Вечер сценаристов

               
Уже у полок   подумал,  что виски  будет в самый раз. Если с колой, читай  бутылка за две, не придётся бегать. Поэтому, купил  0,7 Джемисона,  сел в  трамвай и поехал  на Васильевский остров.
«Книги и Кофе»… Оказалось, это где раньше союз  писателей заседал... или их отделение? или я что-то путаю? но  здесь я,  кажется,  уже был. Да,  два года назад, впервые  читал свой текст людям, потея и изумляясь, что на литсеминарах, надо вот так  в голос, при всех… Чувствуешь себя, как голый в библиотеке, ну, или как на собрании анонимных алкоголиков. Рассказ, кстати,  о них и был, и мне сообщили, что всё  вторично и скорее всего я нахожусь  под  сильным влиянием немецких писателей-натуристов. За мной читала  совсем юная девушка,  вешица называлась    «Весеннее настроение», и ей  сказали, что в общем, если по-хорошему,  это пропаганда лёгких наркотиков. Девушка, утираясь платочком,  выбежала в коридор. Я тоже вышел, и мы покурили. К нам присоединилась еще  девушка  и  подтвердила, что да, тут тухло и надо нести  рукописи  кинокритику  Тесакову.  Он такое  любит, добавила она, плотоядно, улыбнувшись.    А я  и отнёс, кстати. Фамилия  понравилась.
Голос  Тесакова  заметно диссонировал с его брутальной фамилией. Только  этим  я и  утешался потом,  когда   прокручивал неприятные моменты нашего финального разговора.

Поплутал  там немного, справа  зал, слева зал... И слева не просто зал    – книжный салон, он же буфет, где  девушка за стойкой  подсказала –  есть  еще зал, называется «Зеленая комната», вам, видимо, туда.  Но я туда не сразу  пошел, увидел за столиком сценариста Окунёва. Нет, мы не знакомы, даже не виделись ни разу, но то, что это  сценарист  Михаил Окунёв, автор известного сериала про дальнобоев, было очевидно. Михаил хмуро навис над книгой, и я подумал, что, наверное, мероприятие закончилось, народ разошелся, тем более было сколько-то минут восьмого, даже ближе к восьми,  а приглашали к семи. Михаил всё читал, за дверью «Зеленой комнаты» стояла тишина, но из узкой щели шел балычий дух.
Я все-таки отвлекся от Окунёва и постучал в дверь. Первым кого увидел был кинокритик Певцов. С кинокритиком  Певцовым  мы тоже не знакомы, и совершенно точно,   раньше я его не видел, но то, что это сидит тот самый Певцов было даже очевидней чем с  Окунёвым. Он очень прямо сидел и так же прямо и строго смотрел. Удивительная внешность, конечно, что называется  порода.  Вот таким я всегда и представлял себе доброго, но строгого иезуитского священника. Ну, или хорошего, но сурового польского ксёндза. Стараюсь его вещи не пропускать, не скажу, что всё, но  многое нравится. Понравилось   с год назад  эссе про культурный  фронтир.  Он там объясняет, почему у нас ничего не получилось, а у них на западе в основном  получилось. Или, например, спустя  время,  читаю у него уже несколько противоположное: руки прочь от нас, совков и плебеев! …Короче, я к тому, что я захожу,  и сразу  эта порода, эти ксёндзы, иезуиты,  фронтир… и  к ним подгребают совки с  плебеями… и у меня легкий раскосец … Хотя чего говорить – голова он, конечно.
За   длинным  черным  столом –  в основном девушки, по виду сценаристки. И напротив каждой левитировал  пластиковый стаканчик с чем-то искристо-желтым. Пьют вино, думаю, с виски я промахнулся. Да –  высокая тонкая бутылка белого висела во главе стола. Прямо напротив основателя премии "Мга", сидевшего в    готическом кресле с горгульями. Если честно, с Василием мне тоже видеться раньше не приходилось, но то, что это  тот самый Василий Куняев  знаменитый теоретик кино и основатель премии сценаристов «Мга», было даже несколько убедительней,  чем  с Окуневым и Певцовым.
Описывать Василия смысла нет. Ну, то есть во всей его богатой фактуре главное, конечно, глаза. Как-то умудряются эти гении сочетать проницательность и детское простодушие.
Оказывается – так и есть, я всё пропустил. Премию «Мга» вручили. Пять минут назад. По сути, когда я рассматривал  Окунёва. Лауреат премии сценаристов – критик  Певцов. Вино частично выпито, балык  частично съеден…
Я достал виски. Но вокруг как-то не воодушевились. Тогда я сходил  за колой в буфет, и ко мне потянулись стаканчики. Даже Певцовский, кажется,  был.
О  кино не говорили. Говорили в основном о  критике критики. Я в основном молчал. К Певцову подсели симпатичная девушка и парень. Они энергично шептались с лауреатом, будто подбивали  на что-то эдакое, но вне территории Васильевского острова. Было видно, что Певцов стесняется вот так вот встать и раскланяться. Но потом эти двое его все-таки уговорили и он   раскланялся. Хотя  думаю, отчасти объяснялось моим виски, потому что  всё время пока Василий рассказывал про критику критики и давал интервью даме с огненными волосами, Певцов как-то  очень тревожно смотрел на мою бутылку.
Едва лауреат ушел, подоспели еще опоздавшие. Некие Аркадий с  Яной, громкие, но не шумные и по-хорошему мультипликационные; филологи,  представил их Василий. Пришли ребята  из  «Снято.ру» –  Вадим и Роман, оба очень выразительной, артистической внешности. Тёмноволосый  Роман   чем-то напоминал Эдуардо Саверина из фильма «Социальная сеть», о чем я ему  заметил, и он в принципе согласился.  Вадим, в свою очередь, сказал, что я похож  на  писателя Воннегута в молодости,    и я сначала  грузанулся, но потом подумал, что  он,  наверное, о  физиономии. Пришла миловидная девушка Лиза – литературовед и как выяснилось – любительница книги «Дом в котором».   А чуть позже еще какая-то девушка с красивым  подбородком просто ошиблась дверью, но ей быстро налили. Ну а еще чуть погодя, из буфета, наконец, заглянул, хмурый Окунёв с бутылкой водки и дочитанной книгой  (все-таки вроде он читал, хотя точно не скажу, но то что  сидел, слегка склонившись над столом  – точно.  Хотя…).
Как-то быстро было достигнуто то желанное состояние, когда присутствующие говорят одновременно и в этом хоре никто не тонет,   все радостно плещутся, и  над столом носится хорошее  голографически-быстрое шараханье мыслеформ с мгновенным откликом в соседском зрачке. Длилось эта недолго, заведение в девять закрывалось, и  народ попросили на воздух. Оргкомитет  премии хотел подкупить «Книги и Кофе» балычьей взяткой, но не прошло. В напутственном слове Василий сказал, что сценарии  надо писать коротко и непонятно,  и извлек из сумки  еще  палку пахучего  балыка, вручив ее оставшимся, в лице старшего из оставшихся – сценариста Окунёва.
Проводив Василия до метро, втроем – девушка Лиза, Окунёв и я, мы пошли дальше в направлении  набережной. Балык держали попеременно под мышками, как градусник, то я, то Окунёв, но прежде чем пойти, Михаил угрюмо поинтересовался:  служил ли я в армии, и если служил, то в каких войсках? И тут я подумал –  возможно, впервые  после армии – а ведь хорошо, что я служил. С Михаилом у меня ранее, вот еще какое пересечение  имело место. Я как-то  принес  рукопись в журнал «Ленинградский  сценарист» – они  тогда еще на Невском отказывали,  потом переехали отказывать на Мойку, –  а  в редакции всё настежь и  никого. Вернее,  там был ад  кромешный. Груды  бумаги на полу, наверное, всё,  что им с  56 года слали, и из батареи  течет вода. И все это плавает,  киснет, в общем квасится.  И никого – чистый сюр, ад графомана.  Я наобум поднимаю  с пола – там, где посуше, – какой-то первый листок и читаю: Михаил Окунёв,  сценарий фильма  «Наташа». Я Михаилу эту историю вспомнил, но он только грустно улыбнулся. Да,   все-таки пришел там кто-то, спустя минут двадцать, старичок в  хэмингуэевском свитере, редактор или зав; сказал, что вот авария,  теперь возможно даже выселят. Поинтересовался, что – у меня. Я ответил –  сценарий полного метра. Он оглядел это кладбище  красноречиво. Потом посмотрел себе под ноги.  Я –  себе. Стояли мы  как минимум на двух сериалах  и одном киноромане.
Не доходя до набережной сели в кафе, где заспорили с девушкой Лизой о  книге  «Дом в котором». Я говорил, что пробовал начинать  книгу раз двадцать и бросал всякий раз на главе «Курильщик». И тут  неожиданно до меня дошло, что в процессе этих подходов я собственно и бросил курить. В общем, мы пытали  бедную Лизу насчет  книги. Просили обосновать и дать критерии. Лиза критериев не давала.
–Вот-вот, нет критериев, – хмуро кивал Окунёв.
В итоге, отсюда нас тоже попросили, потому, как мы резали их ножом свой балык, да и водка у нас была своя.  Едва мы переместились в близлежащий  двор, подошел непонятно откуда взявшийся патруль и препроводил всех троих  в участок за распитие на воздухе,  хотя мы даже не успели разлить.
По вине полицейского беспредела все опоздали на мосты, но как сказала, Лиза: «А что, мы вроде неплохо держались».
Помню только, что уже под утро, отправив Лизу на такси, мы  с Михаилом  бродили  между Дворцовым мостом и мостом лейтенанта Шмидта. Балык попеременно грелся то у него под мышкой, то у меня; мы его пощипывали, иногда роняли. Да, потом мы все-таки взяли вина и   нашли лавку в каком-то темном сквере. И почти  мгновенно, к нам подошла женщина в годах со смелой  прической и в категоричной форме потребовала ей налить. Женщину звали Зоя, и она оказалась очень  разговорчивой. Я попробовал угадать ее знак и угадал с первой попытки. В общем-то, у меня в основном  с водолеями это получается.  Только женщина-водолей может в четыре утра сидеть одна в темном сквере, с такой на голове прической. Женщину не впечатлила моя проницательность и  она продолжила  свою скороговорку. Я заметил, что с её  появлением  угрюмый  Михаил как-то преобразился,  он  смотрел на эту ночную фею  почти зачарованно и давал  понять, что  мне пора.
В этот момент завибрировал мой телефон,  и я услышал сонный голос жены: «Вечер сценаристов, значит? Ну-ну». И я  пошел к  набережной ловить  машину, оставив Михаила  наедине с загадочной  женщиной по имени Зоя.

Окунёва  с тех пор   я больше не видел, а сериал про дальнобоев в том же году внезапно оборвался.