквально по требованию отца Муниры, она была совсем маленькая, а Мархамат родилась через семь месяцев, после их женитьбы. Все были уверены, что она его родная дочь, да и Закир Искандарович по-своему любил девочек и относился к ним не иначе, как к родным. Но где-то в глубине души, он понимал, что дочери ему не родные, а Нурхон так и не захотела больше иметь детей, тем более, от нелюбимого мужчины, что она и не скрывала.
Когда Закир Искандарович узнал, что Вера родила сына, поначалу он подумал, что ребёнок от Николая, её мужа, а когда узнал, что Валерка его сын, об этом однажды и проговорился Николай, будучи изрядно пьяным, Закир Искандарович очень обрадовался этому и стал помогать Вере и своему сыну, правда, встречаться с ними он не мог, это было запрещено. Отец Нурхон, угрожая ему, запретил иметь с ними контакты и Закиру Икандаровичу пришлось тайно от всех отправлять деньги и продукты на квартиру, которую он выбил тогда для Веры.
Почему именно об этом вдруг вспомнил Закир Искандарович, лёжа на кровати? Да, ему было очень жаль Муниру, но что он теперь мог сделать? Теперь есть только его сын и он, с семьёй Нурхон и с ней самой, теперь он не хотел иметь ничего общего. Нурхон всегда была для него нелюбимой и чужой, а теперь... теперь для него её вообще не существовало.
Нурхон поела, попила горячий чай, так ни разу и не заплакав. Потом гордо поднялась и молча направилась к выходу. Странно, но никто не спросил у неё, почему она уходит, почему не останется хотя бы на три для, хотя полагалось безвылазно сидеть сорок дней, ведь умерла её родная дочь.
Нурхон вышла из дома, прошла двор, всё здесь было для неё чужим, она даже к внукам не подошла, просто ушла, чтобы никогда сюда не возвращаться. Конечно, такое её отношение ко всему, многие не понимали, но и спрашивать не посмели. Для Нурхон сейчас главным было вытащить дочь из тюрьмы и не дать, чтобы над ней состоялся суд.
- Если такое случится, этому гадёнышу не жить. Я сама его добью, то что не удалось моей дочери, удастся мне. Я смогу за неё отомстить, иначе и мне не жить с таким грузом позора, - думала Нурхон, уходя по улице в сторону дороги, чтобы наконец вернутся в пустой уже дом.
Мансур акя и Матлюба опа остались в доме сына. Когда все разошлись, дом опустел, Пулат зашёл к родителям, они отдыхали в зале. Дети давно спали, устав от тяжёлого дня.