/старое/
В уездном, тихом городке,
Я жил довольно долго,
И там всегда являлся мне,
Мой ангел, - ненадолго.
В соседях у меня была,
Старушка с нежным взглядом,
Она меня к себе звала,
На разговор с обедом.
И вот в один, из светлых дней,
Я к ней зашел на “dinner”,
И затянулся разговор,
При нашем скромном пире.
- А вот ты знаешь, дорогой? –
Вдруг молвила старушка,
- Что на окраине другой,
Живет одна девчушка.
Средь бела дня, она нежна,
А ночью, неизвестна,
Все говорят, она раба,
Не божьего веленья…
Вдруг покосился бабкин рот,
Наверно от испуга,
Потом сказав: Бог бережет,
Кто держится далеко.
Я распрощался с ней и вышел,
Чтоб вечер провести в ходьбе,
А разговор тот, словно выстрел,
Засел, так глубоко во мне.
Минуло два часа с того,
Устал я, обессилел,
На город быстро ночь легла,
Все свои звезды свесив.
Я шел до дому не спеша,
Пьянили ароматы ночи,
Вдруг предо мной, из-за угла,
Сверкнули чьи-то очи…
Я испугался, оробел,
И затаив дыханье,
Стоял, и чувствую, бледнел,
И кажется, терял сознанье.
Очнулся я, лежу в траве,
А черный пес, лицо мне лижет,
Как будто он скучал по мне,
Как по хозяину, что ищет.
Я встал, а пес не отбежал,
Сидел, вилял хвостом как уголь,
Я пса рукою приласкал,
А ночь уж шла, на убыль.
Дошел до дому и в кровать,
А голова шла кругом,
Вдруг кто-то начал в дверь стучать,
И слышал голос люда.
Открыл я дверь, вошел мужик,
- Простите, но беда стряслася,
Сегодня труп нашел ямщик,
Кто пса поймать пытался…
Тут я задумался слегка,
Ведь нонче, этой ночью,
Я пса видал, у своего лица,
Так прям, сказать, воочию…
Я целый день проспал – храпя,
А ночью вышел в город,
Чтоб встретить пса, черней угля,
И посадить на повод.
Но, не затем, чтоб он страдал,
А чтобы, не поймали люди,
И вдруг мелькнул он, в свете фар,
Больной, голодный и избитый всюду.
Я аккуратно взял его,
Привел домой тихонько,
Чтоб накормить и напоить,
Чтоб боль унять бедняге…
А пес в ответ хвостом вилял,
И добрыми смотрел глазами,
В ответ он что-то проскулял,
И будто бы, обнял (руками).
Под утро, мы с ним улеглись,
В моей душе порхала легкость,
Как будто бы, душой сплелись,
Собака, человек и вечность.
Вдруг я проснулся от шагов,
Открыв глаза: о боже!
Ходила девушка, среди цветов,
С переливающейся кожей…
Сначала думалось, что это сон,
Какой-то странный, непонятный,
И слышу я, как за окном,
Народ собрался строгий.
- Не выдавайте, я прошу –
Сказала та девчушка,
И тут я вспомнил те слова,
Что говорила мне старушка.
И вдруг расплакалась она,
А кожа все искрилась,
- Они убьют меня, а я ведь молода,
Хоть ведьмой долго слылась…
Но, что же делать – не предам,
Но, вы мне расскажите,
И по каким таким делам,
Вы облик сей примите?
И долго слушал я рассказ,
Она все с болью вспоминала,
И слезы, с ее нежных глаз,
Она рукою нервно утирала.
Рассказ окончен, только всхлипы,
Мне очень стало жаль ее,
А за окном, три взрослых липы,
Трясли свое все существо…
И молвил я: Ах, бедность ты,
Какие муки принимаешь,
Ведь ты дитя и детские мечты,
Ты все же так, и не узнаешь.
- Нет, нет. Вскричала она вдруг,
Проклятье снимут жизни-души,
Я понимаю твой испуг,
Но, выбор у меня, не лучший.
Закат осыпал окна розой,
Съедали тучи небосвод,
Она вдруг стала, черной, черной,
Черней угля, что мой камин жует…
И псом скульнув у моей двери,
Я ей открыл: Беги, беги!
Проклятье смоют, только смерти,
Вот только лишь, не пропади.
Часы отбили третий час,
А я в томленье ожидаю,
Вдруг слышу я, знакомый глас,
- Спаси меня, я погибаю!
Я выбежал: толпились люди,
Вокруг бессиленного пса,
На теле раны, в глазах муки,
И с них, невинная слеза…
И чья-то, сильная рука,
Воткнула кол, в младое сердце,
И разревелись небеса,
Так жалобно, как дети.
Но, было поздно все, я не успел,
В тебе потухла жизнь младая,
Таков наверно твой удел,
Жизнь забирая – отдавая.
И ты лежала уж, не псом,
И стал мне облик твой, дороже,
Тебя запомнил я, как сон -
Девчушкой с переливающейся кожей…