Ему не хотелось это больше слушать. Хотелось встать и выйти. Вот так прямо по диагонали мимо диванов с сидящими на них людьми, мимо бокалов на столах, мимо шоколада и пудингов, мимо места с разобранной вчера ёлкой.
Они праздновали третий день: закусывали, пили, смотрели телевизор. А хотелось наесться снега. Прямо из ближайшей лужи с напАдавшими туда блестками.
Полетели стаканы, кто-то ойкнул, зацепился подол и, треснув, выпустил его-таки под дождь.
- Путь это будет снег. Много хрустящего, вольного, белого снега.
В застоявшейся водяной пыли мутно мигали звёзды и фонари.
- Йорик, ты в порядке? - С крыльца кричали.
- Нет! Я устал от вашей болтовни. Я хочу спать. Хочу кататься на лыжах. Хочу рассказать, как плутал и путался, и хочу, наконец, чтобы хоть кто-то знал, что я не уверен, что выбрался!
- Ты в порядке?
В комнате мерцали разнокалиберные гаджеты, ему протягивали стакан со спиртным. Указывая на самый большой экран, всё так же смеялась Тара, в огромном аквариуме в её руке копошилось розовое вино.
- Я устал. Спать хочу.
- Всё в порядке. Отдохни, - ему улыбнулись и снова защебетали и замерцали в другую сторону.
Время шло, он топорщил уши и клевал носом, подавлял зевоту и раздражение, открывая рот, похрапывал, спохватываясь, ковырялся в телефоне - и снова прислонялся к подушкам.
Всю дорогу домой жена пересказывала услышанные новости. Он прибавлял подогрева к сиденьям и следил, чтоб она окончательно не бросила руль.
- Посплю в кабинете, - проворно скинув ботинки, Йорик прошел в свой замыкавшийся на ключ закуток, запер дверь, постоял, вернулся на кухню, чтобы прослушать тарино «всё в порядке, милый» и набрать печенья - и снова закрылся среди старых картин, малахитовых с разводами письменных приборов и книжных шкафов.
По полу сквозило, раздеваться не хотелось. Смахнув на пол несколько подушек, он вытянул из-под софы пару одеял и, натянув ближе к подбородку красный с оленями свитер, нырнул в пуховое облако. В телефоне показывали старое кино, печенье липло к пальцам. В ход пошло открытое в прошлом году порто, за которым пришлось высунуть руку и шарить ею по пыльным, не тронутым вездесущей Тарой полкам.
Фильм подождал немного, потом ещё чуть-чуть, потом ещё столько, сколько ему, Йорику, хотелось. Потом тепло под одеялом радостно втянуло и его, и бутылку.
;
- Йорик, что за штуки! Весь свитер уляпал! Ну у кого должны учиться дети?! О, мой Бог, ты бы ещё в обуви уснул!
Тара, подсунув под его спину свою широкую ступню, переворачивая, тянула с него одело.
- Времени сколько! Ты на часы смотрел? Братья на пороге!
"Как ей это удаётся? Тара, отстань, я тебе всё вчера сказал! Всё, как есть! Прямым текстом. Я ненавижу эти ежегодные высиживания с бесконечным проматыванием сто раз слышанных историй. Весть этот потерянный багаж и проколотые шины. Сколько можно мылить одно и то же! На рождество, пасху и рождения. Одно и то же, одно и то же. Как будто говорить больше не о чем! Я света хочу! Понимаешь?! Простого, нормального человеческого света! Много маленьких и больших ламп, много маленьких и больших шаров, больших и маленьких свечей и феерверков. Кожуры апельсиновой хочу! Огней бенгальских! Балерин много пластмассовых! Прозрачных! И чтоб крутились! И чтоб иголки металлические под ними на музыкальном барабане пиликали. Солдат оловянных, зубастых деревянных кукол, что орехи грызут - как их там?! Королей мышинных, карет, золушек, коней! Отстань, Тара! Отстань по-хорошему! Слышишь? Просто отстань! Сказал же!».
На этих словах Йорик вывалился из-под одеяла на пол, фыркнул на протянутую Тарой руку и поплёлся в ванну.
«Тупые родственники. Кто ходит в гости с раннего утра? Бездельники! А меня не надо было спросить?! Хочу ли я вообще кого-либо видеть?!
Квартира – тарина, родственники – тарины. Достали».
Зубная паста капала на белые бордюры раковины и, стекая желто-голубыми червячками, пенилась в водовороте начищенного до блеска Тарой слива.
«Зачем я вообще женился?» - вяло попытался подумать Йорик, разглядывая блеск металлических перекладин ванной комнаты, и, понимая, что и пальца не мокнёт, чтобы стереть разводы от пасты с кафеля, тут же смирился с ненавистной мыслью о браке.
- Йорик, стол поставь!
Он разложил стол, переодел носки и свитер. С улыбкой встретил и проводил очередных гостей до очередных сидячих мест и, отказавшись от вина и кофе, приготовился закрыть глаза и досмотреть ночной глянцевый сон.
;
В ступню ткнулось мягким, потом теплым, потом что-то мокрое зашлёпало по коленке. Рядом с ним, покачиваясь в такт заведенной Тарой музыке, стояла девочка от года до двух и прихлопывала по его дорогущей штанине мокрой пятернёй.
Йорик быстро схватил её за ладонь, прижав сверху и снизу своими костлявыми пальцами, как прищепкой: «Стоп!». Девочка внимательно посмотрела на теряющего шевелюру и осанку мужчину и прислонила к губам свободный кулачок другой руки.
Детская рука в пятерне Йорика липла от распущенных в тепле конфетти и шоколадных крошек. Пахла хвоей, открытыми враз подарками и съеденными без счета шоколадными зайцами. Девочка смотрела на него не отрывая глаз.
Он огляделся. Тара хохотала, качая в отставленной руке очередной бокал с розовым. Бородатые её братья, удерживая ритм веселья, стучали по столу и поддевали носами ботинок гавкающую громче их собаку.
Йорик снова посмотрел на девочку: «Я уйти хочу». Она не отводила глаз. «Понимаешь?» Девочка кивнула.
Йорик вздрогнул и на момент провалился в окружавший их шум. Когда он вернулся, девочка всё так же стояла. «Можно, я пойду?» Девочка снова кивнула.
Йорик, сведя указательный палец с большим, пожал её крошечную руку и, приподняв, уверительно потряс. Девочка улыбнулась.
;
- Господа, - резко разогнувшись, Йорик встал и решительно стряс со штанин остатки выпечки. – Господа, к большому сожалению, я должен вас покинуть!
Некоторые из говоривших голов немного повернулись в его сторону. Тара продолжала что-то увлеченно рассказывать соседке.
- Тара! – воскликнул Йорик, обращаясь прямо в её профиль. – Тара!
Женщина приопустила подбородок.
- Тара! Я должен уйти! – дрожавшие коленки немного подгибались, и Йорик, сделав шаг в сторону, ухватился за косяк двери.
- Хорошо-хорошо, милый, - услышал он откуда-то со стороны. Хотел проверить, но так и не изменивший направления профиль жены однозначно указывал, что ей более всего сейчас интересна её родственница и цены на алкоголь и транспорт.
- Окей. Я пойду тогда.
Отцепившись от косяка, мужчина сделал несколько шагов в сторону коридора.
- Счастливого нового года! - прокричали сразу несколько голосов. Он так и не успел понять откуда: вокруг снова была только музыка, шум и мерцание экранов.
«Пошёл я тогда. Пошёл».
Отыскав в старом шкафу запасные ботинки, он ещё несколько раз, проверяя, подходил к открытой двери гостиной. Звуки усиливались, кто-то, задевая его плечами и извиняясь, заходил и выходил.
Побродив между дверьми, Йорик снова обернулся в сторону гостей. В проёме, всё так же приложив к губам зажатую в кулачке тайну, стояла прежняя девочка.
- Бай-бай, беби, - собрав и распрямив несколько раз поднятые вверх пальцы, Йорик всё же толкнул дверь на выход и выпал в день. Белый, свежий, мокрый, совсем новый день.
Он шел по пустынным улицам, убыстряя шаги. На углу возле булочной почему-то подпрыгнул и присвистнул. Дальше петь было легче. Летя по узким и широким тротуарам, он притопывал, кружился и даже изобразил два приличных балетных па.
;
Новый год, я живой, я лечу и вижу Санту в небе, и оленей, эльфов, звезды, крыши. Я живой, я дышу, я пишу желанья. Новый день, новый мир стоят оправданья.
Знакомые с детства слова обретали, казалось, новый смысл. Хорошели и полнели. Но оправданности всё же не хватало - и Йорик свернул к церкви послушать похожей на благословение проповеди. Потом нырнул в подвал очередной хлебной лавки и прикупил горячих булок. Потом спустился к бултыхавшейся под мостом в ожидании настоящей зимы холодной воде. Потом поднялся к замковой стене в лобной части города.
Возвращаясь домой, он был невесом и оправдан. Абсолютно и окончательно.
Тара, зажав между плечом и ухом сотовый, намывала на кухне посуду. На втором этаже гавкала собака. Там же визжали дети.
- А, вот и Йорик! - прокричала в трубку жена, увидев тянущиеся по кафелю следы от его мокрых носков. – Вы минуткой только с ним и разминулись! Говорила же - подождите, скоро придёт. Ну ничего, скоро увидимся. Йорик! - закричала она ещё громче. - Есть будешь?
- Буду! – ответил кто-то из его пустоты. – Буду есть! И пить буду!
- Вот и славненько, - Тара извлекла откуда-то из-за горы намытых тарелок свой бокал с неиссякаемым пузырящимся кармином и вложила в руку Йорика похожий:
- Носки мокрые сними.
;
Спрятав указующий пальчик в пухлой ладошке, она снова вернулась к своим тарелкам. Йорик, засунув за батарею мокрые гетры, влез в нагретые на ней женой шерстяные тапки и пошаркал к камину.
;
Огонь танцевал в глубине каменной кладки, за окном шуршал дождь, вино грело длинное тело и прокладывало по нему новые гудящие дорожки.
За стеной гремели посудой, собака лаяла, дети бегали. Счастливый Йорик щурил глаза и видел за жёлтыми огнями маленькую девочку, прижимавшую к губам зажатые в кулаке сладкие шоколадные крошки.