Минувший месяц был славен прежде всего тем, что им удалось остаться в Арноре в живых.
Первоначально - отбиться от патруля из плохо говорящих на Всеобщем Наречии хазгов и рвущихся по любому поводу в драку орков.
Затем – невероятным везением оторваться на Форностском тракте от преследования истерлингов, которым они сообщили о пленнике, но которые почему-то не пожелали ни верить на слово, ни отпускать информаторов вообще.
И, как апофеоз неприятностей, мутная компания в пригорянском трактире сдала их ангмарцам, но тут произошло нечто совсеи уж невероятное. Во главе того ангмарского отряда оказался бывший мечник Олмера Санделло, который обещал никого не тронуть и вообще отпустить с миром на все четыре стороны при одном единственном условии: если Вирэт согласится на беседу с ним с глазу на глаз. Беседа, во время которой они часа два сидели на дровяном дворе трактира друг напротив друга, состоялась, после чего Санделло слово сдержал - отряд отпустили, даже подкинули пару мешков с провизией, но Вирэт из той беседы вышла с лицом настолько смятым и мрачным, что вопросы задать ей никто так и не решился.
А в деревеньке неподалеку от Форноста они снова влипли. Точнее, попала в переплет Вирэт, которая выдвигалась на разведку первая, в цветастой юбке поселянки и с глубокой корзинкой для яиц. Обычно этот маневр проходил идеально, но тут её попросту узнали в лицо – тот чернобородый арбалетчик из дивизии Отона, с которым они в свое время в Цитадели стояли на посту и который всегда делился с ней пайком, надеясь в перспективе на взаимность. Он и сейчас стоял на охране складов.
И дело вышло бы совсем скверно, но снова будто вмешалось Провидение: когда Вирэт лавировала в лабиринте меж складов, чья-то рука ухватила ее за локоть и вдёрнула в узкий простенок, где поместиться можно было только плотно прижавшись друг к другу. Вспыхнул голубоватый свет эльфийского магического знака, погоня пробежала мимо, а первое, что осознала девушка – это запах донника и сирени, грустный и нежный запах эльфа Мэлнора! Она вдавилась лицом ему в грудь, чтобы подавить невольный вскрик. Счастье, охватившее девушку, было настолько невообразимым, что минуту не находилось слов, она только гладила дрожащими пальцами вышитые узоры на груди эльфийской куртки. Потом перевела дыхание и выдохнула: «Амрод? Беарнас?..» Он улыбнулся и кивнул: «Со всеми всё в порядке. Мы шли по вашим следам!»
Когда стемнело, они сумели незаметно покинуть поселение, и оба отряда наконец соединились, а закончив радостные объятия и обмен рассказами о приключениях, объединили и добытую обеими сторонами информацию о происходящем в Арноре.
Эльфы полностью одобрили продвижение в Беорн. Той же ночью они двинулись в путь.
***
– Эге, да это никак наш Горбун вляпался! – вдруг злорадно выдал Торин, чуть высунувшись из-за кромки кустов и вмиг обозрев панораму побоища. – Шестеро на него!
Вирэт кинула своего коня напролом. За её спиной взвились голоса ошеломленных её поступком друзей, но уже легко вышел из ножен её меч и храпящий скакун одним прыжком вынес её в самую сердцевину схватки.
Вирэт не имела ни малейшего понятия, кто и по какой причине атаковал горбуна Санделло – все они были в разнородных доспехах, забрала наглухо, молчаливые и хваткие, как загнавшие оленя волки, Санделло приходилось туго. Она быстрой серией ударов вышибла меч из руки крайнего и заставила его кобылу взвиться на дыбы, вышвыривая ратника из седла. Крутнулась к другому – не убивая и не раня, только отвлекая на себя силы. За её спиной уже трещали кусты и ломились друзья. Увидев, что горбуну пришла подмога, остальные нападавшие без единого слова приказа, но очень синхронно развернули коней и кинулись с полянки во всю прыть.
… Фолко кинул в костер последнюю сухую ветку и присел на корточки перед слабо кипевшим котелком с походным варевом, помешивая еду оструганной палкой. Пообещав добыть провизии, удалились в лесную чащобу эльфийские лучники. Горбун и гномы отправились нарубить сухостоя, а Вирэт печально сидела на коряге возле своего перевернутого потником вверх седла, пристроив его поближе к огню для просушки.
Фолко отложил в сторону импровизированную ложку. Посмотрел на девушку печально и задумчиво. И неожиданно решился.
– Какой орк толкнул тебя спасать этого Санделло, Вирэт?
Она медленно подняла на него глаза, насупилась и глухо ответила, растягивая слова:
– Вот и я всё время думаю то же… какой орк?
Фолко хмыкнул, и вдруг странная догадка озарила его. Вирэт смотрела на него всё время не опуская глаз, и невысоклик спросил её прямо и встревожено о том, о чем не решался спросить девушку Отряд:
– Вирэт, скажи… о чём говорили вы с Санделло там, в Пригорье? Что он предложил тебе?
– Что предложил? – словно и не удивил девушку этот вопрос, мало общего имеющий с деликатностью. Казалось, она сама шла навстречу интересу друга. – Себя предложил. И… – тень усмешки криво скользнула по её печальным губам, – …Олвэна – в пасынки!
– А ты?! – подскочил ошеломленный хоббит.
– А я – бегу и падаю, – едко закончила Вирэт. – Заметно?
– Прости, - пробормотал Фолко. Но новое озарение вдруг пронзило его, он и сам не знал, с чего это вдруг его интуиция стала выкидывать кульбиты, случавшиеся раньше только в миг великой опасности. – Вирэт! Но ведь ты знала Санделло ещё раньше?.. до Пригорья?!.
– Верно, Фолко, - казалось, девушка напрочь потеряла в этот час способность удивляться. – Впервые увидела я его ещё в Аннуминасе – пять лет назад. Ты помнишь, что рассказывал в Пригорье Рогволд о мечнике? Год за годом не знал себе равных Санделло на знаменитых Аннуминасских турнирах, устраиваемых Наместником в честь Праздника Урожая. Он словно стремился доказать там, что лучше и сильнее всех, чья спина не искривлена, как у него. Он побеждал на мечах три года подряд лучших ратников Арнора, раскидывая их небрежно, как щенков, стоящих на пути. Но Наместник, читающий в душах, не взял горбуна в свою дружину, хотя тот явно метил в сотники и, что греха таить, как воин тянул и куда повыше! Наместнику не понравилась холодная безжалостность горбуна и его великая гордыня, он угадал червоточину в душе победителя и – отверг его притязания, чем уязвил Санделло до крайности и превратил в своего лютого врага. Но горбун появился и на следующий год в Аннуминасе, и в последующий, – Вирэт коротко вздохнула и горько усмехнулась. – Дело было в том, что на первом же турнире Горбун почему-то обратил на меня внимание. Он и дрался-то как пр;клятый, чтобы быть замеченным мною. Но в тот турнир мы уехали задолго до окончания: эльфы торопились в Ратогор, и финал турнира известен мне лишь по рассказам очевидцев. На второй год мы столкнулись внезапно у самой кромки турнирного поля. До этого Санделло не дрался, просто с презрительной усмешкой, скрестив на груди руки, смотрел на чужие поединки. И тут в него словно вселился бес! Видел бы ты, как он выскочил! Хорошо помню, как хмурился в течение всех его поединков Славур, – ему сразу не пришелся по сердцу заносчивый горбун, и видно, когда Санделло стал кидать в нашу сторону слишком горячие взгляды, кое в чем прозрел эльф, пока я только наивно хлопала глазами. Славур собрал всех своих, и когда, объявленный уже победителем турнира, Санделло с горделивой высокомерной улыбкой вдруг направился туда, где стояли мы, его встретил строй невозмутимых эльфов. Устраивать же драку с десятком Высоких Эльфов Света остерегся даже победитель аннуминасского турнира – взбешенный до крайности, что вполне естественно.
Было и ещё несколько случайных встреч… но тогда я уже знала, что горбун Санделло стал правой рукой и ближайшим приспешником Вождя сил Тьмы, объявившего войну Средиземью, и разговоры вести мы могли бы с ним тогда только на языке оружия.
Ну, а в Пригорье, после крушения имперских планов Олмера, среди ещё дымящихся руин покоренных городов, перекроенных на сотни ладов княжеств, уже не противники, но и ни коим образом не друзья – мы и заговорили друг с другом впервые в жизни… точнее, он вызвал меня на этот разговор. Не приведший ни к каким результатам.
Вирэт подняла глаза от языков огня и, глядя исподлобья на озадаченного Фолко, с невеселой улыбкой спросила:
– Почему ты так смотришь на меня, друг?
Он поднялся, обогнул костер, присел рядом и положил на запястье девушки свою крепкую загорелую руку.
– Что происходит с тобой сейчас, Вирэт? Тебе… нравится… Санделло? – с трудом выговорил он.
И снова не удивилась она, только более погрустнела.
– Разве так называется это, Фолко? Видишь ли… никто никогда до этого не обращал на меня внимания как на женщину. Долгие годы скиталась я по землям хазгов, а по их меркам – не кривоногая, темноглазая, худощавая – я вовсе не красавица. Потом война втянула меня и поглотила все мои чувства, мысли, устремления, распяла душу на всё Средиземье, и душа моя стала, как флаг под стрелами врага – вся в рваных ранах… Санделло первым дал понять, что можно увидеть в маленькой эльфийской лучнице не только боевую единицу арнорской кавалерии. Быть может, я просто устала, друг Фолко… но… стоит только встретить мне глазами взгляд Санделло, и тут же понимаю я, что я всё-таки женщина… а что делать мне теперь с этим пониманием…
И тут глаза Вирэт впервые наполнились горькой мукой, как слезами, и темная кровь залила лицо девушки, когда глухо, едва слышно проговорила она:
– Фолко… если только я хоть немного дорога вам… берегите меня теперь!..
Когда с треском и шорохом раздвинулись кусты вокруг полянки и крайне жизнерадостный весь этот день Санделло, а за ним хмурые Торин и Малыш высыпали возле костра груды хвороста, Вирэт уже преспокойно раскладывала на край своего эльфийского плаща нарезанный хлеб, а Фолко снимал ароматно дымящийся котелок.
***
В эту ночь до полуночи была очередь Вирэт стоять на посту. Завернувшись в плащи, у догорающего костра мирно спали друзья. На дальнем конце полянки похрумывали травой стреноженные кони. Неправдоподобная тишина и лунная хмарь заливали лес, казалось, замерла вся жизнь на Арде… и потому так ощутимо вздрогнула Вирэт, когда абсолютно бесшумно, как привидение, вырос перед ней из-за кустов силуэт укутанного в тяжелый плащ Санделло.
– Я сплю мало, Вирэт, прошу тебя, отдохни! – ласково, с искренней заботой произнес горбун, и странной казалась эта мягкость для его резкого, хриплого голоса. – Я сменю тебя на часах.
Девушка замялась: может ли она доверить ему, без пяти минут злейшему врагу, жизнь своих друзей?
И странным чутьем опять же понял её Санделло.
– Ты не веришь мне? Я – враг для тебя до сих пор, Вирэт? Но ведь войны больше нет, и нет побежденных или победителей… Что же делить нам теперь? – девушка могла поклясться, что сейчас в голосе горбуна звучали искренние горечь и боль.
Он присел рядом на траву и негромко заговорил, точно обращаясь к самому себе.
– Вот и всё… Всё кончилось… Разорванная в клочья страна…Как мечтали мы перестроить, оживить её заново! Какие планы были! Сколько в них энтузиазма и мощи! Могучим и цветущим, вольным и свободным виделось нам Средиземье! А сейчас… земля в руинах… пепелища… кровавые поля с вороньем… Каждая деревня дерется с соседней, каждый новоявленный наместник с горсткой своих дружинников спешить вбить межевые столбы и урвать кус у соседа! Вождь, Вождь, как не хватает нам тебя! – Санделло закрыл лицо руками, и как не напрягалась Вирэт, не было фальши ни в голосе его, ни в жестах: горбун говорил то, что думал.
– Я не спрашиваю, куда вы держите путь, Вирэт, - продолжил он, потерев переносицу длинными тонкими пальцами, - догадываюсь: в королевство Беорнингов. Вы также поняли – король нам нужен, сильный и – срочно! Моя ставка – на другого, но в общем мысль дельная, раз она пришла одновременно в столько голов… Хочу спросить тебя только, Вирэт, - поднял он на неё глаза, и этот резкий взгляд и крючковатый хищный нос сделали горбуна похожим на насторожившегося ястреба. Он развернулся к девушке всем корпусом, и исчез в смятых тенях птичий профиль, Вирэт почувствовала совсем рядом его мятное дыхание – какими-то травами пах голос Санделло, приглушенный сейчас и подкупающе искренний.
– Как мыслишь ты себя на службе у Беорнингов, Вирэт? Твои друзья – отчаянные вояки, Запад скучен и сер для них, Восток манит их магией риска и приключений, лихих скачек, бесшабашных поединков, трудных переходов, – это участь мужчины, мужа, но не юной девы! Знаю – в тяжелый для родины час сделала ты свой выбор – взяться за оружие, и помню я твои слова о душе, растянутой на все Средиземье, рваной от ран этой земли… Добро и Зло были четки перед взором твоим… а теперь?.. на чьей стороне в этом хаосе, в этих междоусобицах, в этих бессмысленных драчках за власть – Добро? Зло?.. Разве сможешь ты убивать только потому, что наймет тебя на службу один разбогатевший разбоем новоявленный князек против другого - не лучшего, не худшего, чем твой хозяин?.. Великая война кончилась, Вирэт!
Он был прав! Девушка молчала. Их мысли совпадали полностью. Окончилась Великая Война, единственная достойная участия в ней. Что осталось у Вирэт?
Только друзья…
– Понимаю, – продолжил неторопливо Санделло. – Не к князю Беорнингу идёшь ты. Ты идешь с теми, кто близок духу твоему и сердцу – куда бы ни занесла их нелёгкая, так ведь? И понимаешь сама, что не место тебе уже в близком и родном тебе отряде: девушке – среди шестерых мужчин. Война окончилась, и всё становится тем, что было вечно, чем должно быть…
То в жар, то в холод бросало Вирэт…
Санделло бил без промаха, точно душа девушки лежала на ладони знаменитого мечника. Всё, в чем боялась признаться и самой себе, всё, что мучило её последние месяцы, обнажил Санделло прозорливо и беспощадно, точно лезвием своего грозного черного клинка срезал коросту с наболевшей раны.
Двусмысленность её нахождения в отряде теперь жила, быть может, только в фантазиях горбуна. Кровавое напряжение боев, рвущее душу отчаяние, боль, самопожертвование, горячий сплав дружеских чувств друг к другу, их совместное братство против грозного, несущего погибель их любимому миру Врага – то, что сплотило их в грозную, гремящую по всему Средиземью Неуязвимую Семёрку, не могло исчезнуть только оттого, что наступил относительный мир! Но сомнение было заложено, и Санделло умело расширил его яду дорогу.
– Я не навязываю тебе свои выводы, Вирэт. Я многого могу не знать, о многом – только догадываюсь. Выбирать и решать – тебе. Чувствую только, что нет… точнее, не было до сих пор выбора у тебя. Я хочу предложить тебе ещё один путь, Вирэт. Ты мало знаешь меня, а то, что знаешь – зачастую предвзято, ведь я был враг… но спорить не буду! Я чувствую, что ты не питаешь личной неприязни к человеку Санделло, - доказательство тому то, что первой пришла ты сегодня на помощь мне. Я всегда был для тебя – гипотетический противник, потому что деление мира на Свет и Тьму – уродство твоих дружков-эльфов. «Изначальный Свет», они видят человека как Сумерки, смешение Добра и Зла во всевозможных пропорциях, но – странное дело! – категорически отказываются честно признать это! Мир или бел, или чёрен, а если он чёрен – ату его, в бездну, вместе с Людьми, «зачернившими» его… Кто дал им право решать за нас, карать или миловать?! – отчетливо слышно было, как заскрипели зубы горбуна, сжались в кулаки его длинные пальцы, ненависть перекосила его бледное лицо. – Где нет Света, там и нет Тени; выморочные призраки прошлого, они убираются на свой Запредельный Валинор – скатертью дорога, пусть хоть взорвутся вместе с ним! Но как смеют они лишать нас свободы выбора? Свободы совести и действий, если даже сам Илуватор не поставил здесь никаких препонов?! Какое право имеют они решать судьбу Арды, – уставшие от самой жизни, от боли, от любви, от душевного взлета и душевного крика?!
Мы потерпели поражение в этой войне, – печально признал Санделло через минуту, уже взяв себя в руки. – Проиграли, потому что не добились и победы. Проиграли, потому что перестал быть человеком Олмер, попав в ловушку собственных запредельных сил… Я любил его, Вирэт… - дрогнули плечи Санделло, и хоть отвернулся Горбун, почувствовала она страшную муку и отчаяние, перекосившие его лицо. – Я любил его больше, чем свою жизнь! Любил, потому что нельзя не любить человеку, если он хочет человеком остаться… И опустел для меня весь мир… О, я знавал величайшую Любовь и познал её преображающую силу, когда уже отвергнутый всем светом и озлобленный на весь свет одинокий уродец, готов был погибнуть в первой попавшейся драчке, только бы не чувствовать более этот леденящий ужас беспредельной тоски в душе! Я умею любить, Вирэт, умею любить так, как никогда не полюбит тот, кто ни разу не коченел в объятиях беспросветной ненависти и отчаяния! Кто не падал в бездну – не сможет подняться в небо! Ты веришь мне?! – и Санделло стиснул руку девушки с такой горячей силой и мукой, что она почувствовала, что теряет всякий контроль над собой. Не была готова она к такому разговору, хотя и отчетливо ощущала его приближение.
Вспыхнувшие страстью, столь долго сдерживаемой, глаза Горбуна жгли её лицо даже в темноте, от близкого его дыхания кружилась голова; она только и успела, что вскочить на ноги, но тут же почувствовала, задохнувшись, Вирэт, как обвил всё её тело плотно, как горячий кокон, его плащ, и земля выскользнула из-под её ног. Стиснутая невероятно сильными руками горбуна, она не смогла даже вскрикнуть, а через минуту затанцевал под её телом конь Санделло, хозяин его птицей взлетел на круп лошади, и приученный скакун сорвался с места в галоп.
Недолго длилась эта бешеная скачка по ночному лесу. Опьяняющее безумие охватило сознание девушки, она знала, что должна поднять тревогу, позвать на помощь, ведь там, у оставленного костра, спали доверившиеся ей друзья – теперь абсолютно беззащитные в ночном лесу. Но знала она и то, что вызванная ею погоня неминуемо закончится потоком стрел в спину Санделло – некогда будет разбираться друзьям в мотивах поступков и без того подозрительного им бывшего сообщника Олмера!
И Вирэт упустила этот шанс.
Где-то в глубине смятенной души её слепящая ярость на саму себя боролась с пробудившимся в ней новым и неведомым инстинктом, властным и темным, вся кровь её вспыхнула шквалом противоречивых чувств; но тут замедлил шаг и остановился, храпя, конь, и Санделло, помедлив миг, разомкнул, наконец, свои железные объятия, на несколько минут слившие их в одно горячее безумное тело, и бережно спустил Вирэт с седла на траву.
Она пошатнулась.
Он спрыгнул рядом, взял её горячими гибкими пальцами за запястья, не притягивая, однако, к себе.
– Благодарю тебя, Вирэт, за спасительную для меня покорность. Я не большой любитель эльфийских стрел в своей спине, хотя, признаться, неплохой их знаток, – горько, криво усмехнулся Санделло.
– Ты видишь, – продолжил он, – мы в пяти минутах быстрой скачки от вашего костра, ты вольна вернуться туда, когда пожелаешь. Но я прошу всё же выслушать меня до конца, а в некотором удалении от стоянки у меня как-то больше на это шансов.
Вирэт молча смотрела в его лицо, какое-то построжавшее и похорошевшее от переживаемых им чувств.
– Человек познается в деле, не так ли? – заговорил Санделло, правильно поняв её молчание. – И любые слова здесь – фантомы. Но даже твои ненаглядные эльфы могут подтвердить, что никогда ещё мечник Олмера Санделло не поступал вероломно, не нарушал данного им слова, любил и ненавидел – честно, не слыл подлецом. Я люблю тебя, Вирэт, а это значит, что я знаю цену этому чувству и этому слову! Люблю давно, и клянусь Великой Лестницей, – счастье твоих эльфов, что сегодня они не стали вновь между нами живой баррикадой!
Вирэт сейчас хорошо видела его глаза, освещенные полной луной, и поняла: прославленный мечник не кривил душой – сегодня и десятеро квенди были бы для него не преграда.
– Признаюсь тебе, ибо тебе верю – я сделаю всё, чтобы короновать Олвэна в Дэйле! Но и сейчас имею я на Востоке неплохой вес. У меня есть свои земли, свой дом, своя дружина. Не гордый оборванец стоит перед тобой, как пять лет назад! Я люблю тебя, Вирэт, и это значит, что ты – единственная женщина на всей земле, что нужна мне, единственная, кого добиваюсь я и буду добиваться всю жизнь. Прошу тебя – уедем со мною в Дэйл, сегодня же, сейчас! Я так хочу тебя, я так искал тебя… как я хочу сына, Вирэт!..
Голос его вдруг сорвался, дрогнул; Санделло опустил лицо, но пальцы его цепко и умоляюще перехватили её руки выше – за предплечья, он замер, преодолевая приступ слабости: так странно было видеть поникшие плечи воина, которого раньше звали Безумным Ястребом – за холодную беспощадность в бою…
Потом он вскинул лицо и впился взором в её глаза – жадно, требовательно; всем своим окрепшим духом требовал ответа.
Вирэт молчала.
Он ждал долго… потом медленно разжал руки и – отступил.
– Нет… – прошептали едва слышно его побелевшие губы. – Не доверяешь мне… и не чувствуешь… Что ж… – через минуту горько добавил Санделло, – бери коня! Прошу только – береги его… при встрече отдашь. Мы ещё встретимся, и не раз, Вирэт!.. Езжай!
На подламывающихся ногах шагнула она туда, где тихо переступал копытами вороной конь Санделло. Вирэт разобрала влажные поводья, вскинулась в седло. Лёгким галопом сорвался с места приученный скакун.
Она пересекла поляну по старому следу, уже у кромки древесных стволов задержала коня и обернулась. Санделло стоял неподвижно, глядя на неё.
Вирэт развернула коня, и тот медленно зашагал обратно. Остановился почти рядом с неподвижной фигурой в черном плаще. Она спрыгнула на землю, подошла вплотную, и в тот же миг страстные объятия Санделло смяли последние остатки её рассудка…
… Никак не могла Вирэт проснуться, и, вероятно, виною этому была мятная чертовщина во фляжке Санделло. Чувство долга, обостренный ужас от неосознанного ещё предательства по отношению к друзьям боролись с необъяснимым дурманом сонливости. Она просыпалась, открывала бессмысленные глаза, пыталась поднять голову и – снова как в пропасть улетала в обморок минутного сна, ещё чувствуя, как гладит её волосы и плотнее укрывает её своим плащом Санделло, а дальше – небытие.
Он обещал разбудить Вирэт ровно через час, но уже слабо осветился восток, когда горбун наконец соизволил выполнить свое обещание.
Вирэт вскочила – рывком… и – схватилась за голову!
Санделло бережно обнял её:
– Позволь, я съезжу, объяснюсь с твоими друзьями сам.
Она вскинула голову, точно он ударил её, и – хрипло рассмеялась.
– Ну уж нет! Того, что ждет меня сейчас – я не уступлю никому на свете! Я! И – одна!
Горбун пожал плечами, мягко улыбнулся, и рада была девушка в этот миг, что хоть сейчас Санделло понял её неправильно.
– Я буду ждать тебя здесь, Вирэт, – глаза его лучились, любовались ею. – Если разминет нас что – помни: Черный Замок Ривендэйл на юге Дэйла или Подстава в Ангмаре. Там всегда ты сможешь получить полную информацию обо мне. Назови только своё имя. Я буду ждать тебя, любимая!
Вирэт не помнила, как вырвалась, на скаку коня взлетела на его круп. Страшная судорога черного безнадежного отчаяния скрутила душу. Горбун Санделло исчез из жизни девушки, как только стена леса скрыла его из глаз.
… Она наткнулась на них посередине заброшенной просеки в лесу. На последнем усилии воли пробежала глазами: все шестеро, все живы. И – сломалась…
Ведший Отряд по следам коня Санделло Фолко засиял улыбкой во всё лицо:
– Вирэт!! У тебя всё в порядке?!
Радостный гул пробежал по устам друзей… и смолк, когда она молча бросила на землю свой знаменитый эльфийский лук; с коротким свистом врубился в мягкую землю длинный кинжал, – Вирэт отвернулась и уткнулась лицом в лошадиную шею.
– Ты требуешь суд чести, друг? – тихо спросил изумленный Мэлнор. – За что?!.
***
Кружком сидели они на старой своей поляне, Вирэт – чуть в стороне, лицом к друзьям.
–… Мы сразу поняли, что Санделло действовал силой - ведь твоя лошадь осталась в табунке. Фолко рассказал нам о твоей просьбе… оберегать тебя… Вот всегда я говорил, что вредно так нажираться перед сном!!. Вот и прохлопали тебя!.. и если уж кого тут судить… – Торин выразительно обвел руками свой кружок.
– Я была на посту, Торин! – беспощадно заметила Вирэт. – Я могла подать сигнал тревоги. Я этого не сделала. Отряд остался без часового… – голос её сорвался.
– Могла – и не сделала? – озадаченно переспросил Малыш, скребя в затылке. – Это… как это?..
– Ну вот! Доходит наконец! – звонко крикнула Вирэт. – Я думала тогда только о том, как сразят Санделло ваши стрелы! А как могут вас – спящих – перерезать подручные Горбуна, окажись они тут… – снова прервался голос девушки.
– Ну что ты на нас напала, – пробурчал Малыш, размещая поудобнее за поясом топор и даго. – Расскажи лучше о том, как с тобой обошелся этот проклятый Горбун?
– Он обошелся со мной, как с любимой, – тихо, сникнув на миг, ответила Вирэт. – У меня нет к нему претензий. У меня претензии к самой себе! Неужели вы не понимаете?! Он не держал меня силою! Я осталась сама! – отчаянно произнесла она. – Сама!
– Друг, послушай меня! – попросил внимания Амрод, улыбнувшись. – По-моему, Строри прав: зачем тебе суд чести, когда самосуд быстрее и надежнее! А именно этим ты сейчас и занимаешься! Ты уже приговорила себя к повешению на ближайшем дубе и теперь сердишься, что никак не доходит дело до официального одобрения приговора. Торин, как я понял, предлагает развесить на соседних деревьях всех остальных? Приступим, что ли, а то до обеда не управимся за этими разговорами!
Не рассмеялся один Беарнас. Грустно смотрел он в лицо Вирэт, а потом мягко вышел из общего круга, присел на корточки перед девушкой и бережно положил руки на её плечи.
– Вирэт! Пойми! Нет ничего важнее другого: где ты сейчас, друг? Где душа твоя? Ты сказала, что оставалась в обществе Санделло по собственной свободной воле. Чем удержал он твою душу? И как крепко держит её по сей час?
Она подняла глаза, с болью и нежностью посмотрела в светлые очи эльфа.
– Что ж… отвечу и на это. Но сначала… сначала – очень! – хочу знать я ответ ваш на свой вопрос: насколько нужна я Отряду по сей день? Предельно честного ответа – и только его! – жаждет душа моя, ибо от него зависит всё моё будущее. Если хоть один из вас оспорит необходимость моего присутствия здесь – я уеду… уеду с Санделло… Если нет – останусь с вами… пока не разлучит нас смерть… Не скрою, многие сомнения прошли через душу мою… Что ж… вам решать, и да восторжествует истина!
Вирэт поднялась и пошла вниз по тропинке к густым зарослям ежевики. Миновав их, села за сухой ствол поваленного грозою дерева и – окаменела. Холодный пот бежал по её вискам, когда мягкий голос Фолко позвал её к друзьям:
– Мы ждем тебя, Вирэт!
Она прошла за ним к костровищу. Села. Посмотрела на Фолко.
– Я хочу, чтобы ты осталась, Вирэт! – просто сказал невысоклик.
Она проглотила тугой ком в горле. Глазами поблагодарила друга и перевела взгляд на Торина.
– Гхы, – сказал тот. – Глупости какие-то… когда я был против тебя?.. Свыклись уже… рубились славно… Гхы!.. Да за каким орком сдался тебе этот Олмеров прихвостень?! – вдруг гаркнул гном, откуда только голос прорезался.
Строри заулыбался, но Вирэт кивнула абсолютно серьёзно и перевела взгляд на Малыша. Тот всё цвел и пах.
– Торин уже сказал, – пожал плечами Маленький Гном.
Вирэт закрыла глаза, кивнула. Глянула было на Амрода… и вдруг тело её плавно качнулось куда-то вбок.
– Прости, светлый эльф, – тихо произнесла она через минуту, проведя ладонью по бескровному лбу, - ладонь заблестела от пота. И показала глазами, что готова слушать.
Амрод поднялся, улыбчивый и солнечный, как всегда.
– Прошу тебя, выслушай сначала мой совет, друг: не насилуй себя никогда! Никто не может знать, как обернётся в дальнейшем жизнь. Не ставь свой выбор в категоричные рамки решений других. От своей Судьбы всё равно не уйдёшь… Что же до ответа на твой вопрос, который так ждёшь ты, то, не мучая тебя долго, думаю, смогу ответить за всех нас, – Амрод посмотрел на Мэлнора и Беарнаса. – Я скажу, что ты всегда будешь близка и нужна нам, как бы не обернулась судьба в дальнейшем и что бы не наговорил тебе Санделло, корыстный интерес которого к исходу дела не вызывает никаких сомнений.
Вирэт тяжело закрыла глаза. Несколько секунд мокрое лицо её было безжизненно, но наступила разрядка, и губы девушки дрогнули: неконтролируемая улыбка разрезала её лицо, как нож, а когда глянула она вновь на друзей – таким ошеломительным счастьем и облегчением светились глаза её, что все разом заулыбались и зашевелились вокруг костровища.
– Спасибо вам, – обессилено и тихо произнесла Вирэт. – И на это насильно вырванное у вас признание я могу ответить только тем же: я люблю вас всех так, как не смогу любить и десяток Санделло!
Выбор был сделан. Отряд тронулся в путь на юг, задержавшись только на час в пограничном поселке у Атиласа, чтобы отправить со специально нанятым человеком в Подставу лошадь Горбуна.
***
За две недели они перевалили далеко растянувшиеся всхолмия Старых Гор, и дорога плавно потянулась к низинам Хардора. И тут, когда до первого окраинного городка княжества Беорнингов осталось всего несколько дней перехода, Фолко впервые заметил странную тень грусти и отрешенности, зачастившую затем на лице Вирэт. И как-то, улучив момент, спросил её прямо – не жалеет ли она о своем выборе?
Они стояли над живописной излучиной реки, с обрыва открывались чудесные голубовато-золотистые дали; Фолко поставил на траву котелок с только что набранной водой и снизу вверх тревожно заглянул в лицо слишком долго не отвечающей девушки. Она встрепенулась, и странной горьковатой улыбкой озарилось на миг её лицо.
– Нет, Фолко… да и не в этом дело… Я хотела перехитрить Судьбу, но – прав был Амрод: от своего рока никуда не спрячешься… У меня будет ребёнок… ребёнок от Санделло… и очевидно уже в Казаруме прервется мой путь с вами.
– Где сейчас Горбун? – ошеломленно выпалил напрямую невысоклик.
Она тихо покачала головой.
– Я сделала свой выбор ещё там, на лесной поляне. Я отвергла – его и выбрала – вас. Как я могу обращаться теперь к нему? Это моя Судьба, и пусть она ведет меня туда, куда мне предназначено.
В Казаруме, крупном городе южной провинции Беорнингского княжества Отряд остановился на месяц. Они сняли Вирэт жилье, ориентируясь не на скромную плату, а на простоту и радушие хозяев. Для мастеров оружейного дела, какими были гномы и эльфы, быстро нашлась хорошо оплачиваемая работа в оружейных мастерских. Фолко и Вирэт нанялись в местную гостиницу, поваром и посудницей сообразно. За месяц друзья скопили денег достаточно, чтобы у Вирэт были средства хотя бы на первое время на себя и на ожидаемого ребенка. Расстались они уже по первому снегу. Дружина беорнского правителя ждала прославленных бойцов с нетерпением: на границах Беорна уже вовсю шевелился молодой и угрожающе крепнущий Дэйл.
Пока была в состоянии, работала Вирэт на гостиничной кухне. Потом хозяйка дома, где жила она, научила её шить, и долгие зимние вечера коротали сдружившиеся женщины за работой и беседами. Отряд наведывался часто, и только в такие дни загорались румянец и жизнь на лице Вирэт.
В конце апреля, когда сошел снежный покров с мощеных булыжником городских улиц и отгрохотали в стоках мутные ручьи, родила Вирэт сына. А в начале мая разразилась война. На северные окрестности Беорна налетели окрепшие силы рвущегося на запад, в Рохан, Дэйла. И Вирэт перестала видеть друзей, дравшихся где-то в самой кровавой гуще. Когда свежие караваны шли через Казарум, часами просиживала Вирэт в густо набитых тавернах, жадно ловя любые новости и слухи о делах на севере…
… Начинал ходить сын…
И однажды, когда неуклюжий пухленький малышок топал по залитому тёплым солнцем двору, а Вирэт развешивала здесь же постиранное бельё, бешеный цокот копыт прорезал дремотную тишину мирной улочки. Огромный вороной жеребец на полном скаку влетел во двор и тут же вскинулся свечкой. Передние копыта вздыбленного коня, описав в воздухе чудовищную дугу, приземлились уже в направлении ворот. Всадник слетел с седла на землю, сделал шаг – и застыл глыбой.
Крохотный человечек, шевеля толстыми розовыми пальчиками, ничуть не испугавшись чёрного страшилища, теперь смело топал к заезжему великану, заманчиво блестящему колечками кольчуги и прочими интересными вещами.
Санделло качнулся и вдруг, как подрубленный, грянулся перед ним на колени. Доковыляв до занятных побрякушек за поясом человека, малыш цепко схватился ладошкой за рукоять метательного ножа.
То ли зарычал, то ли застонал Горбун – мучительно, страшно; огромные жилистые руки его рванули вверх это тёплое, родное и мягкое, прижали к груди, и с закрытыми глазами, без единой кровинки в искаженном лице застыл Санделло в остановившемся времени и пространстве Вселенной…
Подошла Вирэт, встревожено глядя на малыша в окружении железа и напряженных мышц… но коротко глянул на неё горбун – глазами дикими и светлыми, каких не видела она у него ещё никогда, глухо буркнул:
– Зайдем в дом.
В комнате, рухнув со звоном на дубовую скамью у широкого чистого стола, кратко приказал:
– Собирайтесь.
Вирэт смотрела на него напряженными глазами, не двигаясь.
Темнея лицом, прорычал Санделло:
– Мы прорвались глубоким рейдом через линию битвы, дружина ждет на окраине, а по следам нашим несется арбалетная конница Беорна!.. Сейчас-то ты не на посту?!
Вирэт молчала.
– Или… – чудовищно сузились дикие глаза горбуна, тихим и напряженным стал его хриплый голос, – или, может, это не мой сын?!
Дрогнуло что-то в лице Вирэт, и гневно ожили, построжали её доселе бесстрастные глаза. Она без звука развернулась и стала укладывать вещи.
… Снова власть Судьбы её проложила ей путь вперед, а каким будет оно, это будущее, кто знает?