Мона Лиза…Что есть в её улыбке? Какая загадка? Превосходство над нами в знании об истине того, чего мы не знаем? Нет, не похоже. Жалость, сострадание к нам: «Много ещё помучиться предстоит, прежде чем поймёте то, что я поняла – всё пройдёт»? А может и радость за нас: мы не только помучаемся, но и счастливы от открытий в познании истин тоже будем, нам ещё всё это только предстоит. Много лет я всё гадал-размышлял над её улыбкой.
Не стало Олюшки моей, прошёл год, установил сынок памятник, а там портрет на мраморе – и…та же самая улыбка. Ещё больше удивился-изумился, когда нашёл в альбоме детский портрет Оли, лет семь ей – и такая же улыбка у маленькой девочки. Вот так! Улыбка такая у неё всю жизнь была, нашёл я тому подтверждение на многих фотографиях. К чему я всё это?
Нет никакого превосходства, радости, жалости оттого, что знают они что-то об истине. Какие знания у семилетней девочки? В улыбке такой, в глазах, всё понимающих, всё заранее прощающих, безгранично, заранее, авансом любящих всех, восхищающихся всеми – СУТЬ ЧЕЛОВЕКА, от рождения и до конца жизни – предназначение его: умножать на Земле Любовь и Добро.
Права русская пословица: «Что в сердце варится — на лице не утаится.» А что могло «вариться» в сердце у семилетней девочки? Вот-вот! Значит закладывается всё Господом изначально и в каждого из нас. А уже что разовьётся, что отомрёт, что останется в итоге – не утаится и на лице человека.
Человек, прошедший по жизни с такой улыбкой, от рождения и до исхода, и есть такой Человек, каким задумывал нас Господь, создавая этот мир. Олюшка оправдала предназначение Господне.
Как там у Григория Александровича Печорина?
«Пробегаю в памяти все мое прошедшее и спрашиваю себя невольно: зачем я жил? для какой цели я родился?.. А, верно, она существовала, и, верно, было мне назначение высокое, потому что я чувствую в душе моей силы необъятные... Но я не угадал этого назначения, я увлекся приманками страстей пустых и неблагодарных; из горнила их я вышел тверд и холоден, как железо, но утратил навеки пыл благородных стремлений — лучший свет жизни.»
Вот и Лермонтов о том же – о назначении, о человеке, не оправдавшем предназначение Господне. Не каждому это удаётся, далеко не каждому.
Наверняка, Печёрин так не улыбался – не мог, «утратив навеки пыл благородных стремлений». Да и сам Лермонтов так не мог улыбаться; предназначение у него другое было: «глаголом жечь сердца людей», - в деле таком, Пушкиным обозначенном, совсем не до улыбок.