- Дали Шведу так, как не ожидал от нас! Пусть говорят мне всякие гады, вроде горделивого Крюйса, что Апраксин со своим галерным флотом не помощник нам на Балтике, всё это полнейшая чушь! – обнимал Якова Пётр, после взятия «Элефанта».
- А этого мерзавца Крюйса ей богу повешу на рее, доберусь вот только до Ревеля и дам волю гневу.
- Видит Господь, всегда рад сделать для свой государь всё, что в мой силах. И голову свой положить ради этого готов. Но, коли останусь жив, так и о продолжении род следует подумать.
- На, что ж ты намекаешь хитрый чёрт!? Неужель хочешь звание какое получить от меня, али титул? Что ж, изволь, пока я добр, и рад тому, что благодаря тебе жив остался. – посмотрел на лежащую на правом ухе голову шведского офицера, глаза которого были открыты, но смотрели сквозь Петра, куда-то в морскую даль Балтики.
Встал перед царём на колено, прежде оттолкнув было покатившуюся к нему из-за волнения на море голову.
- Хорошо. Будь по сему. Жалую тебе звание барона. Князьёв у нас на Руси хоть море пруди, а смекалистых единицы, так пусть же те, от кого больше пользы, иноземное название носят. Глядишь так и князья в люди выбьются, - лукавил Пётр, понимал – слишком много уже нараздавал Графских званий своим сподвижникам. Пора было переходить на иное. И оно вскоре было найдено. В этом году уже присвоил титул барона П. П. Шафирову.
Не особо обрадовался широкому жесту царя Яков. Хоть и давно мечтал о титуле, теперь скорее ждал окончания боевых действий со шведами нежели, чем милости царской. Впрочем, так и бывает всегда, когда отворачиваешься от своей мечты, теряя надежду, тут же сбывается.
Собирался на Родину. Ждал подходящего момента, чтоб попросить об отпуске царя. Всё больше приходил к мысли о том, что хочет взглянуть на Агнезэ, прежде чем искать себе ту, что станет женой. Если не изменились давно уснувшие чувства к ней – увезёт в Россию.
Понимал ещё тогда в кабаках Амстердама; не так просто свёл Господь с государем иноземным. Даст тот возможность выйти в люди, стать настоящим господином. И, никогда уже не нужно будет выходить в море, рискуя жизнью при ловле сельди. Не думал тогда, головой своей ещё не раз придётся рискнуть, оказавшись в ближайшем окружении царском. Не так уж и безопасно быть рядом с тем, кто взялся за нелёгкое дело – переделать страну.
Но, теперь, когда через многие трудности и невзгоды прошёл, приближаясь к своей мечте, понимал; стоит того, чтоб бороться за неё, даже ценою собственной жизни. Но, в отличие от своего, как теперь уже понимал бывшего адмирала Крюйса, не желал, да и не умел поступаться такими вещами, как честь. Хоть и не знатного рода был, но с самого детства никого не обманывал, и, тем более не отнимал чужого, веря в свои собственные силы. Что, как знал, были у него в достатке.
Не случайно столкнул Господь его тогда в море, во время шторма со своим будущим Адмиралом. И, пусть он существовал параллельно с Апраксиным, с помощью которого одерживались все победы на море, но, всё же был именно Адмиралом, и не какого-то там галерного флота, а морского, состоящего из боевых фрегатов. Значит в этом есть какой-то, пусть и скрытый от него, Яшки Курштайна смысл. Но, в чём же таится он?
Так же, как и все остальные привлечённые молодым царём в страну иноземцы, был нужен ему. Больше чем сами те, Русские, остававшиеся у себя дома, пока Пётр набирал из-за границы всех своих соратников и друзей.
Почему же у царя на момент его прихода к власти не было своего русского круга, на который мог положиться? Почему был вынужден искать друзей среди иноземцев в Кукуе, а затем и вовсе далеко за пределами Родины? Не мог найти ответа на такие простые, как считал вопросы. Но, и сам был среди множества обласканных государем иноземцев.
Не гнался за рублём. Словом, и делом доказывал свою верность. Не крал из казны, и вот теперь, рискуя жизнью, доказал царю свою верность. Только тогда был замечен им. Неужели для того, чтоб добиться чего-то, прежде всего следует заявить о себе, как о человеке безрассудном, жестоком, хитром, и, конечно же жадном?
Нет, никогда не будет подобным. Качества, что дал ему Господь и привил отец, не таковы. Но, почему же именно те, кто обладает иными, теперь повсеместно у власти? Нет, не понять ему этого феномена, как бы ни ломал свою голову. Но, знал одно наверняка, у себя на Родине никогда не сделал бы такой карьеры, как удалось ему под крылом Петра. И, теперь, когда ему обещан титул барона, знает – никогда не возьмёт ничего чужого, пусть и будет забыт из-за этого своим царём, если тому, в первую очередь важны погрязшие в разбое, воровстве и непрофессионализме. Но, при таком окружении страна не сможет продержаться долго на гребне своих побед.
Пир, объявленный в офицерских казармах Гельсингфоргской крепости, был славен. Вино из шведских погребов, по большей части Французское, лилось рекой. Но, и о добротном Голландском роме не забывали, принеся его из корабельных запасов.
- И хочу я этот полный бокал выпить за победу над шведом. Уж больно не просто она далась. Это только с первого взгляда можно сказать, что был разбит он на суше в этой славной крепости и на море, под Гангутом. На самом деле, путь к этим победам был долог и тернист, начавшись с самой идеи построить резиденцию на Балтике. Но, первым нашим шагом был Выборг. Только там почувствовали силу свою над шведом, пока ещё на суше.
Не скрою, не сразу был взят этот город. Но, даровав победу, Господь не отступился от нас и дальше.
- Думаю, закрывает глаза на многие смерти, если он ради великий дела - восстановления русский господств на Балтике, - поддержал Петра Яков. Сильно переживал о содеянном в бою. Нет, не то, чтоб жалел об убитом офицере, просто никогда прежде не рубил людей саблей. Скорее от страха, чем в порыве боя использовал её, как и подобает холодному оружию. Да и не требовалось от капитана фрегата оного. Видел себя лишь маленьким винтиком в огромном механизме победы. Но, как никогда отчётливо понимал сейчас – не гневится на него Господь, так, как победа осталась за ними. И в этом сражении решалась история страны, выбранной им для себя.
- Что ты имеешь ввиду!? – метнул гневный взгляд на Якова царь. Был рад пожаловать ему баронский титул, но сейчас, на мгновение заставил тот усомнится в правильности своего решения.
- То, что, когда война выигран, правитель не только прав, но свят для свой подданный, - поднялся со своего места Яков. Сидел сегодня по левую руку от царя.
- Интересно рассуждаешь Яшка. А, коли бы проиграл сражение, что ж тогда!? – скрыл только лишь зарождающееся возмущение на расплывшемся в улыбке лице, царь.
- А, коль проиграл, то велик грешен.
- Аль не верил в победу, раз так рассуждаешь?
- Победами флот русский славен. Не будь её, не быть и нам.
Обнял Якова царь.
- Эх, слабовато вино. Ну, ка налей-ка мне рома Голландского, что с собой привезли, - протянул свой бокал Якову.
Зная, не любит царь неполный, с радостью наполнил его до краёв. Уж лучше расплескает часть, чем будет недоволен малостью выпитого.
- Ну, за вторую жизнь, во имя славы российской, - чокнулся с новоиспечённым бароном Пётр.
Большими глотками выпил ром. Закусил куском ноги жаренного ягнёнка. Присел. Задумался, словно забыв о Якове. Смотрел теперь уже на Адмирала, будто соображая о чём-то.
- Заменим мы галерный флот твой Апраксин на фрегатный. Придёт этому время. Но, главное, что понял я – не в самих современных кораблях сила, а людях, командующих ими. И, если человек верен своему делу – победит врага даже с помощью галер.
Преклоняю голову свою перед Фёдором Матвеевичем, - демонстративно поклонился адмиралу, а затем, налив себе и ему второй кубок рома, сказал:
- За флот российский! – выпив жадными глотками, с шумом поставил его на стол.
Рухнул на стул. Но, после выпитого мог ещё соображать, да и было что сказать.
- Отныне Россия будет всегда добиваться своих целей, чего бы ей не стоило. Что понравится возьмёт, благодаря славной армии и флоту. Русский народ свят в своих помыслах! И Господь помогает ему. А Шведа били и бить будем, пока я жив, - хмель сильно ударил царю в голову.
С жадностью принялся за недоеденный кусок ягнёнка.
Видел Яков, хоть и считает царь свой народ ведомым Богом, но лицемерит. Переняв многое лучшее у Европы, считая её население цивилизованнее, пускал нещадно в бой русских ради прихоти, видя в них больше отваги, в сравнении с чересчур благополучными шведскими подданными. Именно в этот день, когда благодаря значимым победам, война со Швецией принимала признаки завершения, становилась ясна Якову суть всего царского замысла. Хотел жить в Европе, но оставаться при этом в России, её царём. Не в силах переделать всю страну, отвоёвывал себе новые земли. Строить с нуля было проще, чем менять прежнее.
Никогда не задумывался о том. Но сегодня лишь на миг дав волю своим мыслям, прозрел, поняв царя. И тут же перестал быть интересен выбранный им путь. Захотелось домашнего уюта, что избегал прежде, прячась от оного на корабле. Не хотел участвовать больше в бессмысленном кровопролитии. Теперь видел в нём лишь отъём награбленного прежде, у грабителей, при этом с попыткой прихватить на дурачка и лишнее, никогда не принадлежавшее.
За эти годы много, где побывал с Петром. В Москве, понравившейся ему своей необычностью, Пскове, который сильно отличался от других, известных ему уже, русских городов. Плавал и в Архангельск. Но, не мог понять почему Пётр определяет свою же страну, как погрязшую в средневековье. Не мог сказать о ней такое. То, что не сумела прежде завоевать Балтику со множеством крепостей на её побережье, вовсе не значило, вина этому таится в отсталости. Просто незачем это было России прежней. Сегодня же, когда Пётр менял политику на более агрессивную, заручившись союзниками в борьбе против Швеции, это было осознаннее и логичнее, чем прежде.
Иными словами, хоть и продолжал верить в справедливость всех, принятых Петром решений, всё же расценивал их, как некие амбиции самого царя. Но, только благодаря тому, что лишь малая часть князей и бояр поддерживала его, возникала перспектива у подобных ему, Якову Курштайну, пришлых людей, стать не просто знаменитыми, но и пустить свои корни в Русскую землю, хорошо вздобренную славными предками отстранённых от власти родов местной знати.
Возвращался в резиденцию Петра вместе с ним на своём фрегате. Теперь называл её уже уверенней, не то, что прежде – Санкт – Петербург. После венчания с Мартой Скваронской, взявшей при крещении имя Екатерина, царь жил в подаренных ему Меншиковым в 1712 году, построенных на Адмиралтейском острове, свадебных палатах. Некогда было нарабатывать себе дворцы вместе с называемыми теперь по-новому архитекторами зодчими. За него эту работу выполнил близкий человек, тот, которому доверял.
Видел Яков, не среди русской знати нашёл себе жену царь, подобрал в Курляндии. Не понимал причин этого. Видать устраивала его нынешняя супруга поведением, ничуть не ограничивающая его воли во время частых застолий, отнимающих больше времени, превращаясь в круг словно избранных одной «религией», где решались вопросы среди самых посвящённых.
Отдалялся от царя Яков, и обещанный ему титул, скорее огорчал, чем придавал уверенности в будущем, что пока, как ни старался, сулило лишь одиночество. Война со Шведами возымела свой переломный момент, и теперь понимал; уже никогда не будет так близок царю, как прежде, участвуя во всех его застольях и пирах. Скромный, первый свой деревянный домик, находившийся теперь на противоположном берегу от нового жительства царской семьи, построил Яков. Так и стоял рядом с прежним деревянным, раскатанным на брёвна, перенесённым из поверженного Ниеншанса, сложенным заново рядом с Заячьим островом, теперь уже бывшим Петровским домом.
Видел; как бы ни стремился за царём, никогда не перебраться ему на другой берег. Слишком честен и не предавал Бога для того, чтоб оставаться рядом с купающимся в лучах славы Петром. В масонстве не видел смысла, так, как не считал нужным приносить в жертву, что-то большее чем собственную доблесть, а, если надо, то и саму жизнь.
Став губернатором Ингерманландии в 1703 году, за восемь лет наведя порядок на подвластных себе территориях, направив деньги в нужное русло, в 1711-ом Меншиков начал строит себе дворец в Ораниенбауме. Яков, увидев масштабы строительства был поражён верой в непогрешимость собственных помыслов хозяина стройки. Именно тогда впервые задумался могут ли найти золотую середину, заложенные в каждом человеке востребованность и в случае безмерности берущая из неё начало роскошь.
Сегодня же видел; не только в чужих краях строит своё будущее, но, и как все остальные приближённые к царю подданные уверовал было в принадлежность только что переродившейся из Московии в Россию, отобранных у находящихся под протекторатом Швеции Ингерманландских земель. Зарождающаяся местная знать не желающая ничего слышать о неправомерности своих владений вдруг поразила его, ещё вчера такого же, как и она. Именно с этого дня захотелось отойти от дел, скрыться в тепле юга, которого прежде боялся.
Новоиспечённое Российское дворянство, окружавшее провозглашённого им императором Петра всё больше увязало в роскоши и пресыщении, увеличивая разрыв между собой и простыми людьми. Теперь благодаря присоединённым, отвоёванным территориям это была империя, а соответственно и амбиции у её так и оставшихся по большей части в грязи простых подданных становились имперскими. Сменив своё название, как и царский титул Россия надолго погружалась в пиры и праздники. Простой народ при том беднел. Это бросалось в глаза сразу же за окраиной строящегося Петром, явно имеющего иное более парадное чем Москва предназначение города.
Яков видел это, но держался в стороне.
Возраст брал своё, невольно заставляя задумываться, не только для службы Императору создан человек, а для того, чтоб продлить свой род, дав миру наследника. Прежде искал возможности найти себе жену. Но, не было здесь, среди чухонских болот той, что могла бы привлечь его внимание.
- Бабу надо тебе домовитую, чтоб было кому дома ждать, - словно читал его мысли Пётр.
Настроение у царя было хорошее, несмотря на проведённую, за возлияниями, бессонную ночь. Но, имелось на корабле чем взбодрить свой не выспавшийся организм.
- Не найти здесь достойный женщина. Разве только те, что за своим мужьями приехал. Нет у меня такой, а чужой не надо.
- А, поезжай-ка ты на Родину к себе на пару месяцев. Но, имей ввиду – возвращайся с невестой!
Хоть и сам подумывал о таком варианте, но, не смел пока решиться просить об этом Петра. И, теперь, когда тот заговорил первым, обрадовался предложению.
- А, коли не найду?
- Найдёшь. Я тебе землю подарю хорошую, плодородную, на юге не то, что здесь – скалы да мхи. Вернёшься, свадьбу сыграем. Помещиком станешь.
- Поеду, коль отпускаешь. Привезу, - понимал, последнюю милость получает от царя. И будет дурак дураком если не справится. Хоть и не любил, когда его судьбой управляли - от всей души принимал царскую милость. Напрягала, делая обязанным перед своим господином, но, видел; не так уж и страшна его воля, да и сам уж давно стремится к тому, чтоб стать семейным человеком.