Заканчивала институт. Теперь, когда война завершилась и следовало много восстанавливать, строить новое, была рада, что сможет внести свой вклад в общее дело страны.
Александр чувствовал уверенность в этой девушке. Словно Алвар Аалто, мог женится на человеке одной с ним профессии. Останавливало лишь сословное различие их семей. Понимал, в середине двадцатого века, тем более, когда в мире происходят такие перемены, не встретит особых преград со стороны родителей девушки.
Тем не менее боялся этого. Верил; сумеет добиться многого в своей профессии. Но, всё же, что-то пугало его. Какое-то предчувствие говорило – ничего из всего этого не выйдет.
Давно уже практически поселился в её съёмной квартире, частенько оставаясь там после черчения курсового проекта. Не раз поднимал с ней тему венчания. Не возражала. Но проблема несогласия её родителей оставалась.
- Родителей беру на себя. А вот бабушка. … Бабушка, впрочем, … так же будет за. Надо только лишь начать процесс подготовки, - отвечала ему не затрагивая тему вероисповедания.
- Я готов ждать бесконечно долго.
- Всё решится в ближайшие выходные. Я съезжу погостить на пару дней к родителям и там проведу разведку. Исходя из этого мы примем окончательное решение.
- Ты на что намекаешь?
- Я? Просто раскрываю перед тобой свои намерения, - улыбнулась Настя.
- То есть ты хочешь сказать, в том случае, если нам откажут, мы обвенчаемся сами? – кажется начинал догадываться он.
- Ну, да. Конечно. Именно это я и хотела сказать. Более того. …
- Что может быть более того? – подошёл к ней вплотную, смотрел не отрываясь в глаза.
- Мы обвенчаемся в православном храме.
- Твоя мама лютеранка! Как же я не подумал об этом! – постепенно понимал всё Александр.
- Ну, и что? Я люблю тебя. Только должна признаться тебе в одной тайне.
- Какой? – насторожился Александр. Нервы были напряжены. Ждал любого подвоха.
- Тогда на Пасху я так и не решилась тебе сказать...
- Что!? – взял Настю за руки.
- Я Лютеранка.
Хоть и был готов к любому повороту, сейчас на мгновение потерялся, но справившись с собой решительно заявил:
- Если ты не в силах сменить веру я готов принять твою.
- Этого не потребуется.
Хорошо уже знал Анастасию; раз и навсегда закрывала тему. Теперь ждал выходных. Хотел сдвинуть с места то дело, что давно уже созрело в их сердцах и требовало выхода наружу. Скрывать далее было бессмысленно.
Приехала к родителям утренним поездом. Нравилось то место, где они сняли себе дом. Более того, хотела поговорить с мамой по поводу возможности его покупки. Не любила Хельсинки из-за его многолюдности. Милее и ближе был Выборг, в котором теперь не могли жить. Но, как и вся её семья верила; вскоре город будет освобождён, и опять вернутся в него всей семьёй.
Перед обедом было принято решение попить чаю, по поводу приезда Анастасии.
Бабушка будто ждала от неё какой-то истории, с которой, как считала, приехала та. Мама лучше чувствовала свою дочь, видела в ней решимость, разрешить которую, как она догадывалась способны лишь они, близкие ей люди. Отец же, словно ничего не замечая, как всегда читал утреннюю газету, купленную на вокзале, встречая дочь.
То ли не догадывался, то ли просто не хотел показывать вида, что так же, как и все понимает – его дочь повзрослела и стоит перед принятием важного в её жизни решения.
- Сейчас, когда вы с Александром закончили институт, нам бы всем хотелось знать, как ты представляешь своё будущее? – начала первой бабушка.
Она уже не выходила из дома. Но, тем ни менее требовала, впрочем, как и раньше, чтоб окружающие считались с её мнением во всём, будь то даже и невыполнимо. После ухода Якова Карловича стала проявлять капризность, коей не отличалась раньше. Теперь же, когда уже не требовалось принимать ответственных решений, скорее по инерции, чем из-за их отсутствия, заменяла на простые детские капризы. Букет свежих цветов, хотя бы раз в три дня в гостиной, обязательные чаепития два раза в день, утром и вечером. Растопка старого, поддымливающего камина. Всё это приносило ей радость, занимая делом окружающих, придавало и ей некоторую значимость.
Но, больше всего взволновала поездка на авто в Хельсинки, с посещением театра. Такое безобидное для мирного времени развлечение, чуть не закончилось печально для всех. Благо, бомбоубежище оказалось рядом с театром. Но такси после налёта советских бомбардировщиков было не отыскать. Часть центральных улиц перекрыли из-за разбора битого кирпича и стёкол.
- Моё будущее неразрывно с архитектурой. Она для меня всё.
- Ты приехала для того, чтоб сказать нам это? – улыбнувшись, оторвался от газеты Фёдор Алексеевич.
- Мы с Александром пытаемся зарабатывать самостоятельно, открыв свою фирму. Но, дела наши идут плохо. Нужны богатые заказчики. Пока же, занимаемся одними интерьерами. Но, …
- Если речь идёт о материальной помощи, думаю, в этом нет проблем, - перевернул газетный лист отец.
После смерти Якова Карловича, все капиталы, хранящиеся в Европейских банках, прежде отслеживаемые им, по просьбе Торбьорг Константиновны, полностью контролировались Фёдором Алексеевичем. Более того, в составленном баронессой завещании говорилось; после её смерти принадлежат его супруге, Елизавете Яковлевне, что полностью доверялась ему в финансовых вопросах.
- Нет. Мы всё хотим сами. Но, для этого, … - замялась. Отпила чаю.
- Ах милая моя Настенька, неужели ты считаешь, мы не понимаем истинной причины твоего приезда, - лишь слегка прикоснулась губами к чашке Торбьорг Константиновна.
- Что ж, в таком случае, я хотела бы узнать ваше мнение по этому, важному для меня вопросу.
- Какому вопросу? – отложил в сторону газету отец.
- Ах, Фёдор! – посмотрела на него Елизавета.
- Вопросу моего выбора.
- И он, как я понимаю пал на Александра, - отпила полный глоток Торбьорг Константиновна.
- Да, - покраснела Анастасия, хотя и догадывалась; все давно ждут этого разговора, инициатором которого стала сама.
- Хороший молодой человек. Я не против, - бросив газету, встал из-за стола отец.
Начал ходить по гостиной, словно волновался, но сдерживал в себе те, лишние слова, что мог случайно обронить.
- Но, насколько мы знаем, он не знатного рода и к тому же православного исповедания, - всё же произнесла Елизавета Яковлевна.
Шаги Фёдора Алексеевича прекратились. Резко остановился перед роялем, так же стремительно сел за него.
- Такие времена! – посмотрела на дочь Торбьорг Константиновна.
- Мама, я не понимаю вашего тона. Что вы хотели этим сказать?
Заиграл.
Первое, что пришло ему в голову. Всегда, когда не имел что сказать, садился за инструмент. Вспомнил сейчас, как много лет назад, у себя на квартире, что снял в Петербурге, когда пригласил к себе Елизавету с родителями, озвучил при ней, свои намерения уже более официальным тоном, чем прежде, до этого. Поняв - дал маху, слишком усугубив ту обстановку, творящуюся вокруг его стремления. Сегодня нечто подобное, чувствовал; переживает его дочь.
Яков Карлович, не видя в словах Фёдора Алексеевича ничего нового, и тем более опасного для себя, промолчал тогда, посмотрев на супругу. Та, так же не ответила, обернув свой взгляд на дочь.
Елизавета, в нерешительности смотрела на родителей, в надежде, что те произнесут какое-то слово. Но, все молчали.
Фёдор Алексеевич играл в тот день Баха. Нравились ему его фортепьянные пьесы, казались опередившими своё время. Впрочем, как и он сам.
Вот и сейчас видел в дочери то же желание - опередить время. Играл опять Баха. Так, как невольно хотел показать этим, на стороне дочери. И Елизавета заметила это. Скорее почувствовав, чем поняв.
Все замолчали. Слушали музыку.
Насте показалось; ждут пока отец закончит играть, только лишь для того, чтобы не дать ей окончательного ответа. Это разрывало изнутри на части, искало выхода. Но, умела смиряться, терпела, хоть и понимала - ответа может не последовать.
Доиграв музыкальную пьесу, откинулся на стуле, закрыв глаза.
Вспоминал, как был согласен на всё, лишь бы завоевать сердце своей Лизхен, как называли её прежде родители.
Ренегат.
Какое красивое, но, вместе с тем и страшное слово. Вероотступник. Пошёл на это ради любви. Знал, огромное значение для семьи имеет вера. Боялся заводить разговор о том, чтоб милая Лизхен приняла православие ради возможности венчаться с ней. В то же время надеялся; пастор не потребует от него переходить в лютеранство путём нового крещения.
Прежде всего стремился оформить свои отношения перед Богом. Ведь Ему куда важнее наблюдать сам факт венчания, заверяя клятву между людьми, нежели отказ от веры предков.
Но, не такой уж мелочью оказался этот компромисс. В итоге, после редко бывал в православных храмах. Попытавшись исповедоваться, услышал от батюшки;
- Если вы исповедуетесь в православной церкви, имейте силы и венчаться в ней.
- Но, меня не услышат! - широко открыв от возмущения глаза, возразил ему.
- Что ж, в таком случае, не смогу вас причастить.
Не ходила без него в лютеранскую кирху и Елизавета.
Впервые задумалась тогда о том, что такое Бог. Прежде относилась к Нему с почитанием, как к дорогому предмету, который нельзя повредить, иначе будет наказана. И, лишь только сейчас начинала понимать; прежде всего есть любовь.
После рождения Анастасии не заводила разговора о том, где крестить дочь полностью доверившись мужу. Но не стал проявлять тогда инициативы.
Тишина накрыла собой гостиную.
Первой нарушила её Торбьорг Константиновна. Встав со своего стула, сказала:
- Я стала очень капризна. Видимо скоро умирать. Но, перед смертью хочу увидеть своего внука. Это важнее всего, – подумала; а что бы сказал Яков Карлович? Наверняка попытался бы акцентировать вопрос вероисповедания. Но именно сейчас показалось, на её стороне. Переживает за неё там, где находилась его душа. Да и приятно было ему если б застала при земной жизни внука, чтоб потом, при встрече рассказать ему о нём.
- Мама, с чего вы взяли, что будет мальчик?
- Мальчик? Я разве сказала мальчик?
- Да, бабушка. Ты так сказала.
- Какое это имеет значение!
- Ну, как? – встречал её на вокзале в Хельсинки Александр.
- Замечательно. Только …
- Что только?
- Только я не озвучила вопрос веры. Но пусть его решение останется за мной, – что-то подсказывало ей, не будет проблем и с этим.
Свадьба была запланирована на лето. В июне.
К тому моменту была уже беременна. Дела в их маленькой архитектурной фирме шли с переменным успехом. Пара квартир в центре города, что хозяева решили привести в порядок после незначительного повреждения, нанесённого бомбардировками, коттедж, под Хельсинки и строительство небольшого, трёхэтажного дома на месте уничтоженного прямым попаданием авиабомбы.
Видела; может работать архитектором. Вполне справляется с поставленными заказчиком задачами. Хотелось больших заказов, таких, которые потом могли бы остаться в памяти людей. Хоть и спешила жить, будто нечто предчувствовала, но не могла опередить время, летевшее и так довольно быстро.
Знала; нашла себя в жизни, и теперь, единственное чего бы ей хотелось от неё получить – это сына. Так решила. Верила, - будет мальчик. Но, свадьба откладывалась из-за большого количества работы. Наконец, было принято решение венчаться 31 июня, в храме Ильи Пророка, на православном кладбище, в районе Лапинлахти.