Похоже, когда я на прошлой неделе сетовал на отсутствие снега, небеса меня услыхали и довольно сильно разразились этим самым снегом. В ночь с понедельника на вторник засыпало нас по самые томаты. А мне как раз во вторник утром надо было ехать из города домой.
Тяжелей всего было добраться до автовокзала. Пока добирался, дороги подраскопали, и пошёл транспорт. Однако раскопали только приблизительно, поэтому водитель микроавтобуса предупреждал всех входящих, чтоб они садились на задние сиденья и давили собою на задние колёса, тогда не забуксуем по дороге. Чем больше получится наш общий вес, тем меньше риск забуксовать. Мои нескромные размеры по этому поводу были встречены одобрительною мимическою игрою водительского лица. Нас было немного, решившихся ехать в такую погоду, всего четверо, и все, кроме меня обладали габаритами малозначительными, – маловато для нужного веса.
Однако за минуту до отправления пассажиров прибавилось. Молодая женщина с двумя детьми, прелестными девочками в ярких комбинезочиках и белых пушистых шапочках с какими-то котятскими ушами. Старшей – лет пять-шесть, младшей – не больше трёх. Услыхав от водителя про задние сиденья, девочки бодренько побежали назад, уселись и принялись прыгать на попах, чтобы уж как следует вдавить колёса. Всю дорогу они совершенно чудесно щебетали, особенно младшая.
– Мама, это сто? Магазин? Класивый магазин! Лена, смотли какой класивый магазин! Мама, а утята умеют купаться в снегу? А я умею! Лена, сказы, сто я умею! Плямо головой вниз! Ух ты, какая золтая масына!
К концу пути она на какое-то время притихла, я подумал, что уснула. Но нет, оказалось просто задумалась. А потом выдала результаты свой раздумий – тихим серебряным голоском, с нежнейшей лирической интонацией.
– Мамоцька, знаес сто? Я тебя люблю!
Тут у меня от умиления даже защипало в носу. А девочка продолжала:
– И Лену тозе люблю, и бабуску тозе…
Щипать стало не только в носу но и в глазах…
– А Максимку? – спросила мать – Максимку тоже любишь?
– Не, Максимку больсе не люблю! Он мне ницево на плаздник не подалил, пидалас!
Неимоверным, неимоверным усильем воли подавил я завыванье, рвущееся из груди моей наружу. Взвыл исключительно мысленно, про себя. Но уж так, что молчаливый этот вой разнёсся далеко-далеко по сказочным заснеженным полям, взметая позёмку, осыпая белые шапки с занесённых камышей над речкою, тревожа затаившееся в логовах зверьё…
Дарите, господа, подарки. Дарите. Не будьте как Максимка.