Пути слова неисповедимы. В прочитанном и перечитанном у разных авторов проступает схожее, созвучное, темы звучат вариациями, различаясь исполнением. Не очевидные исходно связи проявляют себя, образуя сочетания.
Николай Заболоцкий и Юнна Мориц, два поэта с ярко выраженными характерами. У каждого свой мир, своя модель существования.
Тот свет и этот свет. Чудесным образом поэтическая речь компактно выражает то, что составляет содержание громоздких талмудов, учений, поучений, свидетельств, что повторяется в молитвах из века в век. Повторю и я, сравнивая и сохраняя. Воспроизвожу в речи, полагая, что произнесённое вслух выводит за пределы бумаги и экрана в иное пространство, в иные времена.
Год 1952-й. Прощание с друзьями. Заболоцкий.
В широких шляпах, длинных пиджаках,
С тетрадями своих стихотворений,
Давным-давно рассыпались вы в прах,
Как ветки облетевшие сирени.
Вы в той стране, где нет готовых форм,
Где все разъято, смешано, разбито,
Где вместо неба – лишь могильный холм
И неподвижна лунная орбита.
Мир, в котором органика разъята, форма утрачена. Неподвижная лунная орбита – времени нет, оно остановилось…
Там на ином, невнятном языке
Поет синклит беззвучных насекомых,
Там с маленьким фонариком в руке
Жук-человек приветствует знакомых.
Насекомые, не лохматые создания с хвостами, рогами и вилами. Жук светится…
Спокойно ль вам, товарищи мои?
Легко ли вам? И всё ли вы забыли?
Теперь вам братья – корни, муравьи,
Травинки, вздохи, столбики из пыли.
Теперь вам сёстры – цветики гвоздик,
Соски сирени, щепочки, цыплята …
И уж не в силах вспомнить ваш язык
Там наверху оставленного брата.
Природа – храм и семья, всё сущее родственно, во всём братья и сёстры (сестры – губы сердечком, платочки, пасхальные лобзания – мимо, мимо…). Муравьи, травинки, вздохи, столбики пыли…
Ему еще не место в тех краях,
Где вы исчезли, легкие, как тени,
В широких шляпах, длинных пиджаках,
С тетрадями своих стихотворений.
Поэту времени жизни отпущено не так уж много, ещё шесть лет. Осенью 58-го я отправлюсь в первый класс, а Николай Алексеевич в ту страну, где нет готовых форм.
Слово даме. Тут образы иного рода и совсем другая парадигма: метемпсихоз, реинкарнация, а не растворение в мире внешнем.
Как во сне, в тишине раскаленной,
Оглянувшись на землю родную,
Одуванчик из бездны зеленой
Полетел, не дыша, в голубую.
Подхватили его, укачали
Ветры ясные и дождевые.
Было жутко и дико вначале –
Ведь казалось, что это впервые!
Но душа, несомненно, крылата,–
И летел он все выше и выше,
Вспоминая, что где-то когда-то
Это все уже видел и слышал.
Он всегда это знал за собою,
Совершал этот путь многократно:
Из зеленого – в голубое,
И обратно, туда – и обратно!
Все он вспомнил душой окрыленной
И узнал голубую дорогу,–
Одуванчик из бездны зеленой,
Он летит к одуванчику-богу.
Кто-то сказал, что если бы рыбы имели бога, он был бы огромной сияющей Рыбой. Всё сущее воспроизводит в себе мир через собственный образ, одновременно проецируя себя на мир. По образу и подобию… одуванчику – одуванчик, рыбе – рыба…
Тот спасет его душу отныне,
Воскресит его семя в пустыне,
В путь разбудит, в зеленый, обратный:
– Узнаешь ли,– он спросит,– мой сыне,
Переход этот в зелень из сини?
– Да, отец, да, мой бог благодатный,
Одуванчиков свет необъятный!
Ничто не исчезает в голубом бесследно, оставляя в зелёном достаточно для продолжения рода.
В горизонтальном мире реальность раскрывается в масштабах, от квантовых корпускулярно-волновых до галактических, не имеющих пределов. В культуре мир человека получает небесную вертикаль и земную глубину.
Элементарные частицы где-то очень глубоко зарыты, а элементарное слово – вот оно, понятное, близкое, ощутимое… и невидимое в невидимом скрытое.
Вовсе не обязательно быть физиком, метафизиком или мистиком, чтобы принять, пережить чудо жизни, приходящей из бесконечности прошлого и уходящей в бесконечность будущего; равно как и признать циклический характер существования, выражающийся в возобновлении, повторении форм присутствия в мире того, что существенно. То, что видишь в зеркале, не настолько ценно, чтобы нельзя было переплавить во что-то иное. Придут иные времена, взойдут иные имена…
Придут иные времена, взойдут иные имена… откуда это?
Пришли иные времена.
Взошли иные имена.
Они толкаются, бегут.
Они врагов себе пекут,
приносят неудобства
и вызывают злобства.
…
Любая юность – воровство.
И в этом – жизни волшебство:
ничто в ней не уходит,
а просто переходит.
Ты не завидуй. Будь мудрей.
Воров счастливых пожалей.
Ведь как ни озоруют,
их тоже обворуют.
Придут иные времена.
Взойдут иные имена.
Евтушенко, 1995 год. Никакой метафизики, никаких жуков с фонариками и одуванчиков в небе. Этот свет в полный рост. Для Евгения Александровича пребывание в земной реальности начало имеет в Сибири, год 1932. С 1991-го жил в Оклахоме, где и завершил земной путь в 2017-м.
На склоне лет в пёстрых прикидах выглядел сущим клоуном. Писал складно, но была в нём какая-то неистребимая, поющая птичьим голосом конъюнктурность. Свидетельские показания:
Это такая огромная фабрика по воспроизводству самого себя. По репродукции самого себя. (Иосиф Бродский)
Мещанский Авангард <…> Жалкий какой-то Женя. Кокетка <…> В квартире у него все стены завешаны скверными картинами. Буржуй. И очень хочет, чтобы его любили. И Хрущёв, и Брежнев, и девушки…
(Андрей Тарковский)
Самому мне не доводилось встречаться с Евтушенко. Свидетельства случайных знакомых, которые случайным же образом оказывались рядом с поэтом, соответствуют сказанному выше. Справедливости ради стоит сказать, что Иосиф и Андрей те ещё были характеры, Евгений Александрович с ними рядом просто мальчишка.
Что до стихов "жалкого Жени", не берусь судить о них. Профессиональный поэт, яркая персона. Иной раз хочется яркость убавить. А строки есть запоминающиеся. К примеру:
Битница
…
Всё жестоко – и крыши, и стены,
и над городом неспроста
телевизионные антенны
как распятия без Христа…
Казнь Стеньки Разина
…
Над Москвой колокола гудут.
К месту Лобному
Стеньку ведут.
Перед Стенькой,
на ветру полоща,
бьется кожаный передник палача,
а в руках у палача
над толпой
голубой топор,
как Волга, голубой.
И плывут, серебрясь,
по топору
струги,
струги,
будто чайки поутру…
Если честно, в памяти было только несколько строк, в другой редакции. Сеть помогла, подсказала. Она всё помнит. Во всяком случае, больше, чем я.