Рождество выпало на воскресенье. Холодные батареи отнюдь не способствовали праздничному настроению. Я зажгла свечу и поставила в центре стола. Очень скоро пламя стало выдавать картинки из прошлого.
Первой возникла «голландка» из далёкого детства, облицованная чудесными изразцами. За ней стали всплывать в памяти и другие печки, облицованные попроще или вообще ничем, но тем не менее такие же щедрые на тепло во время холодной зимы.
Потом пламя стало напоминать костры в разное время года. И, наконец, сознание плавно переместило меня в тёплое зелёное лето, в котором захотелось задержаться подольше.
Дело было в далёком энном году. Но место могу обозначить точно – Брюховичи. Это был прекрасный сосновый лес в предместьях Львова. Туда наша семья вместе с друзьями родителей и их детьми выезжала по выходным. Дач ни у кого не было, а Львов, хоть и прекрасный, но каменный, толкал на поиски природных красот.
По будням мы выбирались на Кайзервальд, чудесный ландшафт которого когда-то привлёк австрийского императора, чем и заслужил это название. Детали стерлись, но вот эмоции!
Запах свежескошенной травы; небольшие стога, между которыми так здорово было играть в прятки; вкус вишневого компота, утолявшего жажду между играми; наши мамы, сидящие в тени деревьев и без конца занятые рукоделием. Именно там меня очень больно клюнул индюк, и с тех пор я всю жизнь боялась этих воинственных птиц.
А вот по выходным, когда отцы не дежурили в воинской части, мы отправлялись за город, и чаще всего это были Брюховичи. Тогда я не знала, чья это бывшая вотчина, и никак не связывала её с именем гетмана Брюховецкого. Но это большая история. А у меня своя, маленькая и личная, с сохранившимися эмоциями пятилетней девочки.
На пожелтевших любительских фотографиях все счастливы. И родители, и мы, дети. Все заняты делом. Мамы – кухней, папы – костром и хворостом. Детям было поручено собирать шишки. Я была самой младшей, но старалась изо всех сил. Старшие отлынивали, и я постоянно натыкалась на них в кустах, где они отсиживались, чтоб не работать. «Дедовщина» процветала, но я на них даже не обижалась, знала, что любимица.
Однажды, когда бродила там в поисках хвороста, нашла маленькую бутылочку от водки. Она мне очень понравилась. Но зная, что мне ни за что не разрешат взять её с собой, припрятала под корягой. В то время я собирала любую стеклянную мини-посуду. Больше всего любила изящные флакончики из-под духов, потом шли бутылочки от одеколона, аптекарские пузырьки и прочая тара от специй. А эта хоть и была великовата для моей коллекции, но чем-то, видимо, приглянулась.
Я почти забыла о ней, но, когда нужно было ехать домой, вспомнила и побежала за своим «сокровищем». Мама была категорически против. Вступилась тетя Аня. Её десятилетний сын и не такое, мол, таскал в дом, и ничего, все выжили, – уговаривала она. И хотя мама продолжала возражать, чекушка поехала со мной. Потом мама даже помогла отмыть её, и бутылочка отправилась в красивую коробку к остальным моим «драгоценным» стекляшкам…
Дядя Дима не отходил от своей «Победы», просто вылизывал и без того сверкающий автомобиль. Я тоже помогала ему вытряхивать коврики – мне нужно было застолбить место рядом с водителем. Чтобы перевезти в лес всю нашу многочисленную компанию, нужно было сделать несколько ходок, и в одной из них место на переднем сидении было мне обеспечено.
А водил машину он здорово, как, впрочем, и всё, что делал. В свое время служил личным шофёром Рудзутака. Чудом остался жив. Прекрасно играл на множестве инструментов, служил в театре Ромэн, где пережил захватывающий роман с Лялей Чёрной…
Когда нужно было идти за водой, хватала маленький бидончик и бежала к ручью. Мои дети и внуки недоумевают сейчас, как можно было пить небутылированную воду.
Главным лакомством была, конечно, печеная картошка. Прутиком выкатывала я её из углей, обжигаясь, снимала кожицу и, перепачкавшись золой, с удовольствием ела.
Помню еще удивительные цветы, которых здесь было великое множество. Елизавета Федоровна, хоть и преподавала французский, знала о цветах все и рассказывала о них разные истории. Мне очень нравились цветы кукушкины слёзы, но вот легенда о них не нравилась совсем. И Елизавете Федоровне, во избежание моих слёз, приходилось каждый раз выдумывать все новые истории.
Папа без военной формы становился каким-то совсем домашним, мягким и очень родным. Под видом сказок пересказывал сюжеты мировой классики. Вспоминая о мальчишеской хуторской жизни, удивлял историями о походах в ночное. Всегда травинка в зубах, попробуй вкус, говорил он. Доставал ножичек и вырезал затейливый узор на подходящей палке. А я всегда просила кораблик из сосновой коры.
Вечером обязательно пели. Гитара передавалась из рук в руки, каждый мог себя выразить. Песни военных лет знали все. Папа считался знатоком арий. Но самым замечательным все же были цыганские романсы в исполнении дяди Димы…
Хорошо, когда в памяти есть люди, о которых хочется вспоминать. Особенно сейчас, в канун Нового года. Папа был именинником, и последний декабрьский вечер и ночь всегда отмечали у нас дома.
Сначала устраивали праздник для детей. Кто-то наряжался в костюм Деда Мороза, и пока мы играли возле огромной, до потолка, ёлки и получали подарки, взрослые на кухне заканчивали приготовления к праздничному застолью. Утром дети просыпались раньше всех, на-цыпочках просачивались в гостиную и по разбросанным где попало пластинкам определяли, что именно танцевали их родители ночью.
Но однажды случилось иначе. Дети осторожно вышли из спальни, в гостиной никого не было. Но зато из кухни слышались громкие голоса.
Вокруг обеденного стола сидели наши гости и, обжигаясь, пили горячий чай. Дома было тепло (вот бы сейчас мне нашу голландку взамен ледяных батарей!), но все почему-то были в верхней одежде. Улыбался один лишь папа. Оказывается, это он запер дверь на ключ, чтобы новогоднюю ночь все же завершить чаепитием.
В хорошей компании время летит быстро, и никто не заметил, что давно наступил день. А когда спохватились и срочно засобирались домой, выяснилось, что до чая с тортом дело так и не дошло. Этого папа никак допустить не мог, и все вынуждены были вернуться к столу…
Папе уже было бы больше ста лет.
Вот собственно, и вся история, ещё один отблеск пламени. Вспомнила о папе – и отлегло.
Новый год, как ни крути, это его праздник.
И если бы сейчас я верила в Деда Мороза, я знала бы о чем его попросить.
25.12.2021