(по мотивам немецкой легенды о Крыслове из Гамельна)
«Куда уехал цирк? Он был ещё вчера…»
Вадим Левин
Как свезло, что тятенька взял Митька и Аришку на ярмарку! Там всё так интересно и красочно: разноцветные узорчатые платки из Павлова Посада, медные и посеребрённые самовары из Тулы, жостовские подносы с огромными цветами, красные и зелёные яблоки, полосатые арбузы, лотки со сладостями и много всякого другого замечательного. А ещё цыгане с медведем, который танцует камаринскую. И карусель. Но главным, конечно, был жёлтый в красную полоску шатёр цирка шапито, перед входом в который стояли два клоуна в пёстрых костюмах, сшитых из разноцветных лоскутков. Один жонглировал бутылками из-под Вдовы Клико и Шустовского и яблоком, от которого он время от времени откусывал понемногу, не переставая жонглировать. А второй надувал щёки, выпучивал глаза и извергал изо рта пламя, прямо как Змей Горыныч.
– Тятенька, дай нам с Аришкой двугривенный, очень хочется на циркачей поглядеть. Там и силач, и канатоходцы, и фокусник, и бегемот, и даже тётенька с бородой, – начал канючить Митёк.
Тятенька только хмыкнул в ответ и сказал добродушно, но сурово одновременно:
– Тётенька с бородой и на соседнем хуторе есть, бабой Глашей зовут. Я вас туда даром отвезу, когда за гусями поедем. А цирк ваш обождёт. Сначала дело надо сладить. Стойте подле меня, ждите. И чтоб никуда, ни-ни.
Дело у тятеньки было важное: нужно было продать целую подводу пшеницы. Поэтому он даже не отходил от своей телеги, чтобы не проворонить купца, готового дать правильную цену. Тятенька долго рядился с подходившими к нему купцами, но правильной цены никто не давал. А восьмилетний Митёк и четырёхлетняя Аришка сидели прямо на мешках с зерном и смотрели с высоты на ярмарочную суматоху. Благо, тятенька купил им по петушку на палочке у лотошника, как раз проходившего мимо. Петушки очень быстро куда-то делись, но палочки остались, и дети ни за что бы их не выпустили изо рта.
Купцы толкались вокруг подводы, считали мешки, цокали языками, но дать правильную цену не торопились, боялись прогадать. Или надеялись, что хозяин товара к концу ярмарки скинет толику от цены.
Вот хитрые же морды! – думал про себя тятенька. Видно ведь, что товар им нравится, но им бы перво-наперво урвать хоть полушку с пуда.
Наконец нашёлся один, похожий больше на приказчика, чем на купца, наверное, из-за того, что был худощав и долговяз. Да и одет был по-городскому, по столичной моде. С ним-то тятенька и сговорился о продаже всей подводы зараз. Они ударили по рукам, каждый был доволен своей выгодой. Тут же они решили отправиться в трактир, чтобы обмыть выгодную сделку. Но вперёд кабака тятенька велел детям слезть с подводы и дал Митьку денежку для него и для Аришки.
– Ступайте в балаган, полюбуйтесь на бегемота, у нас такого зверя отродясь не водилось, а я за вами зайду, пойдём в трактир вечерять. И чтоб друг от друга ни на шаг, а то я вам! – строгим тоном наказал тятенька, а у самого в глазах хитринка так и искрится. Видно, шибко был собой доволен, что сговорился с долговязым.
Митёк крепко сжал Аришкину ладошку, и они, как иголочка с ниточкой, устремились сквозь ярмарочную толпу, где перескакивая как белочка через мешки с мукой, а где как ужик пролезая под телегами с товаром. Очень им не терпелось попасть в жёлто-красный шатёр, где гремела музыка, слышался дружный смех публики и наверняка творились самые наичудеснейшие чудеса.
Денежек как раз хватило на два билета, да ещё и алтын остался. По счастью, внутри шатра было достаточно свободных мест, всё-таки цирк не каждому по карману. Публика вокруг была самая разношерстная. Тут тебе и деревенские девушки с парнями. Тут и серьёзная публика, почтенные главы семейства с супругами. А больше всего было детишек.
Только Митёк с Аришкой протолкались к свободным местам, как свет в шатре сначала пропал, а потом загорелся пуще прежнего, и на арену вышел пузатый дядька в чёрном фраке и ослепительно белой манишке. Он начал говорить громко, как из рупора.
Половину его слов Митёк не понял, только услышал в конце:«парад-алле». И сразу на манеж стали выходить и, приветствуя публику, обходить арену по кругу циркачи: воздушные гимнасты в трико, усатый укротитель с кнутом, силач, дама, похожая на сказочную фею, вокруг которой, тявкая, носились маленькие беленькие собачки, безбородый и безусый иллюзионист в чёрном фраке, и, наоборот, тётенька с длинной, огненно-рыжей бородой, жонглёр и клоун, разодетые в шутовские костюмы из разноцветных лоскутков. Пузатый дядька громко объявлял имена циркачей, стоило им лишь появиться из прохода. Но имена эти всё больше непонятные, зато звучали для Митькиного уха, как диковинная музыка. А потом циркачи ушли с манежа, и представление началось.
Первыми выступали воздушные гимнасты Белиссимо, два дядьки и одна молодая тётенька. Дядьки висели на качелях головой вниз, держась за перекладину только ногами, а тетенька, то и дело перелетала от одного дяденьки к другому, да ещё и кувыркалась при этом. А потом один дяденька взял в зубы какую-то блестящую штуковину, а тётенька взялась за неё зубами с другого конца, и вдруг качели, на которых висел дяденька, стремительно взлетели вверх, и гимнасты оказались под самым куполом цирка. При этом тётенька, держась только зубами, крутилась, как веретено. Аришка даже зажмурилась от страха, так высоко эти гимнасты забрались. Зато, когда они под звуки торжественной музыки, плавно кружа, опустились на песок манежа, публика начала кричать: «Браво!» и хлопать в ладоши. И Митёк с Аришкой, конечно, тоже захлопали в ладошки.
Затем на арену вышел силач в борцовском трико в чёрно-белую полоску. У него были такие толстые ножищи и такие здоровенные ручищи! Он начал жонглировать двухпудовыми гирями, а потом наклонился вперёд, расправил руки, как гусак перед взлётом, и стал перекатывать через шею пушечное ядро с одного плеча на другое. Затем он голыми руками разогнул подкову. А потом под барабанную дробь силач поднял над головой тяжеленную штангу.
Какой-то молодой нахальный парень из публики выкрикнул:
– Это всё обман, надувательство!
Тогда силач опустил штангу на пол, вышел к самому краю манежа, поманил кричавшего пальцем и сказал громовым голосом:
– Иди-ка сюда, голубчик, попробуй-ка поднять.
Нахал спустился, вышел на манеж, засучил рукава своей косоворотки, поплевал на ладони и попробовал приподнять штангу.
Да куда ему! Он её даже от земли не смог оторвать, а ведь был из себя крепкого вида. Публика засвистела, а нахальный парень ушёл куда-то в тень.
На арену выбежали два клоуна в пёстрых одеждах. Они гонялись друг за другом, то и дело спотыкались и падали да отвешивали друг другу подзатыльники и пинки по тому месту, на котором сидят. Обхохочешься!
Следующим номером программы было выступление укротителя, господина Пумса.
– Вот смотри: он сейчас начнёт тигров укрощать или даже львов, – шепнул Митёк Аришке, но она и так смотрела на манеж во все глаза.
Только тот не стал укрощать тигров, а, щёлкая кнутом, как пастух, стал гонять по кругу манежа огромного серого бегемота, которого почему-то пузатый дядька во фраке обозвал гиппопотамом. Бегемот сделал три круга по манежу, устал, встал в середину и открыл свою страшную пасть. Аришка аж ахнула от страха. А укротитель поклонился, сел бегемоту на спину и под хлопки и улюлюканье публики так на нём верхом и уехал с манежа.
И тут на манеж выскочил один из клоунов, перекувырнулся несколько раз через голову и сделал сальто-мортале.
– А теперь я покажу господину Пумсу и уважаемой публике, как надо укрощать диких зверей, – громко объявил он.
На арену выбежал второй клоун, тот, который на входе в цирк изрыгал из себя пламя. В руках у него был большущий чемодан с разноцветными наклейками.
Прозвучала барабанная дробь, и он откинул крышку чемодана. Оттуда как струйки из фонтана брызнуло дюжины две огромных амбарных крыс, серо-бурым ковром покрывших жёлтый песок арены.
В публике поднялся страшный визг, а некоторым дамам даже стало дурно, и они попадали в обморок. Но тут первый пёстрый клоун вышел в самый центр манежа, достал из кармана дудочку, похожую на пастушью, только блестящую. Он приложил её к губам и заиграл какую-то простую, но завораживающую мелодию. Крысы, разбежавшиеся по манежу, тут же встали на задние лапки, развернулись мордами к центру манежа, а длинными голыми хвостами к публике и стали всё также на одних только задних лапках медленно приближаться к околдовавшему их клоуну. Круг, образованный крысами, сократился до размеров большого колеса. Тут клоун заиграл другую мелодию, а крысы развернулись и пошли друг за другом, держа в зубах хвост впереди идущей товарки.
Пёстрый клоун поклонился публике и, не прекращая играть, ушёл с манежа, а крысы серой цепочкой последовали за ним.
Никто больше этих крыс не пугался. Наоборот, все хлопали в ладоши и хохотали до упаду.
Следующим номером на манеже был иллюзионист. На нём был чёрный фрак и черный цилиндр. Митька запомнил, что звали его герр Ханс фон Шнитцельбах. Он снял свой цилиндр и поклонился публике. Потом покрутил свой цилиндр перед зрителями первого ряда, чтобы те увидели, что он совершенно пуст. Он даже постучал по донышку цилиндра, но оттуда ничего не выпало. Потом герр фон Шнитцельбах перевернул цилиндр и достал из него белого кролика. Пушистика он подарил девочке, сидящей в первом ряду, а цилиндр надел себе на голову.
Потом два парня в одинаковых красных венгерках с золотыми пуговицами выкатили на середину манежа тележку о восьми колёсах, на которой стоял блестящий, покрытый чёрным лаком продолговатый ящик. На манеж выбежала та самая воздушная гимнастка, которая выступала в начале представления, только одета она была в длинное платье из зелёной, с золотом парчи и красные балетные туфельки. Заиграла бравурная музыка и герр фон Шнитцельбах распахнул дверцу чёрного ящика, обитую изнутри красным бархатом. Он подал гимнастке руку, помог ей подняться по небольшой лесенке и войти прямо вовнутрь ящика, правда, гимнастке пришлось пригнуть голову, чтобы там поместиться.
Иллюзионист закрыл ящик на три золотые застёжки, взмахнул рукой и крикнул:
– Вуаля!
Он дал команду молодцам, стоящим рядом в своих гусарских кителях с золотыми пуговицами, и они положили ящик на тележку.
– Прошу вас, мадемуазель Беллиссимо, – сказал иллюзионист, и с правой стороны ящика показались ноги, а с левой стороны – голова гимнастки. Голова улыбнулась публике, а ступни в балетных туфельках по очереди покачались вверх-вниз.
– Уважаемый публик, сейчас я буду делать один смертельный номер: перепиливание живой женщины. Дам и господ со слабыми нервами прошу закрыть глаза, – торжественно произнёс он.
Снова раздалась барабанная дробь, а иллюзионист взял блестящую острозубую пилу и начал пилить ею чёрный ящик поперёк ровно посередине. Опилки сыпались на песок манежа. Он допилил ящик наполовину или даже больше, снял свой цилиндр, вытер вспотевшую лысину рукавом фрака и явно собрался пилить дальше. А в это время гимнастка, лежащая внутри ящика, делала удивлённое лицо, словно не могла понять, что с ней происходит.
Прозвучали фанфары, а потом снова раздалась барабанная дробь. Герр фон Шнитцельбах в два взмаха допилил ящик, да вместе с ним и тележку. Молодцы в венгерках растащили половинки тележек с лежащими на них половинками только что распиленного чёрного ящика. Один влево, другой – вправо. Между половинками ящика образовалось пустое место, и фокусник прошёл через него, а голова мадемуазель, высовывающаяся из левой половинки ящика, продолжала удивлённо таращить глаза. А потом по команде иллюзиониста молодцы переставили половинки ящика так, что голова мадемуазели оказалась как раз напротив её ног.
– Как вы себя чувствовать, мадемуазель Беллиссимо? – спросил фон Шнитцельбах.
– Превосходно! – восторженно ответила гимнастка своими красными губками, покачивая красными туфельками.
А тут Митька кто-то крепкой рукой взял за плечо, и он увидел тятеньку, стоящего за ним.
– Пошли, ребята, – тихо сказал он и потянул за рукав Митька, а тот за руку Аришку.
Так Митёк и не узнал, что было дальше с тётенькой Беллиссимо. И какие трюки будут показывать белые собачки он тоже не узнал. А он ведь так хотел…
Но тятенька повёл их в трактир вечерять. За чаем Митёк с Аришкой наперебой рассказывали, что было в цирке, а тятенька только мотал головой да усмехался в свою пшеничную бороду. А когда Митька встал, поджал руки к груди, и встав на мысочки, показал, как крысы ходили одна за другой под звуки дудочки, на которой играл пёстрый клоун, а Аришка ходила за ним, как хвостик, тятенька и вовсе расхохотался.
Потом они пошли спать на постоялый двор.
Наутро тятенька встал рано и вышел по какому-то делу, а Митьку велел никуда не выходить, но ждать его возвращения.
Из распахнутого окошка слышался шум ярмарки, крики зазывал, блеяние коз и лошадиное ржание. Вдруг Митёк с Аришкой услышали знакомый звук. Похоже, что тот самый пёстрый клоун играл на своей дудочке. Только музыка была какая-то другая. Митёк выглянул в окошко и увидел, что мимо проезжает вереница пестрых кибиток. А за ними бежала толпа босоногих мальчишек и девчонок, всем было интересно ещё раз взглянуть на цирк, тем более за бесплатно. На задке последней повозки сидела мадемуазель Беллиссимо, целёхенькая, будто это не её герр фон Шнитцельбах перепилил пополам. А рядом с ней сидел пёстрый клоун. Он наигрывал какую-то бесконечную печальную мелодию.
– Побежали за ними! – крикнул Митёк Аришке.
Они выбежали с постоялого двора и, присоединившись к пёстрой толпе ребят, догнали вереницу кибиток уже за околицей.
Тяжелые повозки ехали не спеша, а пёстрый клоун всё играл и играл один и тот же нескончаемый напев. Наконец, дорога, попетляв по полю, привела их к опушке леса. А клоун всё играл, и толпа ребят всё бежала за кибитками, углубляясь всё дальше в лес.
Так ехали повозки, а ребята бежали за ними, пока солнце не поднялось совсем высоко, и не наступила пора сделать привал и подкрепиться. Пёстрый клоун перестал играть на своей дудочке, и ребята остановились, чтобы отдышаться.
Цирковые кибитки построились в круг на большой поляне, циркачи развели в середине круга костёр, а циркачки стали готовить еду. Ребята стояли рядом с циркачами, не в силах уйти.
Когда сварилась картоха, бородатая тётенька, которая всем тут командовала, дала каждому из детей по картошине. Ребята расселись рядом с циркачами и стали есть дымящуюся картошку, потихоньку отколупывая с неё кожуру.
Митёк с Аришкой оказались рядом с мадмуазелью и пёстрым клоуном. Аришка не удержалась, и потрогала у мадемуазели живот, наверное, чтобы убедиться, что он цел. Мадемуазель даже расхохоталась. А клоун повернулся к Митьку и спросил:
– Как тебя звать-то?
– Меня Митьком кличут, а это сеструха моя, Аришка. А тебя как?
– Зовут меня Борис-Барбарис, предводитель дохлых крыс, – со смехом ответил клоун и спросил: – А родители у вас есть?
– Слава Богу, у нас и маменька, и тятенька живые. Маменька дома ждёт, а тятенька здесь, на ярмарке – торговля у него, дело сурьёзное!
– Ещё бы! – согласился клоун, а потом сказал:
– А шли бы вы, ребята, до своего тятеньки, поди волнуется.
Митёк вздохнул, нехотя поднялся, взял Аришку за руку и пару раз шмыгнул носом.
– Прощай, дяденька, – тихо сказал он.
– Дай Бог, через год свидимся, – ответил тот весело и протянул Митьку свою дудочку: – Пользуйся, дарю. Как дунешь в неё, все крысы и мыши из амбара разбегутся. Будешь у них предводителем-повелителем.
Митёк с Аришкой припустились на постоялый двор, где их уже ждал тятенька. Когда они появились, он вздохнул, оттёр пот со лба и снял свой ремень.
Аришку тятенька не тронул, а только погрозил ей пальцем. А Митьку велел снять портки и лечь на лавке, да потом отстегал его, так что до вечера Митёк не мог ни сесть, ни лечь. Так что спать ему пришлось на животе.
«Больно, конечно, но ведь за дело, зато у меня теперь есть цирковая дудочка» – подумал Митёк, засыпая, – «я как дуну в неё...»