Оскалы демократии. Охота на слова
Прежде обратимся к словарю Владимира Даля, это, на мой взгляд, лучший словарь русского языка, он ещё не искажён реформами и не перенасыщен зарубежной лексикой. Смотрим, что такое ОСКАЛ.
ОСКАЛИВАТЬ или оскалять, оскалить зубы, выказать, разинув рот, или приподняв губы; что зубы оскалил, или что оскалился? о чем смеешься, или на кого злишься? Не оскаливай зубов на старших себя, не насмехайся.
Волк, оскалив зубы и поджав хвост, прижался в угол.
Полно тебе, оскаляться-то! полно зубоскалить.
Бугор оскалился, оголел, оплешивел, снег сошел.
Ногу так порубил, что кость оскалилась, оголилась, обнажилась.
|| Оскалить кого, озубоскалить, осмеять, одурачить. Оскаливанье длит. оскаленье окончат. оскал м. оскалка ж. об. действ. по глаг.
Конь с оскалом, рьяный, борзый, у которого зубы на оскале, в мундштучной езде бывают на виду.
Руки лижет, а зубы на оскале.
Оскальная беседа, зубоскальная.
Оскальчивый рот.
Оскалистые зубы.
Оскалина ж. нагое, голое, ободранное, облупленное место.
Оскалина на дереве, где кора содрана. Оскалина в доске, выколотое место, порча. Толковый словарь живого великорусского языка
Читальня.ру даёт более конкретное определение
Оскал - выражение злости, агрессии. Звериный оскал предупреждает о готовности броситься в бой. Человеческий оскал может говорить как об усталости, так и о неудержимой радости.
А вот что говорит Энциклопедический словарь
ОСКАЛ -а; м. Приоткрытый рот, пасть с виднеющимися зубами; манера оскаливать зубы (обычно в усмешке, насмешке). Показать свой о. Безобразный, смеющийся о. Крысиный о. О. тигра. Бандит со звериным оскалом.
Нас с детства приучили, что HOMO HOMINI LUPUS EST (человек человеку волк) это в прошлом или на Западе, за границей, а у нас человек человеку друг, товарищ и брат. И мы верили в это.
В 1961 году была принята Программа КПСС. Моральный кодекс строителя коммунизма включал 12 положений, по числу месяцев в году, по количеству цифр на часах. О количестве апостолов или знаков зодиака тогда ничего не говорили в атеистической стране. Напомню принципы морального кодекса:
1. Преданность делу коммунизма, любовь к социалистической Родине, к странам социализма.
2. Добросовестный труд на благо общества: кто не работает, тот не ест.
3. Забота каждого о сохранении и умножении общественного достояния.
4. Высокое сознание общественного долга, нетерпимость к нарушениям общественных интересов.
5. Коллективизм и товарищеская взаимопомощь: каждый за всех, все за одного.
6. Гуманные отношения и взаимное уважение между людьми: человек человеку друг, товарищ и брат.
7. Честность и правдивость, нравственная чистота, простота и скромность в общественной и личной жизни.
8. Взаимное уважение в семье, забота о воспитании детей.
9. Непримиримость к несправедливости, тунеядству, дурости, нечестности, карьеризму, стяжательству.
10. Дружба и братство всех народов СССР, нетерпимость к национальной и расовой неприязни.
11. Нетерпимость к врагам коммунизма, дела мира и свободы народов.
12. Братская солидарность с трудящимися всех стран, со всеми народами.
Я и сегодня ничего не имею против этого кодекса, я в основном и живу в соответствии с его требованиями, и меня огорчает, что ни в этом кодексе, ни в заветах Иисуса Христа нет запрета на ложь.
И весь мир погряз во лжи.
Сколько я себя помню, советская страна всегда жила трудно, не хватало то одного, то другого. Как там у Аркадия Райкина? «Кирпич бар, раствор ёк»… Преодолевали одно, возникало другое. И всё же страна жила спокойно. В доперестроечные годы я побывал в Казахстане, на Украине и не раз, в Крыму, в Молдавии, снова в Казахстане, в Белоруссии. Жили примерно одинаково, все работали, учились, имели любимое дело, растили детей.
А потом началась перестройка, и нам стали «открывать глаза» на прошлое, начали ковыряться в этом прошлом, доходить до истины и чуть не передрались: основания для этого были, нередко сосед на соседа писал в НКВД, придумывал ему фантастически враждебную биографию, чтобы завладеть его квартирой, коровой или женой… «Кровавое» прошлое так вырастало в гипертрофированных размерах, что трудно стало отделить правду от вымысла, а пропагандисты подсовывали нам массу фактов, что так жить нельзя, что нужно срочно перестраивать экономику за «200 дней», «за 500 дней». Были и другие программы и прожекты. В общем, нам крупно врали и обещали несбыточное, а мы доверчиво внимали.
А тут в наш провинциальный Челябинск зачастили и свои и чужие, то есть заграничные просветители. Все нас учили демократии… И мы, как в крыловской басне, засуетились: «Мы, верно, уж поладим, коль рядом сядем?» Накал повышался, мы уже поверили, что партия – вовсе не наш рулевой, партийные руководители высоких рангов давали часто основания плохо о них думать.
Наша небольшая парторганизация редакции газеты «Вечерний Челябинск» была небольшой, но дружной. С очередной зарплаты все до единого внесли партвзносы. Мне как секретарю позвонил один из читателей и доложил, что из горкома партии вынесли партийные учётные карточки и сбросили в мусор. Я успокоил, что это не настоящие карточки партучёта, а дубликаты на членов горкома и активистов. Мне назвали несколько имён, обозначенных как осведомителей КГБ. Для меня это не было открытием.
Наша редакция стояла на партучёте в Центральном районе, моя заместитель, добросовестно собравшая взносы, позвонила в райком и узнала, что он закрыт. Партия прекратила существование. Итоговое собрание можно проводить, а можно и не проводить. Что делать со взносами? «Раздайте обратно». Денег было немного, но на ящик шампанского вполне хватало. Мы объявили о проведении партсобрания, пригласили на него и пенсионеров. И на свой страх и риск купили шампанское на всю собранную сумму партвзносов.
В общем, страна с распадом СССР мирно перешла на пути демократии и подружилась со многими демократиями Запада. А вместе с этой дружбой началось и изучение нами того, как в том или ином случае поступают настоящие демократы. И встретились с фактами такого оскала демократии, что порой лучше жить при диктатуре.
До переезда на ПМЖ в Германию я не подозревал, что при объединении Западная Германия проглотила Восточную, в полном смысле, и выплюнула тех, кто ей не нужен. И очень показательна в этом плане судьба лидера Восточной Германии Эриха Хонеккера. Вот о его судьбе и поговорим, опираясь на сведения из Википедии и Лексиконов.
Эрих Эрнст Пауль Хонеккер (нем. Erich Ernst Paul Honecker) родился 25 августа 1912 года в Нойнкирхен, земля Саар, в шахтёрской семье, а умер 29 мая 1994 года в Сантьяго, столице Чили. Он немецкий государственный и политический деятель. На протяжении 18 лет занимал высшие государственные и партийные должности Германской Демократической Республики. С 3 мая 1971 года по 18 октября 1989 года являлся первым (впоследствии — генеральным) секретарём Центрального комитета СЕПГ. Дважды Герой ГДР (1982, 1987), Герой Труда ГДР (1962), Герой Советского Союза (1982).
В десять лет, летом 1922 года, Эрих вступил в детскую коммунистическую группу, в 14 лет стал членом Коммунистического союза молодёжи Германии. В 1928 году избран руководителем местной ячейки комсомольской организации, считался хорошим докладчиком. В 1930 году, в 17 лет, вступил в Коммунистическую партию Германии.
Окончил школу и два года работал в крестьянском хозяйстве в Померании. В 1928 году вернулся в Вибельскирхен, учился у дяди на кровельщика. В 1930 году его как активиста направили в СССР на учёбу в Международную ленинскую школу в Москве. В составе интернациональных рабочих бригад он принимал участие в строительстве Магнитогорского металлургического комбината .
Политическим наставником Хонеккера стал Отто Нибергаль, позднее избиравшийся депутатом в рейхстаг от КПГ (Германской компартии). Вернувшегося из СССР Хонеккера избрали руководителем окружной комсомольской организации в Сааре.
После прихода к власти национал-социалистов Коммунистическая партия Германии находилась на нелегальном положении, но Саар был под мандатом Лиги Наций и не входил в состав Германии. После плебисцита, проведённого 13 января 1935 года, Саар присоединился к Германии, и молодой партийный работник бежал во Францию.
Под именем Мартен Тяден 28 августа 1935 года Эрих Хонеккер нелегально прибыл в Берлин с печатным станком в багаже и вновь включился в антифашистскую борьбу.
В декабре 1935 года Хонеккер был арестован гестапо и помещён на предварительное заключение в берлинскую тюрьму Моабит, известную жестокими допросами и пытками. Пытали и Эриха. Через много лет он снова попадёт в ту же тюремную камеру.
В моём сознании Моабит всегда ассоциируется с судьбой Мусы Джалиля. Он сидел в этой тюрьме в 1943 -1944 годах. Он здесь написал стихи, которые позднее вышли сборником в переводе на русский язык «Моабитская тетрадь». Я с детства люблю стихи этого татарского поэта, а стихотворение «Варварство» знаю наизусть до сих пор. И всё-таки для подстраховки я воспользовался литературным дневником Елены Афанасьевой 3 на сайте стихи.ру.
Варварство
Они с детьми cогнали матерей
И яму рыть заставили, а сами
Они стояли, кучка дикарей,
И хриплыми смеялись голосами.
У края бездны выстроили в ряд
Бессильных женщин, худеньких ребят.
Пришел хмельной майор и медными глазами
Окинул обреченных… Мутный дождь
Гудел в листве соседних рощ
И на полях, одетых мглою,
И тучи опустились над землею,
Друг друга с бешенством гоня…
Нет, этого я не забуду дня,
Я не забуду никогда, вовеки!
Я видел: плакали, как дети, реки,
И в ярости рыдала мать-земля.
Своими видел я глазами,
Как солнце скорбное, омытое слезами,
Сквозь тучу вышло на поля,
В последний раз детей поцеловало,
В последний раз…
Шумел осенний лес. Казалось, что сейчас
Он обезумел. Гневно бушевала
Его листва. Сгущалась мгла вокруг.
Я слышал: мощный дуб свалился вдруг,
Он падал, издавая вздох тяжелый.
Детей внезапно охватил испуг,—
Прижались к матерям, цепляясь за подолы.
И выстрела раздался резкий звук,
Прервав проклятье,
Что вырвалось у женщины одной.
Ребенок, мальчуган больной,
Головку спрятал в складках платья
Еще не старой женщины. Она
Смотрела, ужаса полна.
Как не лишиться ей рассудка!
Все понял, понял все малютка.
— Спрячь, мамочка, меня! Не надо умирать! —
Он плачет и, как лист, сдержать не может дрожи.
Дитя, что ей всего дороже,
Нагнувшись, подняла двумя руками мать,
Прижала к сердцу, против дула прямо…
— Я, мама, жить хочу. Не надо, мама!
Пусти меня, пусти! Чего ты ждешь? —
И хочет вырваться из рук ребенок,
И страшен плач, и голос тонок,
И в сердце он вонзается, как нож.
— Не бойся, мальчик мой.
Сейчас вздохнешь ты вольно.
Закрой глаза, но голову не прячь,
Чтобы тебя живым не закопал палач.
Терпи, сынок, терпи. Сейчас не будет больно.—
И он закрыл глаза. И заалела кровь,
По шее лентой красной извиваясь.
Две жизни наземь падают, сливаясь,
Две жизни и одна любовь!
Гром грянул. Ветер свистнул в тучах.
Заплакала земля в тоске глухой,
О, сколько слез, горячих и горючих!
Земля моя, скажи мне, что с тобой?
Ты часто горе видела людское,
Ты миллионы лет цвела для нас,
Но испытала ль ты хотя бы раз
Такой позор и варварство такое?
Страна моя, враги тебе грозят,
Но выше подними великой правды знамя,
Омой его земли кровавыми слезами,
И пусть его лучи пронзят,
Пусть уничтожат беспощадно
Тех варваров, тех дикарей,
Что кровь детей глотают жадно,
Кровь наших матерей…
Казнили Мусу Джалиля 25 августа 1944 года в другой берлинской тюрьме, Плётцензее. Обвинили в измене, казнили 11 членов легиона «Идель-Урал» — подразделения, созданного гитлеровцами из советских военнопленных, прежде всего, татар, чтобы они воевали с русскими.
Одиннадцать активистов подпольной антифашистской организации, сумели разложить легион изнутри и сорвать немецкие планы.
Процедура казни на гильотине в Германии была отлажена до автоматизма. Чтобы обезглавить «преступников», палачам понадобилось полчаса. Все этапы скрупулезно фиксировались. Пятым, в 12:18, расстался с жизнью писатель Муса Гумеров. Под этим именем погиб Муса Мустафович Залилов, он же Муса Джалиль. Кстати, за 15 лет проживания в Германии я не встретил в немецких бумажных лексиконах и энциклопедиях ни одного упоминания Мусы Джалиля или Мусы Гумерова, хотя просмотрел их десятки. Нет в них и имени антифашиста из Чехии , погибшего в фашистских застенках, Юлиуса Фучика, казнённого через повешение в 1943 году в берлинской тюрьме Плётцензее .
Однако вернёмся в Эриху Хонеккеру.
В июне 1937 года Хонеккер был приговорён к десяти годам тюремного заключения и отбывал наказание в Бранденбургской тюрьме. Весной 1945 года за хорошее поведение Хонеккер был отправлен на строительные работы в берлинской женской тюрьме на улице Барнимштрассе. 6 марта 1945 года во время авианалёта Хонеккеру удалось бежать и спрятаться в квартире одной из тюремных надзирательниц. Через несколько дней по её совету Хонеккер вернулся в тюрьму. Надзирательнице и начальнику строительной команды удалось скрыть факт побега перед гестапо, и Хонеккера вернули в Бранденбург. 27 апреля после освобождения тюрьмы Красной армией Хонеккер направился в Берлин.
После освобождения Хонеккер основал Союз свободной немецкой молодёжи, а в 1946—1955 годах был его председателем. В качестве секретаря по безопасности ЦК СЕПГ был одним из организаторов строительства Берлинской стены, и хотя решение принималось коллективно, именно на него возложили ответственность за применение огнестрельного оружия в отношении лиц, пытавшихся нелегально пересечь внутригерманскую границу.
В течение длительного времени занимал должности генерального секретаря ЦК СЕПГ, председателя Государственного совета ГДР и председателя Национального совета обороны ГДР. К крупным успехам Эриха Хонеккера следует отнести международное признание ГДР и вступление страны в ООН в 1973 году.
В конце 1980-х годов экономическая ситуация и отношения с Советским Союзом стали ухудшаться. Это отразилось и на внутриполитическом положении ГДР, оно стало существенно хуже. Хонеккер не поддерживал проводимую Михаилом Горбачёвым перестройку в СССР и других странах Варшавского договора. Считал опасным сближение с властями Западных стран и проникновение западных идей на пространство стран социализма.
В сентябре 1987 года Хонеккер побывал с государственным визитом в Федеративной Республике Германии, в Бонне на официальном уровне встретился с федеральным канцлером Гельмутом Колем. Во время визита и поездки по ФРГ Эрих Хонеккер побывал в Дюссельдорфе, Вуппертале, Эссене, Трире, Баварии, а 10 сентября посетил родной город в Сааре, где произнёс эмоциональную речь о том, что наступит день, когда границы перестанут разделять людей в Германии. Эта поездка планировалась с 1983 года, но её блокировали советские руководители, не верили они в особые отношения между двумя германскими государствами.
7-8 июля 1989 года в Бухаресте на встрече руководства Организации Варшавского договора было принято решение, что страны СЭВ (Совета экономической взаимопомощи) официально отказываются от доктрины Брежнева об ограниченном суверенитете стран-участниц, была провозглашена свобода выбора. Гарантии Советского Союза в отношении существования стран Варшавского договора тем самым были поставлены под сомнение. На этом совещании Хонеккер плохо себя почувствовал, и его с жёлчными коликами положили в румынскую правительственную клинику, позднее он вылетел в Берлин. Потом были операции по удалению воспалившегося жёлчного пузыря. В ходе операции обнаружили, но не удалили раковое образование в правой почке, о чём Хонеккеру не было сообщено.
В августе 1989 года Хонеккер не смог появиться на нескольких запланированных встречах, но 14 августа 1989 года участвовал в сдаче первого рабочего образца 32-битного процессора на Эрфуртском комбинате микроэлектроники. На том мероприятии Хонеккер заявил: «Ни осёл, ни бык не могут остановить прогресс социализма».
Эрих Хонеккер оставался сторонником социализма и социальных гарантий для всех категорий населения. Уровень жизни в ГДР был на порядок выше, чем в России, не было реального дефицита на основные товары, но волна протестных демонстраций нарастала, а количество «беглецов из Республики» через посольства ГДР в Чехословакии и Венгрии и границы «братских социалистических стран» постоянно увеличивалось и составляло несколько десятков тысяч человек в месяц. Кампанию умело подогревали и освещали в прессе.
Хонеккер считал горбачёвскую перестройку и сотрудничество СССР с Западом величайшей ошибкой, а себя — обманутым. Он пытался предотвратить публикацию и распространение официальной информации, поступавшей из СССР, в особенности, касательно перестройки.
6-7 октября 1989 года в Восточной Германии прошли праздничные мероприятия к 40-й годовщине образования ГДР, из Москвы приехал М.С. Горбачёв, его приветствовали демонстранты: «Горби, Горби, помоги нам!»
В общем, создавались условия для отставки Хонеккера. Был сговор, и на заседании Политбюро 17 октября 1989 года первым вопросом - об освобождении товарища Хонеккера от полномочий генерального секретаря и избрании генеральным секретарём Эгона Кренца. Никто не заступился за Хонеккера.
Гюнтер Шабовски даже предложил снять Хонеккера с постов председателя в Государственном совете и Национальном совете обороны.
От Хонеккера отвернулся даже его друг юности Гюнтер Миттаг.
Альфред Нойман предложил также освободить от должностей Миттага и Иоахима Германа.
Эрих Мильке обвинил Хонеккера во всех бедах, свалившихся на ГДР, и угрожал ему имевшейся у него компрометирующей информацией в случае, если Хонеккер не согласится уйти в отставку.
18 октября 1989 года тяжелобольной Хонеккер, под давлением Политбюро ЦК СЕПГ, был вынужден подать в отставку.
Поверженного льва может пнуть каждый.
Закон джунглей действует и в чиновничьей, и в партийной среде. К середине ноября 1989 года в Народной палате ГДР был сформирован комитет по расследованию случаев коррупции и злоупотребления должностными полномочиями.
1 декабря 1989 года председатель комитета выступил с докладом и обвинил бывшее руководство СЕПГ в серьёзных злоупотреблениях властью в личных целях.
С 1978 года Эрих Хонеккер получал ежегодно 20 тыс. марок через Архитектурную академию ГДР.
Прокуратура ГДР начала следственные действия против 30 бывших руководителей СЕПГ высшего звена, из которых десять являлись членами Политбюро ЦК СЕПГ. Большинство подозреваемых оказались в заключении. 3 декабря 1989 года были арестованы соседи Хонеккера по Вандлицу Гюнтер Миттаг и Гарри Тиш, которым вменялось личное обогащение и хищение народного имущества. В тот же день Эриха Хонеккера исключили из состава ЦК СЕПГ.
5 декабря 1989 года начались следственные действия в отношении Хонеккера, обвинявшегося в государственной измене, в злоупотреблениях политической и экономической властью в интересах личного обогащения и обогащения других лиц на посту председателя Государственного совета ГДР и Национального совета обороны ГДР и генерального секретаря ЦК СЕПГ.
Следствие было поручено Ведомству по национальной безопасности ГДР, преемнику Министерства государственной безопасности ГДР. Во время обыска в доме Хонеккера у него была конфискована ценная коллекция служебного и охотничьего оружия, его личный банковский счёт на 218 тыс. марок ГДР был заблокирован (присвоение 75 миллионов марок оказалось мифом). Не нашли у бывшего лидера ни десятков квартир, ни замков, ни личных дач.
Народная палата ГДР приняла решение о переоборудовании лесного посёлка в Вандлице, где проживало руководство ГДР, в санаторий. О срочном выселении из дома в Вандлице Хонеккерам было сообщено 22 декабря 1989 года, и уже 3 января 1990 года они покинули свой дом.
После нового обследования врачебной комиссией 6 января 1990 года Хонеккер узнал из сообщения в новостной программе телевидения ГДР о том, что у него рак почки, в связи с чем он не может быть помещён под арест.
10 января 1990 года в клинике «Шарите» доктор Альхаус провёл Хонеккеру операцию по удалению раковой опухоли в почке.
29 января 1990 года Хонеккер был вновь арестован и помещён в следственный изолятор в берлинском Руммельсбурге, но уже 30 января был вновь отпущен на свободу по решению городского суда. У Хонеккеров в это время не было жилья.
Адвокат Фогель по поручению Хонеккера обратился за помощью в Евангелическую церковь Берлина-Бранденбурга. Пастор Уве Хольмер, руководивший монастырским лечебным учреждением в Лобетале, предложил чете Хонеккеров кров в своём пасторском доме, и в тот же день Альтхаус отвёз Хонеккеров туда. Уже на следующий день помощь пастора чете Хонеккеров вызвала возмущение общественности и привела к демонстрациям, на которых отмечалось, что именно Хонеккеры ущемляли в правах христиан, не вписывавшихся в рамки, установленные режимом СЕПГ.
В марте 1990 года Хонеккеры выехали в дом отдыха в Линдове, но из-за политических протестов вынужденно вернулись в дом Хольмеров уже на следующий день.
Позднее Хонеккеры перебрались в советский военный госпиталь в Белице.
В ходе следующего обследования для определения состояния здоровья Хонеккера с целью установления возможности его нахождения в тюрьме врачи обнаружили у Хонеккера злокачественную опухоль в печени.
2 октября 1990 года, накануне объединения Германии, дело Хонеккера было передано Генеральной прокуратурой ГДР в Генеральную прокуратуру ФРГ.
30 ноября 1990 года участковый суд Тиргартена выдал новый ордер на арест Эриха Хонеккера, подозревавшегося в отдаче приказов о применении огнестрельного оружия на внутригерманской границе в 1961 году и утверждении приказа в 1974 году. Хонеккерa, находившегося под охраной в советском военном госпитале в Белице, не арестовали.
13 марта 1991 года супруги Хонеккеры вылетели на советском военном самолёте с аэродрома Шперенберг в Москву, где Эрих Хонеккер стал «личным гостем» президента М. С. Горбачёва.
Ведомство федерального канцлера было проинформировано советскими дипломатами о предстоящем выезде Хонеккеров в Москву. Официально Федеральное правительство ограничилось протестом, ссылаясь на наличие ордера на арест и, соответственно, на нарушение Советским Союзом суверенитета ФРГ и норм международного права. На этот момент времени Договор об окончательном урегулировании в отношении Германии, закреплявший полный суверенитет Германии, ещё не был ратифицирован Верховным Советом СССР. Договор официально вступил в силу только 15 марта 1991 года после того, как он вместе с ратификационной грамотой был получен министром иностранных дел ФРГ. С этого момента давление на Москву по делу Хонеккера усилилось.
Отношения между Горбачёвым и Хонеккером ухудшались уже в течение нескольких предшествующих лет. СССР, как и другие страны Восточного блока, находился в процессе распада. Августовский путч ослабил позиции Горбачёва. Президент РСФСР Б. Н. Ельцин запретил КПСС, генеральным секретарём которой являлся М. С. Горбачёв (25 декабря 1991 Горбачёв ушёл в отставку с поста президента СССР) и в декабре правительство РСФСР потребовало от Хонеккера в трёхдневный срок покинуть страну, пригрозив экстрадицией.
11 декабря 1991 года Хонеккеры укрылись в посольстве Чили в Москве. По воспоминаниям Маргот Хонеккер, убежище Хонеккерам также были готовы предоставить Северная Корея и Сирия, но Чили вызывала больше доверия: после военного путча 1973 года ГДР приютила у себя многих чилийцев, в том числе посла Клодомиро Альмейду, а дочь Хонеккеров Соня была замужем за чилийцем. В это время у власти в Чили находилась левобуржуазная коалиция, федеральное правительство ФРГ заявило, что если Россия и Чили хотят претендовать на звание правовых государств, то Хонеккер, в соответствии с ордером на арест, должен быть выдан в ФРГ.
Ультразвуковое обследование Хонеккера в феврале 1992 года показало очаговое поражение печени с метастазами. Данные этого обследования опровергла компьютерная томограмма, проведённая спустя три недели, в связи с чем распространились слухи о симулянтстве Хонеккера. Министр юстиции России спустя три дня заявил для немецкого телевидения, что Хонеккер будет выдан в Германию сразу после того, как покинет посольство Чили.
7 марта 1992 года стало известно о том, что правительство Чили скорректировало свою позицию по делу Хонеккера, посол Альмейда был вызван для консультаций в Сантьяго, где были возмущены его попытками манипулирования информацией о смертельной болезни Хонеккера для того, чтобы добиться для него разрешения на въезд в Чили; Альмейда был снят с должности.
18 марта 1992 группа врачей из российского парламента провела акцию протеста и заявила о фальсификации результатов обследования Хонеккера в марте, но в глазах общественности для пожилого онкологического больного Хонеккер неплохо выглядел.
В июне 1992 президент Чили Патрисио Эйлвин заверил федерального канцлера Гельмута Коля в том, что Хонеккер покинет посольство Чили в Москве. Российская сторона также не видела оснований для отмены своего решения о возвращении Хонеккера в Германию, принятого в декабре 1991 года.
29 июля 1992 года Эрих Хонеккер вылетел в Берлин, где в аэропорту Тегель был арестован и препровождён в тюрьму Моабит. Вот в этот момент его поместили в ту самую камеру, где он сидел при фашистском режиме. Маргот Хонеккер прямым рейсом «Аэрофлота» вылетела из Москвы в Чили, где её приняла дочь Соня.
29 июля 1992 года Хонеккер был помещён в больницу берлинской тюрьмы Моабит.
12 мая 1992 года против него было выдвинуто обвинение в преднамеренном убийстве в общей сложности 68 человек, совершённом в период с 1961 по 1989 годы на должности председателя Государственного совета ГДР и Национального совета обороны ГДР вместе с несколькими другими обвиняемыми, в частности, с Эрихом Мильке, Вилли Штофом, Хайнцем Кесслером, Фрицем Штрелецем и Гансом Альбрехтом. Эрих Хонеккер как председатель Национального совета обороны ГДР лично отдавал приказ об инженерно-техническом усовершенствовании пограничных сооружений вокруг Западного Берлина и заградительных сооружений на границе с ФРГ с целью предотвращения их перехода.
12 ноября 1992 года Хонеккеру было предъявлено обвинение в злоупотреблении доверием и нанесении ущерба социалистической собственности. Речь шла об элитном посёлке Вандлиц.
По мнению многих юристов исход ожидавшегося процесса оставался неопределённым ввиду того, что оставалось неясным, по какому законодательству выносить приговор бывшему главе уже не существующей ГДР.
В своём заявлении в суде 3 декабря 1992 года Эрих Хонеккер признал за собой политическую ответственность за смерти у Берлинской стены и на внутригерманской границе, но не юридическую и не моральную вину. В отношении строительства Берлинской стены Хонеккер заявил о том, что в условиях ужесточившейся холодной войны руководство СЕПГ в 1961 году пришло к выводу о том, что иной возможности предотвратить начало Третьей Мировой войны, которая бы принесла миллионы жертв, не было, и напомнил об единогласной поддержке этого совместно принятого решения руководствами всех стран социалистического лагеря. Он также отметил чисто политические мотивы судебного процесса и предложил сравнить 49 жертв Берлинской стены, убийство которых ему вменялось, с числом жертв войны во Вьетнаме, которую вели США, или показателями самоубийств в западных странах. ГДР, по его мнению, доказала, что социализм возможен и может быть лучше капитализма.
Критику за преследования, которым граждане ГДР подвергались со стороны МГБ ГДР, Хонеккер сравнил с журналистскими сенсациями и разоблачениями на Западе.
К этому времени Хонеккер уже был тяжело болен. Компьютерная томография, проведённая 4 августа 1992 года, подтвердила результаты ультразвукового обследования в Москве: в правой доле печени шёл объёмный процесс размером в пять сантиметров, который предположительно являлся метастазами от раковой опухоли почки, которая была удалена Хонеккеру в январе 1990 года в клинике Шарите. Адвокаты Хонеккера подали ходатайство о выделении и прекращении рассмотрения дела Хонеккера и его освобождении из-под ареста. Хонеккер страдал от неизлечимой болезни, которая приведёт его к смерти в результате отказа печени или метастазирования других органов. Хонеккеру оставалось жить не более двух лет, которые по оценкам мог продлиться судебный процесс. После нескольких отклонённых ходатайств и обращения Хонеккера в Конституционный суд Германии о защите его достоинства Суд земли Берлин прекратил производство в отношении Эриха Хонеккера 13 января 1993 года.
Хонеккер был освобождён из заключения, продлившегося 169 дней, что вызвало протесты. Хонеккер сразу вылетел к семье в Сантьяго.
29 мая 1994 года Хонеккер умер в возрасте 81 года и был похоронен в Сантьяго.
А завершить эти заметки хочу не примиряющим со злом стихотворением «Человечность», его написал житель не признанного и не помнящими сделанного для них добра властями Объединённой Германии Крыма Константин Фролов-Крымский.
Человечность
(Старшему сержанту
Трифону Андреевичу Лукьяновичу)
Об этом будут сложены былины,
Геройский путь не порастёт быльём:
По задымлённым улицам Берлина
К Рейхстагу пробивался батальон.
Был каждый дом, как маленькая крепость,
Хоть и сюда давно пришла весна.
И шла вразрез, как дикость и нелепость,
Хрипящая в агонии война.
На улице с названьем Эльзенштрассе
В пыли залёг передовой отряд.
Из окон дома огненные трассы
Безжалостно косили всех подряд.
Вдруг – детский плач! Он одинок и звонок.
Там, впереди – в крови, на мостовой –
Лежала женщина, а с ней – ребёнок,
Испуганный, несчастный, но - живой!
Один боец услышал плач и стоны.
Он не из робких! Смелый, боевой!
На нём уже сержантские погоны,
Полученные на передовой.
Четыре года с родины - ни строчки.
И лишь на днях известие пришло,
Что все погибли – и жена, и дочки,
Когда фашист бомбил его село.
Теперь его мечтой была расплата!
Он сам – и обвинитель, и палач!..
Но что-то сжалось в сердце у солдата,
Когда в него вонзился детский плач!
Один бросок – и ваша карта бита!
Как ящерица, будто бы шутя,
Под градом пуль сержант подполз к убитой
И взял на руки бедное дитя.
И в этот миг вокруг случилось что-то,
Как знак, что перед смертью все равны -
Внезапно замолчали пулемёты
И с нашей, и с немецкой стороны.
Сержант с девчушкой бережно и ловко
Ползком преодолел обратный путь,
У рухнувшей стены, на самой бровке -
Привстал, чтобы младенца протянуть.
Он делал всё уверенно и быстро,
Пока вокруг царила тишина.
Но вдруг раздался одиночный выстрел
Из дальнего разбитого окна.
Щелчок, толчок - и струйка побежала,
Кровь заалела на воротнике.
Испуганная девочка прижалась
К колючей и прокуренной щеке.
Своё спасенье на груди солдата
Нашла она, уткнувшись головой…
А тот лишь улыбнулся виновато,
Качнулся… и затих на мостовой.
В объятьях детских трепетных ручонок
Успев сказать последнее «прости»,
Он, верно, вспомнил про своих девчонок,..
Которых было некому спасти.
Бойцы врага в бараний рог согнули!
Растоптан был тевтонский исполин:
И дом, откуда прилетели пули,
И Эльзенштрассе, да и весь Берлин!
Но будут помнить люди век от веку,
От юности своей до седины -
Солдата, что остался человеком
В огне бесчеловечной той войны.
00.35 18.05.2020