Владимир не любил Гашека. Точнее он не любил Швейка. Ему, воспитанному в духе советского патриотизма, были не понятны и чужды действия этого персонажа. Как можно дезертировать и притворяться душевно больным, когда твоя страна воюет, когда Родина в опасности? Ведь очевидно, что нужно пойти в военкомат и записаться добровольцем! Ну, по крайней мере, он так думал в молодости, и книгу бросил не дочитав.
Поэтому, когда Дмитрий за завтраком предложил заехать и посмотреть памятник Швейку, Владимир удивился.
- Это недалеко от нашего маршрута - крюк километров двадцать. У нас сегодня перегон до Праги километров пятьсот, и мы рано окажемся в гостинице. - пояснил Дима.
Они сидели за круглым столом в уютной маленькой гостинице в немецкой деревушке, недалеко от Гармиш-Партенкирхена. Кроме них, за столом находились все члены их туристической экспедиции: Сергей с сыном Мишей, жена Дмитрия Ольга и супруга Владимира Инна. Никто не возражал.
Через час три тяжелых туристических мотоцикла направились в сторону Праги. Вел колонну Сергей, а Владимир замыкал её. Он любил ездить последним. В этом случае тебе не надо следить за маршрутом, вовремя перестраиваться для поворота, контролировать отставших. Можно просто наслаждаться движением, рассматривая пейзажи, вдыхая ароматы то скошенной травы или цветущего сада, то грузовика со скотом или силоса.
Дорога петляла среди Баварских гор, и за каждым поворотом открывались восхитительные виды горных склонов, заросших густым лесом. Нарядные и будто игрушечные деревушки, хвастались зажиточностью и благополучием. Небольшие озера поражали неестественной голубизной.
Владимир вел мотоцикл и думал о странном предложении Дмитрия посетить памятник Швейка. За всю свою жизнь он встречал только двух поклонников этого персонажа. Первым был его институтский приятель Сашка. Тот цитировал Швейка по случаю и без, повторяя цитаты так часто, что Владимир запомнил некоторые на всю жизнь. Он покопался в памяти и произнес в слух первую пришедшую в голову:
- Всё на свете вдруг показалось ему таким гнусным и отвратительным, что он
почувствовал потребность напиться и избавиться от мировой скорби!
- Что? - переспросила Инна по внутренней связи. Владимир повторил.
- Аааа, Сашина любимая фраза! - ответила Инна.
Владимир мыслено вздрогнул, но потом сообразил, что Инна прекрасно знала его институтского приятеля, поскольку была замужем за Александром около трех лет и даже родила от него дочь. Вспомнилось первое занятие на военной кафедре. Их построили в две шеренги, и Сашка оказался сзади. Майор, распираемый своей значимостью, выхаживал вдоль строя, держал паузу, подчеркивая торжественность момента.
- Наш обер-лейтенант Маковец говорил: «Дисциплина, болваны, необходима. Не
будь дисциплины, вы бы, как обезьяны, по деревьям лазили!» - прошептал
Сашка цитату из Швейка.
Губы Владимира начали растягиваться в улыбке, но усилием воли он придал своему лицу выражение, подобающее моменту.
- Товарищи курсанты! Сегодня ваш первый день на нашей кафедре. Вам предстоит
нелегкий путь от сегодняшних юнцов, до офицеров — защитников Родины! И
самое важное на этом пути - дисциплина! - с пафосом произнес майор.
Не выдержав, Владимир прыснул со смеха. К счастью, майор был в этот момент в другом конце строя.
- Военная служба из вас, дураки безмозглые, людей сделает! - закончил Саша
цитату. Майор развернулся и подошел к Владимиру.
- Военная кафедра из вас людей сделает! - выпучив глаза от старания произнес
майор, и в этот момент все, кто слышал Сашины цитаты дружно заржали...
Он и сейчас, по прошествии более тридцати лет, не удержался и рассмеялся в голос.
- Ты чего? - ткнула его в бок Инна.
- Да так, Сашкину выходку на военной кафедре вспомнил. А как тебе идея,
посетить памятник Швейку? - спросил Владимир.
- Нормально! Лишь бы до гостиницы по светлому добраться. - ответила Инна.
Ответ жены не удивил его. Они любили мотопутешествия и часто ездили как по Европе, так и по России, как одни, так и в компании друзей.
Дорога перешла в многополосное скоростное шоссе, ведущее в Мюнхен. Ребята, едущие впереди, начали быстро удаляться, и Владимир увеличил скорость, чтобы не отстать.
Казус истории заключается в том, что Германия обязана Гитлеру своими идеальными автобанами и прекрасным машино и автомобиле строением. Моторы, производившиеся на заводах Daimler-Benz и BMW, устанавливались на смертоносные Мессершмиты и Фокке-Вульфы, а Фердинанд Порше строил, не только прекрасные автомобили, но и танки с самоходно-артиллерийскими установками по личному поручению Гитлера. Правда, как говорят, без всякого удовольствия, но по-немецки педантично и старательно.
Мимо их колонны пронеслось очередное детище господина Порше на скорости около 300 км/ч. От неожиданности Владимир вздрогнул и посмотрел на спидометр — стрелка показывала 160 км/ч. К тому, что в Германии нет ограничения на максимальную скорость трудно привыкнуть.
Война, как средство обогащения, а следовательно, и разновидность чудовищного и бесчеловечного бизнеса, являлась на протяжении всей истории человечества локомотивом прогресса. За надежные и комфортные машины, безопасные и экономичные самолеты, удобные средства связи и многие другие плоды прогресса, люди заплатили миллионами своих жизней. Люди готовы убивать себе подобных ради материального благополучия при этом, никто не возьмет с собой в могилу свое состояние. Кроме того, редко кто знает, сколько ему осталось. Вот так едешь себе и едешь, а у встречной машины колесо лопнет и нет тебя уже. И не важно: ты купил мотоцикл на последнии деньги или у тебя счет в Швейцарском банке.
При подъезде к Мюнхену начались затруднения в движении. Машины, образуя железные колонны, двигались медленно, часто останавливаясь. Сергей нырнул между двумя колоннами, и все последовали за ним. Ехать между рядами было сложно. Тяжелый мотоцикл на маленькой скорости норовил завалиться на бок. Иногда железные ряды почти смыкались и приходилось останавливаться, дожидаясь возможности двинуться дальше.
Включив музыку на максимум громкости, Владимир полностью сосредоточился на вождении.
Большие города,
Пустые поезда,
Ни берега ни дна -
Все начинать с начала.
Холодная война...
Пел Лёва Би-2, распугивая немецких водителей и создавалась впечатление, что их небольшой отряд двигался по вражеской территории. Как-то давным давно они с Сергеем поехали на мотоциклах в Италию на озеро Гарда. Было начало мая и они повязали черно-оранжевые ленты на свои мотоциклы в честь приближающегося Дня Победы. На одной смотровой площадке, когда они отдыхая после головокружительного горного серпантина любовались красотами озера, подъехали два немецких байкера и дружески их поприветствовали. Немцы не могли видеть российских номерных знаков, но, проходя мимо, один из них заметил георгиевские ленты на антеннах и переменился в лице.
- Смотри, как ганса перекосило! - процедил сквозь зубы Сергей. Немец подошел к ограждению, как бы любуясь видом, а потом, взглянув на
номерные таблички, сказал что-то товарищу, и они, постояв буквально
минуту, уехали.
- Чует кошка, чье мясо съела! - подтвердил Владимир.
Этот эпизод произвел на него большое впечатление. Было похоже, что эти немцы действительно испытывали стыд за содеянное отцами и дедами. Интересно а как это произошло? Им что на уроках истории рассказывали, какими сволочами были их предки? Или родители, раскаявшись, передали им этот стыд на генетическом уровне? А может они просто испугались двух русских? Ведь напугал, как считали многие, пол-Европы наш главный байкер и патриот - Хирург, объявив о желании доехать до Берлина колонной мотоциклов с посещением братских могил и памятников советским воинам? После этого попасть на майские праздники в Европу на мотоцикле стало невозможно. Поляки разворачивали всех на границе.
Мюнхен, с его пробками, остался позади, и они вновь неслись по автобану, наслаждаясь полетом. Владимир погрузился в свои мысли. Эти два немца с озера Гарда ненавидят Германию? Они что не патриоты? Они не будут защищать свой дом от оккупантов?
Как-то в старших классах Владимир стоял в почетном карауле у Вечного огня на сорок первом километре Ленинградского шоссе. Он стоял, сжимая автомат, и его переполняла скорбь. Скорбь по тысячам погибшим в этих местах, большинство из которых так и остались неизвестными. Именно из этой братской могилы третьего декабря 1966 года взяли останки одного из неизвестных солдат, перезахоронили у кремлевской стены и зажгли Вечный огонь.
Когда Владимира сменили, и он присел на край огромного холма, отойдя метров на сто от мемориала, к нему подбежал один из комсомольцев, ответственных за мероприятие. Он выскочил из штабного автобуса с исказившимся лицом.
- Ты куда, сволочь, жопу свою опустил! Встать! Встать! - заорал, брызгая слюной, патриот. От неожиданности Владимир вскочил и едва удержался, чтобы не ударить кулаком физиономию, искаженную ненавистью. Прошло более сорока лет с того момента, но он до сих пор жалел, что удержал себя. И дело не в том, что эти горе-организаторы никого не пускали посидеть и отдохнуть в свой автобус, а никаких стульев или скамеек не было предусмотрено для тех, кто, простояв полчаса по стойке «смирно», вынужден был «отдыхать» стоя и снова стоять в карауле. Дело было в той ненависти, которую выплеснул этот комсомольский функционер на Владимира, как будто тот был фашистом, убившим всех этих солдат. И именно в тот момент у Владимира возникла уверенность, что именно этот патриот первым бы и записался в полицаи, спасая свою шкуру.
Друзья свернули на заправку. Пора было напоить железных коней, поесть и отдохнуть самим. Усевшись за стол, компания с аппетитом принялась поедать немецкие кушанья, запивая пивом. Когда все насытились, сын Сергея Миша спросил:
- А почему памятник Швейку поставили не в Праге?
- Хороший вопрос! - ответил Дмитрий — дело в том, что это первый памятник
в Чехии и поставили его на маршруте Анабасиса Швейка.
- Ну ты чего при ребенке выражаешься! - пошутил Сергей.
- Анабасис Кира - долгий и трудный поход в глубь страны греческих
наёмников персидского царевича Кира, - пояснил Димка, как будто от этого
стало понятней.
- А зачем Швейк в глубь страны шел? - продолжил Михаил.
- От армии косил, — ответил Владимир, — дезертир он был. Не хотел на
войну идти.
- Я бы тоже не хотел идти на войну, - признался представитель молодого
поколения.
- Так кто же на войну сам хочет? - поддержал сына Сергей, — только идиоты!
- Не идиоты, а патриоты! - возразил Владимир. - Вот тут кто - то в Думе
пошутил, что русские чуть что - в военкомат бегут, а не в глубь страны.
- В сумасшедшем доме каждый может говорить всё, что взбредет ему в голову,
словно в парламенте, - парировал цитатой из Швейка Дмитрий.
- Не спорьте мальчики! Все дело в характере войны! - неожиданно вступила в
разговор Инна. - Если это защита своей страны от захватчиков - одно
дело, а если захват чужих территорий - то другое!
- Швейк служил в австро-венгерской армии и не спешил на поля сражений
Первой мировой. Как он сам говорил, играя в карты: «В то время, как
здесь короля бьют тузом, далеко на фронте короли бьют друг друга своими
подданными». Так что его можно понять. - поддержал Инну Дмитрий.
- А если это захват чужих территорий под предлогом защиты своей страны? -
ехидно, улыбаясь, спросила Ольга.
- Ну хватит спорить, пора ехать! - сказал Сергей и поднялся. - Нам до
границы с Чехией километров двадцать осталось. Дим, ты давай первым
езжай.
Примерно через полчас Дмитрий, возглавлявший колонну свернул с шоссе на второстепенную дорогу, и Анабасис начался. Они плутали по проселочным дорогам часа два. Как потом утверждал Дмитрий, у него забарахлил навигатор, но у Владимира складывалось впечатление, что дух Гашека водил их по тем местам, по которым скитался Швейк. На очередной развилке, когда Димка остановился и начал что-то высматривать в навигаторе, Сергей прокричал, что с них достаточно и направился в гостиницу. Еще через полчаса, когда уже стемнело и начался небольшой дождь, они оказались на деревенской улице, которая закончилась крутым спуском, выложенным брусчаткой. Дима, постояв пару секунд и явно что-то увидев, ринулся вниз. Владимир, чертыхаясь, поехал за ним, чудом удерживая мотоцикл на скользких булыжниках.
Когда он остановился внизу, то увидел картину, поразившую его: Дмитрий обнимал какого-то мужика, а Ольга стояла рядом, умиленно улыбаясь. Тусклый свет фонарей не давал рассмотреть детали немой сцены. Они с Инной слезли с мотоцикла и подошли ближе. Дима отпустил своего визави, и они увидели Швейка. Он шел сутулясь, засунув руки в карманы, надвинув фуражку на лоб. Шел прочь от войны, а в глазах читалась толи тоска, толи мировая скорбь.