***
Но изменения в обращение с моей персоной всё – таки произошли, со мной уже не возились, как с неподвижным чурбаном. Подходили медсёстры, нянечки, что – то мне говорили, я, соглашаясь с тем, что они говорили, утвердительно кивал головой. Помогая нянечкам перестилать мою постель, сам уже помаленьку поворачивался с боку на бок. Меня перевернули на живот и, как следует, отшлёпали ладонями по спине /для восстановления дыхания и предотвращение отёка/. Капитально протёрли всё моё тело мокрым полотенцем. Побрили лицо; не затем, чтобы я, лёжа пластом, красовался перед соседями, а затем, чтобы маска «любимого аппарата» плотнее прижималась к коже лица, не пропуская посторонний всасываемый воздух.
Принесли целую горсть таблеток / от корона - вируса положено сразу десять штук, да ещё в добавок штук пять иных / «Как же я буду их глотать», - озадачился я. Оказалось всё просто: убрали маску, в рот мне засунули бумажную воронку и высыпали эту горсть, приподняв мою голову, дали запить всю эту массу водичкой.
«Как легко дышаться без маски и этого аппарата», - подумал я, когда снимали маску, но все эти атрибуты были быстро возвращены на место, то есть на моё лицо.
Пока проводились со мной все эти процедуры аппарат ИВЛ, как бы, отодвинулся на второй план, но вскоре, выполнив всё необходимое, люди, закутанные в белые одежды, покинули меня, перейдя к другим болящим, либо занялись другими делами.
И вот мы снова, один на один, остались вдвоём с этим не ласковым аппаратом. Дышать всё так же было тяжело, я старался пристроиться к работе этой машины, пытаясь поймать ритм нагнетающего шланга, подающего в мои лёгкие кислород, но он, этот шланг, диктовал мне свою волю, с усилием загоняя воздух и сбивая мои попытки дышать самостоятельно или хотя бы в унисон его действиям.
Лежать приходилось постоянно на спине, по причине того, что повернутся на бок, мешали провода датчиков и трубки капельницы и катетеров. Пытаюсь, хотя бы слегка, перенести тяжесть на один из моих боков, на пальце нарушается закреплённый датчик, определяющий степень сатурации, монитор начинает противно визжать. Появляется сестра, поправляет датчик и просить быть осторожнее. Спина начинает ныть. Пищат мониторы, тяжело дышат и стонут больные. Терзает лёгкие и душу ИВЛ. В голову приходит опять не очень умная мысль:
«В реанимации лучше находится в шоковом состоянии, без памяти»
Но постепенно начинаешь приспосабливаться: хотя и с трудом, но всё же удаётся на несколько сантиметров менять положение тела, поправлять провода и трубки, а так же датчик на пальце, который, видимо, пропустил через себя немало клиентов этого помещения, и теперь, от усталости, слабо держался на моём пальце.
Врач, Сергей Владимирович, несколько раз за день возникал перед мом «логовом»:
- Ничего, ничего, всё идёт нормально, - подбадривал он меня, давал какие – то распоряжения сестре, после чего в мою капельницу поступала новая доза препарата. Доктор снова подходил ко мне, некоторое время смотрел на мониторы, на меня и удовлетворённо махнув головой удалялся. А затем появлялся вновь, складывалось такое впечатление, что он никогда не покидал реанимационную палату, а как бы находился за колонной, готовый, в любой момент, поспешить на помощь своим подопечным.
Наступила очередная ночь. В реанимации она мало чем отличается от дневной смены. Всё так же пищат мониторы, всё также наполняются капельницы, а соответственно и «утки», всё те же стоны и хрипы. Но может быть, немного затихает постоянная ходьба обслуживающего персонала. Но зато время движется настолько медленно, что, кажется, оно остановилось совсем. О каком - то глубоком сне не может быть и речи, идёт постоянная борьба организма с болью, немощью, со звуками и аппаратом искусственной вентиляции лёгких. Иногда это становится так не выносимо, что ты делаешь, на первый взгляд, не объяснимые глупости:
Вот на руке задвигалась и стала зажимать мускулы манжета тонометра. /Она срабатывает автоматически каждый час/. И, вдруг, в голове неожиданно проявляются проблески радости:
- Что и тебе не спится? – начинаю шептаться я с ней, - ну давай, давай поговорим. И она, эта манжета, словно поняв моё состояние, надувается ни сразу, а несколько раз подёргавшись, сплющившись, медленно, как приятель начинает сжимать мою руку. И так каждый час. И я уже глядя на часы, которые находились на стене против моей кровати, жду с нетерпением, когда же она снова начнёт со мной заигрывать.