Глава тринадцатая
- Да, дядя Лёша, – приговаривала Люба, наливая Ольгину на кухне кофе, - не было ещё такого, чтобы ты проспал до двух часов дня. Помнишь что-нибудь из своего сна?
- Абсолютно ничего, - соврал Алексей и, сожрав бутерброд с плавленым сыром, перевёл разговор на другую тему, - лучше скажи, как Тимур?
- Ушёл в школу, не сказав мне ни слова, но ты бы видел его злобный взгляд! Вчера твоё возвращение меня спасло, ещё немного, и не знаю, чем бы закончилась наша ссора.
- Прийти на помощь в такой ситуации – моя прямая обязанность, но сейчас я должен тебя немножко огорчить, обстоятельства вынуждают меня срочно уехать домой.
- Не надо, не уезжай, мне будет страшно одной!
- Я расскажу обо всём Тамаре, она приедет вместо меня, и вы вместе решите, как быть дальше, потерпи всего пару дней. Если вдруг твоему сыну потребуется госпитализация, то у нас есть хорошие знакомые, положим его в самую лучшую клинику города.
- Может быть, вместе позвоним маме, дождёмся её, и уже тогда ты поедешь?
- К сожалению, нет, - Алексей поставил пустую кофейную чашку на стол, - увы, Люба, больше задерживаться не могу, мне пора собираться в дорогу.
Не дожидаясь ответа падчерицы, он ушёл в свою комнату и там набрал номер Павловского, продолжая находиться под впечатлением от своего сновидения, пожалуй, самого реалистичного из всех, виденных им за всю жизнь.
- Привет, – произнёс Ольгин, как только Валёк принял его вызов, - только прошу, не сердись, я снова вынужден обратиться к тебе за помощью.
- Ну что там у тебя опять стряслось?! – недовольно отозвался его школьный друг.
- Просто скажи, у тебя в городе уже все дела закончены?
- Абсолютно все, а почему тебя это так интересует?
- Мне необходимо вернуться в Софьино. Подбрось меня на своей тачке.
- Хорошо, завтра поедем.
- Нет, не завтра, ехать надо сегодня, прямо сейчас. Выручай!
- Лёха, у меня с утра болит шея, да так, что голову не могу повернуть, вот даже компресс пришлось поставить. Неужели то, о чём ты просишь, настолько важно?
- Важно. Вопрос жизни и смерти
- Был бы на твоём месте кто-то другой, не раздумывая, послал бы его на три советских буквы, но ты – другое дело, так что – будь по-твоему. Сам-то уже собрался?
- Да, почти.
- Хорошо. Сейчас я тоже соберусь, и минут через двадцать заеду за тобой. Лады?
- Лады! – выдохнул Алексей.
Уложив в сумку свой скромный багаж, он решил оставшееся до приезда Павловского время посвятить интернету. Посмотрев новости на Яндексе, и ознакомившись с сообщениями о вспышке никому неизвестной ранее формы пневмонии в китайском городе Ухань, Ольгин плавно перешёл на форум «Рус.Шансон-Минус», где обнаружил приватное сообщение от Станислава Глухарёва из Москвы.
- Привет, Алёша, – прочитал он, - очень скоро я, спустя много лет, снова окажусь в твоих краях. Надеюсь, ты уже подготовил для меня коллекцию Николая Гавриловича Рышкова?
«И этот туда же, – пронеслось в голове Ольгина, - они что – все сговорились?!». Подумав так, он набрал на клавиатуре ответ Стасу:
- Нет, не подготовил, коллекция продана, покупатель заберёт её со дня на день.
Глухарёв отреагировал моментально, но не очередным виртуальным посланием, а телефонным звонком. От злости потеряв над собой контроль, Алексей злобно выкрикнул:
- Оставь меня в покое, я же ясно написал, коллекция продана, дурья твоя башка!
- Не надо мне грубить, для твоего же собственного блага очень советую отменить эту сделку! – со спокойной, но угрожающей интонацией парировал Глухарёв.
- Если хочешь сказать, что «Рус.Шансон-Минус» в противном случае прекратит пиарить записи Макара Волжского – хрен с ними, можете на пару с Менделем удалить все мои альбомы, а меня самого навсегда отправить в бан, мне без разницы!
- Нет, я хочу сказать не о твоих бездарных записях, понимаешь, Алёша, все мы иногда совершаем такие поступки, о которых потом сожалеем, стремимся их забыть, иногда это удаётся, а иногда нет. Порой прошлое возвращается, и его груз начинает давить, в этом случае возникает риск быть раздавленным. Насмерть.
- На что ты намекаешь? – голос Ольгина дрогнул.
- На твою далёкую молодость, на службу в стройбате, на то, что случилось на крыше офицерского дома между тобой и военнослужащим по кличке «Хохол».
- А что между нами случилось?
- Что-то случилось! - Станислав сделал многозначительную паузу, затем продолжил, - Тогда ты подумал, что все твои сослуживцы уже спустились вниз, но это было не так, один из них задержался, спрятался за вентиляционной трубой и всё видел.
- А теперь…
- А теперь я его случайно встретил в Москве, он оказался большим любителем шансона по-русски, слово за слово, в нашем разговоре всплыло твоё имя, вот так и стала мне известна эта история. Ты ведь не хочешь, чтобы о ней узнали во всех социальных сетях, типа Фейсбука и Одноклассников, верно?
- Верно, не хочу.
- В таком случае не упрямься, отмени свою сделку и ожидай моего приезда. Хорошо меня понял?
- Да, хорошо.
- Рад, что ты стал таким понятливым. До скорой встречи!
Закончив разговор, Ольгин почувствовал себя, будто облитым ледяной водой и принялся думать о том, как теперь поступить. Отказ Светлову был бы равносилен самоубийству, но игнорировать Глухарёва тоже не получалось, и самое главное – с бобинами никак не хотелось расставаться, даже Золотого Посейдона ему было не столь жаль, как их. «Что же, действовать придётся по обстоятельствам!» - решил Алексей, услышав под окнами сигнал автомобиля Валентина.
- Ну, я поехал, - сказал он на прощание Любе, - держись тут, постарайся лишний раз Тимура не провоцировать, и вот ещё что, проверь, как работает Фёдор, внимательно изучи все его отчётные документы
- Разве у него в магазине обнаружились какие-то нарушения? Он трудится во «Флориде» с самого её становления, я ему доверяю как себе самой.
- А вот это большая ошибка, никогда никому не доверяй, это одна из главнейших заповедей в бизнесе! - отрезал Ольгин, и стал спускаться по лестнице вниз на улицу, где его ожидал Павловский, замотанный тёплым шерстяным шарфом. Через несколько минут они уже мчались на его «Тойтоте» вперёд, покидая Саратов.
- Можешь хотя бы в двух словах рассказать, что заставило тебя так срочно уехать? - поинтересовался Валёк, выруливая на автостраду.
- Не сейчас, - мрачно покачал головой Алексей, глядя из окна автомобиля на огромные снежные сугробы по обочинам, и думая о своём разговоре с Глухарёвым, - прошу, не обижайся.
С раннего детства в нём сидела стойкая неприязнь ко всему, что связано с военным делом. Если его сверстники играли в «войнушку», мечтали о новеньких пистолетах с пистонами, простаивали очереди в «Детском мире» за наборами оловянных солдатиков, то маленькому Алёше больше были по нраву мягкие игрушки, кисти, краски, и даже девчоночьи куклы. Став юношей, он однажды спросил своего отца, не мог ли бы тот помочь ему «закосить» армию, на что получил категорический ответ, не предусматривающий никаких возражений:
- Нет, служить ты пойдёшь!
Алексей Ольгин угодил в стройбат, и проблемы у него начались с самых первых дней службы. В рамках рабочего наряда ему выпало мытьё пола в казарме, задача эта была им выполнена из рук вон плохо, и наказание за эту провинность оказалось суровым. Вечером командир, построив роту по форме номер 1, объявил игру под названием «5:45». Всё подразделение, целую ночь простояло в центральном проходе между койками, лишь только в 5:45 был объявлен отбой. Уставшие до безумия солдатики повалились на подушки, мгновенно уснули, но ровно в 6:00 последовала команда «Подъём!». Неудивительно, что после этого они люто возненавидели Алексея, особенно тот самый «Хохол» – уроженец Чернигова, прослуживший уже полтора года.
- Тебе конец, лучше сразу вешайся, урод! – матерясь, он заехал Ольгину по физиономии с такой силой, что его очки упали на пол и разбились. Об этом инциденте несчастный новобранец доложил ротному во время перерыва в учебных занятиях, но этот его шаг оказался очень опрометчивым, в обед «Хохол» с двумя своими «шестёрками» уселся напротив него, с-минуту смотрел на то, как он ест гороховый суп, а потом молвил:
- Ну что, саратовская морда, только начал службу, и уже стучишь? Не надо было так поступать, своим доносом ты мне нисколько не навредил, а вот самому себе жизнь испортил окончательно. Вижу, пожрать очень любишь, весь такой жирный, кругленький, дома, наверно, мама каждый день пирогами да оладушками потчевала?! Так вот, с этой минуты сядешь на диету: отныне вплоть до особого нашего распоряжения тебе запрещено что-либо есть, притронешься в столовой даже к куску хлеба – пеняй на себя.
- Это не по уставу, - начал было возражать Алексей, но увесистый подзатыльник прервал его жалкий лепет. После этого «Хохол» вместе с теми, кто находился рядом, каждый по очереди, смачно плюнули ему в тарелку, и удалились на перекур.
Ольгин продержался два дня. На третий, совсем обезумев от голода, улучив момент, когда в казарме никого не было, он залез в тумбочку своего обидчика, взял оттуда спрятанную домашнюю колбасу, которую тот собирался с приятелями предстоящей ночью употребить под водочку, и слопал её всю без остатка. Потом за это его били, очень жестоко, со знанием дела, так, чтобы не осталось заметно никаких следов, после этой экзекуции у него поднялась температура, и он на две недели угодил в медсанчасть. Навестивший больного штабной офицер в разговоре по душам дал ему понять, что знает о том, что с ним произошло, посоветовал не поднимать шум, и пообещал разобраться с «Хохлом». Исполнено ли было это обещание или нет, осталось неизвестным, но когда Алексей вернулся в роту, к нему никто уже не цеплялся и принимать пищу больше не запрещал.
Начались армейские будни, дни тянулись, похожие друг на друга, как близнецы, Ольгин постепенно втянулся в новую для себя жизнь, даже научился мыть полы, но никто с ним, не разговаривал, и даже не здоровался, все шарахались от него, как от прокажённого. Видя такое отношение к себе, он подал рапорт о переводе в другую часть, но получив отказ безропотно продолжал тянуть свою лямку вплоть до то того самого злополучного февраля, когда ему и ещё нескольким солдатикам, пришлось очищать крышу одного из домов в их военном городке. Среди тех солдатиков оказался «Хохол», пребывавший в прекрасном расположении духа после получения накануне посылки из дома. Скидывая снег при помощи лопаты, старослужащий громко смеялся, шутил, являя собой полную беззаботность, так продолжалось до времени обеда, как только оно наступило, стройбатовцы через чердачное помещение поспешили поскорее вниз, лишь недруг Алексея, стоя у самого карниза крыши, задержался, с наслаждением закурил косяк, глядя на красное зимнее солнце. Ольгин, уходя, как ему тогда казалось самым последним, обернулся, глянул ему в спину, а затем, подбежав сзади к любителю травки, столкнул его с крыши прямо на заледенелый асфальт. Смерть «Хохла» наступила мгновенно, никакого серьёзного разбирательства не последовало, военный следователь всё списал на коробку с анашой обнаруженную в кармане погибшего. С тех пор Ольгин никогда, нигде, никому ни словом, ни даже полунамёком не обмолвился о случившемся, и вот, теперь выяснилось, что об этом знают посторонние. Погружённый в эти мысли он не заметил, как Павловский затормозил в самом центре Софьино.
- Куда дальше ехать? – спросил Валёк.
- Прямо по дороге в горку, а потом – поворот налево, там мой дом.
- Слишком много снега, мне не проехать.
- Ничего страшного, тропинка протоптана, я пешком дойду, спасибо тебе за всё! – Ольгин забрал сумку и вылез из машины.
- Может быть, мне тебя проводить?
- Не нужно, созвонимся на днях, мы ведь собирались записать совместный альбом в сопровождении твоего ансамбля.
- При участии Дениса Васюкова и его жены, – оживился Павловский, - хорошо, договорились, давай, звони, всегда буду рад услышать твой голос!
Алексей пожал ему руку и, не оглядываясь, побрёл в сторону своего дома, по мере приближения к нему он увидел свет в его окнах и силуэт Тамары. Жена в его отсутствие, похоже, решила в очередной раз заняться перестановкой мебели, но перспектива принимать в этом участие нашего героя явно не радовала.
- Алёша, привет! – вдруг послышалось позади, - Давно тебя не было видно, где пропадал?
Это был хозяин соседского дома Эмиль Гордон, бывший житель города Нарва, худощавый, с прямыми тёмными волосами, зачёсанными на бок, тонкими усиками под носом и длинным выступающим вперёд подбородком, он был примерно лет на десять младше Ольгина. Его отец когда-то являлся видным деятелем Коммунистической партии Эстонии, депутатом Верховного Совета СССР, казалось бы, сына такого знатного человека ждало блестящее будущее, но всё перечеркнул август 1991 года.
После разгрома ГКЧП Горбачёв подписал указ о признании независимости трёх прибалтийских республик, и пришлось Гордонам спешно покинуть свою Родину, опасаясь ареста. Некоторое время они проживали в Санкт-Петербурге, но это продлилось недолго: один из доброжелателей сообщил, что мэр Собчак собирается выдать их эстонским спецслужбам. Делать нечего: политбеженцы были вынуждены ехать дальше – куда глаза глядят, вглубь неведомой демократической России, искать себе новое место проживания, их внимание привлёк Саратов, но квартиры в этом городе оказались слишком дорогими, оставшихся семейных сбережений, обесценившихся после гайдаровских реформ, хватило лишь на полуразрушенный дом в Софьино. С большим трудом удалось его восстановить снаружи, сделать ремонт внутри, очистить от хлама заброшенный участок и зажить новой жизнью.
Гордон-старший при помощи Эмиля, которому тогда было чуть больше двадцати лет, занялся разведением всякой живности, а его жена устроилась работать преподавателем русского языка в сельской школе. На первых порах местные жители очень прохладно отнеслись к приезжим, называя их за глаза коммуняками, но главе семейства удалось завоевать их доверие с помощью самогона, который он гнал по собственной тайной рецептуре, а деревенские детишки просто влюбились в свою новую учительницу.
Шло время, минули девяностые годы, наступили двухтысячные. Беда пришла как гром с ясного неба: как-то после ужина мать Эмиля почувствовала себя плохо, по настоянию местного врача её срочно отвезли в областную больницу, где через два дня она скончалась от гнойного перитонита. Это событие наложило тяжёлый отпечаток на её мужа: пытаясь найти успокоение души в алкоголе, он в итоге заработал инсульт и последующий левосторонний паралич тела.
- Я сам виноват в том, что со мной случилось, - сказал он сыну, осознав, что прежнее качество жизни к нему больше никогда не вернётся, - устраивай свою судьбу, найди себе хорошую жену, а на меня не обращай внимания!
Сын, недолго думая последовал совету отца. Местные разбитные девицы, готовые раздвигать ноги перед любым гопником за стакан дешёвого пойла, его, разумеется, не устраивали, он купил себе компьютер и принялся целыми сутками напролёт сидеть на сайтах знакомств, терпеливо отыскивая будущую спутницу жизни. Как говорится, кто ищет, тот рано или поздно находит, Эмиль нашёл тоже, его избранница была стройной, спортивной, образованной, с густыми бровями, высокой грудью и большими карими глазами, работала она в банковской сфере, имела собственную жилплощадь, и представляла собой настоящий идеал для холостого мужчины.
Несколько месяцев молодые люди общались виртуально – сначала эпизодически, потом всё чаще, и вот, наконец, девушка по собственной инициативе решилась на встречу, приехав в Софьино на собственном внедорожнике. Ей очень понравился деревенский быт, в котором жил её новый знакомый, а рагу из парной утки, специально приготовленное к её приезду, вызвало у неё чувство неописуемого восторга. Объявив Гордону-старшему, что готова пойти за его сыном даже на край света, она увезла Эмиля к себе знакомиться со своими родителями.
На следующий день под вечер кандидат в женихи вернулся домой мрачный, как грозовая туча, с огромным синяком под глазом. Никто не знал о том, что с ним произошло, но с тех пор он забросил знакомства, перестал интересоваться женщинами, всю свою энергию принялся вкладывать в благоустройство дома, стал серьёзно, даже с каким-то остервенением, заниматься домашней птицей, огородом, и на этом поприще весьма преуспел. Помимо этого, хороший доход ему приносил самогонный аппарат, так шли месяцы, годы, после второго инсульта его отец оказался уже полностью лежачим. Теперь он, прикованный к кровати, смотрел телевизор, ставший для него единственным окном в мир, ругал правительство, президента, собственную жену, за то, что умерла так рано, давал наставления сыну на предмет того, как правильно вести хозяйство, при этом обильно и специально периодически «делая под себя». Эмиль, прекрасно понимая внутреннее состояние своего старика, терпел все его капризы, ухаживал за ним, как за маленьким ребёнком, а всё своё свободное время, проводил в интернете, только теперь уже на других сайтах музыкальных, посвящённых року и русскому шансону. Алексей, как только приехал жить в Софьино сразу же нашёл в Эмиле родственную душу и открыл ему песенный мир Аркадия Северного. С тех пор из окон дома бывшего жителя Эстонии частенько слышалась музыка и хриплый голос, напевающий песню:
…Нарва всегда встретит меня,
Не оттолкнет, а приласкает.
Без Нарвы жить - жить без огня,
И только здесь сердце оттает.
В Нарве моей сыпет метель,
Дуют ветра из Ленинграда.
В старом кафе много друзей,-
Мне ж ничего больше не надо.
Звучала она и в этот зимний вечер, когда Ольгин вернулся, он был искренне рад видеть Гордона, по которому успел изрядно соскучиться.
- Да вот были дела в городе, - ответил он на вопрос о причине своего отсутствия, - а что новенького здесь, в нашей деревеньке?
- В деревеньке - ничего, - доложил Эмиль, разя самогоном, - а вот в интернете – беда полная. Враги хотят опорочить светлое имя нашего с тобой любимого певца – Аркадия Северного!
- Что за враги? – не на шутку встревожился Ольгин.
- Тихушники, баблогрызы и пидары, – отвечал Гордон, - они принижают значение творчества Аркаши. Посмотри на шансонные сайты, они там везде пишут про каких-то Драпкиных, Морозовых, Ефимовых а о Северном лишь вскользь упоминают, составляют каталоги его концертов с подложными датами и фальшивыми трек-листами, запутывают поклонников для того, чтобы отбить к нему интерес. Это всё часть одного большого заговора мировой гомосексуальной закулисы, пустившей свои щупальца во все сферы нашей современной жизни, в том числе и в жанр уличной блатной песни!
Как только Эмиль принимал немного на грудь, то всегда начинал разговоры на тему засилья сексуальных меньшинств во всех областях. Его длинные монологи были очень утомительны, но Алексей научился терпеть их, снисходительно относясь к чудачествам своего соседа. Однако сегодня он был что-то слишком уж говорлив.
- Боюсь, ты всё несколько усложняешь, - сказал Ольгин, когда, наконец, это словоизвержение закончилось.
- Да нет, не усложняю. Думаю, пришло время создать новый сайт, посвящённый Аркадию, такой, чтобы на нём полностью отсутствовала цензура и регистрация участников. Любой пользователь, зашедший на такой ресурс должен иметь возможность высказывать всё, что считает нужным, не опасаясь ответственности, необходима полная свобода слова! У меня даже название для него уже есть – «Северный авангард». Как тебе оно?
- Название мне нравится, но концепция сайта, предлагаемая тобой, кажется несколько странноватой, она попахивает анархией.
- Ну и что, Северный сам был настоящим анархистом, да и вообще, анархия – мать порядка. Замутим такой сайт с тобой на пару, а?
- Это хорошая идея, - с притворным энтузиазмом произнёс Ольгин, - но надо всё детально обмозговать. Давай так, я пока пойду к себе и отдохну, потому что очень устал с дороги, а через пару дней мы вернёмся к этому разговору.
- Отлично! – глаза Эмиля радостно загорелись, - Уж вдвоём мы точно вскроем всех замаскировавшихся гамаков и восстановим справедливость!
Его прервало птичье бормотание, большая рыжая курица важно вышла из распахнутой калитки и степенным шагом направилась вдоль забора по своим делам.
- Ну, надо же, Фроська снова из вольера вылезла, – всплеснул руками Гордон, - ну погоди, проклятая, сейчас я тебя поймаю. Раз не умеешь себя вести, отправишься прямиком в суп!
Он понёсся за кудахтающей нарушительницей, но обо что-то споткнулся, потерял равновесие и упал лицом прямо в снег. Без смеха смотреть на лежащего пластом птицевода было невозможно, но Ольгин не стал дожидаться окончания этого представления и направился к своему дому. Этот день его действительно очень сильно утомил, ему хотелось увидеть жену, съесть хороший кусок говядины, и лечь спать.