Мой штык-нож.
Штык-нож, как известно, служит принадлежностью к автомату Калашникова. В то же или другое время это самостоятельное оружие, хотя и холодное.
Приезжая в караул, который производил охрану строящегося объекта, мы убирали автоматы «под ключ» в оружейную комнатку.
Однако штыки-ножи оставались с нами. С моим почти неразлучным стальным спутником ходил я на ворота.
Находясь на КПП, нужно было проверять грузовые автомобили, следующие на объект.
Порой пропуска у водителей были просрочены, и тогда я ни в какую не хотел пропускать водителей, которые весьма и весьма огорчались задержкой. Конечно, понять мужиков можно было, поскольку денежки с неба им не валились, но службу-то мне тоже надо было «тащить». Тем более был я молодым солдатом, не отслужившим и года.
Не раз и не два бывало, что то тот или иной «Зил-130», не желая останавливаться на подъёме, готов был снести меня вместе с лёгкими створками ворот.
Шофера, ругаясь вовсю, бежали оформлять новые пропуска вместо недействительных.
Однажды я даже натворил или вытворил такое, что стыдно и вспомнить сейчас. Какой-то лихой «водила», остановил свой «Зилон» с полуприцепом посреди дороги, бросился в нашу «контору» за новой «ксивой».
Пока он доказывал свою причастность к секретной стройке, за его автомобилем накопилось несколько машин, отчаянно сигналящих во всю мочь своих клаксонов.
Тогда я решил не столько «выпендриться», сколько сделать что-то полезное и доказать самому себе, что я не последний «салага».
Воспользовавшись тем, что дверца вгорячах была оставлена водителем незапертой, я забрался на драное дерматиновое сиденье, и включил задний ход. Двигатель оставался включенным, и потому мне удалось тронуться с места. С места-то я двинулся, но спустя несколько секунд послышался какой-то странный хруст. Оказывается, не так-то просто управлять полуприцепом. Автомобиль просто-напросто сложился под моим «чутким» управлением. Не надо было слышать ругательства хозяина машины, вернувшегося из дежурной части. Кабину пришлось выправлять при помощи кувалду - извечной помощницы водителей, наряду с монтировкой.
Всё обошлось благополучно, я ведь всё-таки был солдатом. Что было с меня взять, если не было, как говорится, ни ума ни денег.
Кроме прочего, воины строительного батальона должны были входить на территорию стройки если не строем, то хотя бы строго по пропускам.
На посту могло случиться всякое. Например, встречи с бойцами-строителями армянской нации протекали довольно благодушно.
Стоило рассказать им о том, что мне ведомы их города Кировакан, Ленинакан, Эчмиадзин, как их лица расплывались в улыбках.
Порою жителей гор и долин Малого Кавказа даже трудно было изгнать, а вернее, выдворить из маленькой будочки КПП, обогреваемой электропечкой.
Когда армяне слишком досаждали своим присутствием, приходилось едва ли не в прямом смысле «браться за нож», а точнее, за его коричневую рукоятку.
Это было весной 1980 года.
А снежной метельной зимой, которая была до этого, случилось вот что. Однажды в моей фанерной будочке КПП произошла неприятность. От электропечки типа «ребрянка» /а были ещё и «трамвайки»/, отошёл проводок.
Стало холодать. Меж тем или, вернее сказать, в то же время, на моём посту предстояло мне пробыть, то есть «просидеть» ещё часика три.
Вообще-то в карауле нас было четверо. Включая сержанта. Точнее, это он «включал» нас. Из троих караульных один был «дедушкой», поэтому, вследствие своего льготного положения, на ночные дежурства не ходил.
Поэтому сумеречные часы мы делили с ефрейтором Гарифуллиным, шустрым чернявым башкиром.
В тот вечер, когда моя электропечка вышла из строя, на посту я был один, и потому решил устранить неприятность самостоятельно.
Подведя проводок к контакту, я попытался прижать его лезвием штык-ножа.
Однако этот ход был довольно необдуманным. Послышался треск. Посыпались искры. Произошло, как и следовало ожидать, «короткое замыкание».
Пострадал я только морально, да и то через полгода, когда толстый добродушный прапорщик, ответственный за сохранность оружия, обнаружил оплавленный кончик штык-ножа.
Конечно, мне было жалко оружия, повреждённого физически.
Однако мой несчастный штык-нож не так легко отделался. Ему ещё предстояло «пережить» перелом ножен. Причём открытый перелом.
Как-то раз, возвращался я с дальнего поста, где нами создавался окоп. Дело было в апреле. Земля ещё оттаяла не до конца, и потому пришлось долбить земельку ледорубом. Подумалось - а как же тяжко приходилось нашим бойцам во время войны, когда надо было срочно окапываться?
Недалеко от нашей боевой ячейки стояли сопки, в распадке которых виднелось большое озеро. С поста уйти было нельзя. Были учения, и довольно серьёзные. И всё же надо было решиться.
До конца дней своих не прощу себе несовершенного проступка, когда можно было бы нелишний раз полюбоваться красой сибирского пейзажа с риском для здоровья.
Дело в том, что можно было попасть на «губу» или гауптвахту, а там, судя по всему, жизнь далеко не была сдобрена сахаром. Бойцы внутренних войск, судя по рассказам побывавших в том жутком месте заключения, довольно жестко, если не жестоко относились к провинившимся воинам. Были случаи избиений с плачевными последствиями.
Итак, возвращаясь с поста, решил я перелезть через забор. Почему я это сделал, сам не ведаю. Просто мальчишество какое-то, да и только. Ворота ведь были рядом, хоть и временно закрытые.
Спрыгивая на территорию объекта, тщательно охраняемого нами, я ощутил лёгкую задержку своего падения, а также довольно громкий хруст. Пластмассовый чехол моего холодного оружия был переломлен пополам.
Как нашкодивший школьник, пытался я скрыть повреждение оружейной принадлежности. Однако попытки склеить половинки ножен клеем БФ-4. Пришлось признаться в содеянном всё тому же добрейшей души прапорщику, который лишь слегка посетовал, заменяя ножны.
Сергей Жуков. 20/5/2008.