Родился мальчик.
Первый в семье Курштайн, не имевший права носить эту славную фамилию. Но, не так уж и важна она была её остаткам, что потеряв прежнюю страну, обретя новую, теперь не имели возможности продлить в ней свой древний род, как по линии дедушки, так и бабушки. Даже Рюриковичи, кровь которых всё же протекала в венах Фёдора Алексеевича, так же не имели возможности отобразиться в новорожденном в виде фамилии, которая была теперь никому не известной, но, хотя бы русской.
Ребёнок, появившийся на свет и не подозревал, какие надежды строили на его счёт родственники. Будучи рождённым без титула, но в стране, которая гарантировала ему право на счастливую жизнь и без этого. То же, какой будет она, зависело прежде всего от него самого.
Отказавшись от социалистического пути развития, при попытке навязать его большевиками, страна справилась с первыми испытаниями, выпавшими на её долю, уверенно следуя капиталистическим путём, доставшимся ей от царского режима.
И, теперь, когда так ярко был виден контраст между двумя разными системами управления, население Финляндии ещё больше сплотилось в противостоянии Советской России, ставшей для неё настоящим врагом.
Потеряв почти двенадцать процентов своей территории, народ не жалел об этом, смиряясь, знал; придёт время вернуть их. Надо только лишь ждать. Не проявляя ненужной агрессии, против большей по размеру, населению и воинскому потенциалу стране. Храня силы на тот момент, что обязательно должен случиться.
После изгнания шведов политика России была не такой агрессивной по отношению к местному населению, как прежде. Это расслабило народ, придав веры в могущество этой страны. Да и Россия за двести лет своего старшинства ни разу не обидела Финляндию. Но, в то же время и подготовила, взрастила среди её народа свободолюбивый дух, моментально проявившийся после падения самодержавия. Может именно русский царь и был тем стержнем, что объединял между собой многие народы, входившие в состав его великой империи? Теперь, же, словно детская пирамидка, лишённая стержня, рассыпалось былое могущество.
Сталин собрал раскатившиеся кольца, нанизал их обратно. Но, не все и не в том порядке, придавив меньшие большими. И меньшие оказались под гнётом, выраженным равнозначными с остальными требованиями к ним, чего не было раньше. Слишком уж много внимания уделялось особенностям этих стран прежде.
- Ну, вот и прекрасно! Теперь я могу спокойно умереть, - счастливо улыбаясь, призналась Торбьорг Константиновна, когда приехала к ним за город Анастасия с мужем и сыном.
- Что ты такое говоришь, бабушка! Именно теперь тебе и следует жить с полной силой.
- Я говорю то, что чувствую. Но, раньше была не такой.
- Ну, дай же и нам наглядеться на внука, - протянула руки Елизавета Яковлевна.
- Никак не решались приехать раньше. Ждали пока Павел окрепнет, - оправдывался Александр. Его в ближайшее время должны были призвать в армию.
- Ах, какое замечательное имя! Как у апостола.
- Да, бабушка. Мы старались угодить и вам.
- Спасибо. Мне очень приятно. Всегда ратовала за то, чтоб имена носили общие, Лютеранско-Православные. Это так важно.
- Согласна с тобой.
Анастасия знала о том, что Александру предстоит служба в армии. Но, хоть радовало её то, что она пройдёт для него в звании лейтенанта, понимала, в такой политической обстановке, которая была в мире, сильно рисковал оказаться на фронте, в результате внезапно развязанных боевых действий со стороны СССР.
- Что вы думаете насчёт дальнейшей жизни? - поинтересовался отец.
- Будем пока снимать квартиру в Хельсинки. А там, дальше будет известно. Слишком уж много неопределённости вокруг. Да, и к тому же, Александра должны призвать в армию. Ему дали небольшую отсрочку из-за рождения ребёнка.
- Мы с мамой и твоей бабушкой думали о помощи в приобретении для вас квартиры в Хельсинки.
- Это было бы замечательно. Но, как я уже говорила, очень много всего не ясно.
- Согласен с тобой. Да, и к тому же мы сами не покупали себе дом, в надежде вернуться в Выборг, где осталась наша квартира. Кто его знает, как может повернуться политическая ситуация. Россия находится в ожидании войны с Германией. Это напоминает мне 14 год. С той лишь разницей, что теперь своим коварством и лицемерием её новое правительство легко может поменяться с нынешним Немецким.
- Мы с Александром, если вы не возражаете, думали поступить следующим образом, - посмотрела на бабушку и маму, что нянчились с маленьким Павлом. И, увидев, что всё же слышат её, продолжила:
- Когда Сашу, призовут в армию, я с Пашей переберусь к вам за город. Это будет полезно и ребёнку.
- Ну. Конечно же не возражаем! – обрадовалась бабушка. Она была счастлива от того, что видела своего правнука. К тому же, как ей показалось сегодня; он очень был похож на её Якова. Хоть и сомневалась какое-то время, что брак внучки сделает бессмысленной её старания держать семью в определённых кругах общества, слегка изменив её статус, теперь, видя на руках у Лизаветы, своего правнука, понимала; он даёт ей надежду на жизнь, хотя бы какое-то время. Не хотела теперь покидать своих близких, хоть и давно уже во сне разговаривала со своим Яковом, что, как казалось приходил к ней иногда будто наяву.
Мысли о том, что предстоит служба в армии, очень напрягали его. Видел в себе силы на то, чтоб созидать. Много планов было в его голове. Желал новых, крупных заказов, знал, именно так сможет добиться большего в своей профессии. Будто бы чувствуя, что-то нехорошее спешил жить. Это создавало некую нервность вокруг него. Стал вспыльчив. Но, Настя, будто чувствовала, и понимала это, не обижалась, стараясь смягчить обстановку. Но, не видела никакого способа избежать военной службы мужа.
И, вот, получив форму, подогнав её под себя у портного, стоял перед зеркалом, всматриваясь в него, будто стараясь разглядеть в нём своё будущее, которого никак не мог себе представить. Что-то мешало ему в этом. Не мог сосредоточиться. Да и не с этой же целью подошёл к зеркалу.
Сзади показалась Настя. Обняла его, сказала:
- Тебе очень идёт форма. Будто бы и не учились с тобой в одном институте.
- Да. Мне тоже нравится. Не представляю, как жить целый год без вас. Но, стану думать об архитектуре, так мне легче.
- Я буду жить с той, материальной её частью, что станет на какое-то время недоступна тебе. Это позволит помнить о тебе, - улыбнулась из-за его спины.
Казалась сейчас намного меньше его. Опять похудевшая, словно и не рожала, была прежней. Он же выглядел выше из-за каблуков на сапогах, и форменной фуражки.
На обеденном столе лежала портупея с кобурой, невольно привлекавшая взгляд Анастасии.
- И там внутри настоящий пистолет? – дотронулась до потёртой кожи кончиками пальцев.
- Выдали, - открыв кобуру, вытащил Lahti L-35, - Вот. Совсем новый.
- Не дай Бог применить его по назначению, - в памяти промелькнули все эти годы, прошедшие в ненависти к русским со стороны финнов, повлияв на её восприятии России, несмотря ни на что казавшейся неким Ирием-райем. Хоть и понимала, там никогда не оказаться, всё же иногда представляла себя живущей в стране, где появилась на свет. И теперь не могла мысленно допустить, что её мужу возможно придётся стрелять в русских.
- На. Посмотри, - протянул жене пахнущий веретенным маслом Лахти, названный так в честь своего разработчика, создавшего эту модель специально для применения в заполярных условиях.
Отвела руки за спину будто капризный ребёнок.
- Не бойся. Он на предохранителе.
- Зачем? – потянулась к оружию правой рукой Анастасия.
- Чтобы не выстрелил самостоятельно. Смотри. Вот здесь, - щёлкнув рычажком приготовил к стрельбе оружие Александр.
- Не надо. Мы не на войне.
- Да, - поставил обратно предохранитель, вставив в её руку оружие, придерживая своей, прислонился щекой к её, сказал:
- Вот так. Смотри. Это мушка. Через неё нужно целится в врага.
- Какой холодный, - опустила руку с оружием.
Поняв, не заинтересовал, спрятал Лахти в кобуру. Застегнув её, надел на себя портупею.
- Знаешь, что? Давай пойдём погуляем по городу, с Пашей, все вместе? – предложил он.
Они выходили втроём и прежде, когда домработница, что были вынуждены нанять из-за рождения ребёнка, не могла по какой-либо причине выйти на прогулку с их сыном.
И, тогда были несказанно счастливы. Казалось, прохожие оборачиваются на них, для того, чтоб украдкой позавидовав, запомнить этот образ молодой семьи.
Сегодня же благодаря новенькой форме Александра выглядели ещё ярче. Так обычно бывает перед каким-то значимым событием. Но, оно, как раз и предстояло в их жизни. Финская армия, теперь была гарантом их независимости. Не только, как семьи, но частицы населения страны, умеющей постоять за свою свободу.
Александр гордился своими погонами. Не званием, что было отображено на них, а, прежде всего принадлежностью к армии той страны, которую считал своей Родиной. Только это и успокаивало его душевную тревогу – понимание своей значимости для страны.
Шли по бульвару, зажатому между Северной и Южной Эспланадой, в сторону Успенского Собора, находившегося на острове. Нравилось гулять здесь. Не длинный, расположенный между застройкой 1910 годов, напоминал им о том дореволюционном Гельсингфорсе, что теперь, хоть и ничем не изменился, но был совершенно другим. То ли от того, что русская речь на его улицах стала редкостью, то ли из-за пронизавшей саму атмосферу города, приобретённой значимости столицы автономного государства.
И они чувствовали этот город теперь по-другому, таким, какой и был на самом деле. Свободным, независимым и гордым. Что передавалось и на них. Хоть и имеющих русские корни, всё же помнящих Россию прежней, и от этого навеки простившись с ней.
Мимо шли матросы, во главе с унтером.
Отдали Александру честь. Словно делал это уже неоднократно, небрежно, и даже с некоторой лихостью, прикоснулся к своей фуражке и он.
Анастасия с гордостью смотрела на своего мужа. Но, сейчас ей вспомнился дядя, Александр, или Алекс, как его звали в семье. Никогда не видела его. Точнее не помнила, так, как была ещё так мала, что не в состоянии запомнить его лицо. Всего около годика с небольшим было ей, когда его не стало. Но, сейчас показалось; смотрит прямо в глаза, наклонившись над детской кроваткой. Но, где же она? Почему не может вспомнить себя. Ах вот же! Маленькая, дёргающая ногами в тёплых колготках, словно крутя педали невидимого велосипеда.
Трогает огромным пальцем её нос. Ей от этого щекотно. Что-то говорит. Она не понимает его слов. Да и не знает ещё, что такое слова. Просто слышит звуки, догадываясь об их смысле. Но, каков же он? Мучительно напрягает память. Не может, не в силах осмыслить сегодня, сейчас, спустя годы.
- Как же похожа на деда, - доносится из прошлого. Вздрагивает. Понимает, сказано это сейчас. Просто не Алексом, а Александром, Он, словно считывает с её губ ещё не осознанную ей фразу. Ту, что не могла вспомнить.
- Откуда ты знаешь?
- Что?
- Эти слова, - пугается она.
- Сам не знаю, - удивляется и он, - Просто, будто, кто-то сказал их за меня.
Идут дальше в сторону порта.
Хоть и считали себя во многом схожими с Алваром Аальто, и его женой Айно Марсио, так же работая вместе в одном архитектурном бюро, но основано оно было всё же совместно.
Теперь, подобно Аальто Александр уходил служить в армию, правда уже после рождения сына. Не видел в этом особых отличий, но и не считал нужным делать акцент на схожести. Просто понимал – у каждого свой путь в жизни и в архитектуре.
Анастасия же, будучи женщиной, в схожести видела некий знак, доказывающий – они на верном пути.