Исповедь

                                     
    Праздничная трапеза, после службы, шла своим чередом — благопристойно. Особенно среди всей массы прихожан выделялись только — что причастившиеся. Счастливым видом, сверкающего новизной пятака и отменным аппетитом, они сразу бросались в глаза.
    Да и неспешная беседа за столом велась именно о правильной исповеди и причастии Святых Тайн. Вполголоса, ровным голосом батюшка неназойливо вещал о более частой чистке души и тела, коими и являлись честная и горячая исповедь с причастием.
    Как вдруг раздался голос вездесущего Кондрата — известного всем шутника и балагура, пожелавшего необходимым срочным образом заполнить несколько затянувшуюся паузу в разговоре.
    —  Евлогите папас — пророкотал Кондрат.
   — Что — что?… — не понял настоятель храма. Затем улыбнувшись, — Никак ты, Кондрат, осилил «Флавиана»?… О Кириос… Что ты хотел сказать?…
    —  Да особо ничего, батюшка… Вот, Вы, часто говорите, что муж в семье глава. И в конечном итоге, что там творится - я имею в виду семью — благое и не очень — он, муж, каким бы слабохарактерным не был, за всё в ответе. Даже в Библии, если конечно не ошибаюсь — поправьте… —  говорится, что муж в семье, второй опосля Бога… Так папас?…
    — Есть такое, брат Кондратий, если не говорить дословно. Но чувствую, что ты неспроста затеял этот разговор, тем паче, совсем недавно мы говорили на эту тему.
    Кондрат хитро улыбнулся
    — Ох и прозорливы Вы, батюшка - ничего не утаишь.
   По трапезной прошёл едва слышный гул одобрения. Прозорлив — не прозорлив, но наш наставник, а по совместительству духовник, тонко чувствовал фибры характеров и настроения своей паствы.
     — Да-а-а, ты ещё тот искуситель, брат. Умеешь ввести в сумление… Говори что хотел…
    Приходской балагур улыбнулся ещё шире.
    — Я вот смотрю, батюшка, как долго и тщательно Вы исповедуйте нашего брата…
    — Так наверно по грехам, братья и сестры…
    — Я к чему клоню свою мыслю?... Раз мы того, ну вторые, после Господа, может Вы переложите ряд своих обязанностей на нас, мужиков - мужей, я хотел сказать. Ну например — исповедь. Уж будьте уверены, не сумлевайтесь, что я свою зазнобу испытую должным образом. Всё расскажет… Даже вспомнит самое первое, сразу после рождения, все потаённые мысли или что посерьёзнее — как на духу…
     Паства затаила дыхание, переваривая сказанное. Уж кто — кто, а она знала, какая жена у плюгавенького и неказистого на вид Кондрата, едва дотягивающего до могучего плеча Марьи Никитичны. А её сдобные кулачищи, аки мужева голова, если не поболее. При всей своей монументальной пышности, словно в насмешку, её голос был по детски пискляв и ни как не вязался с рокочущим баском Кондрата.
    — А я Вам, с утреца пораньше СМСку. Так и так — дело сделано — спытал свою ненаглядную. Ну и рекомендации свои присовокуплю о её допущении к причастию… Чё-о-о-о улыбаетесь, — он осмотрел приход, — Если каждый муж дома так, то сколько свободного времени у нашего духовника появится… Всё больше для молитв о нас, грешных…
    Народ украдкой пыжась, еле сдерживал зарождающиеся смех и выжидающе внимательно смотрел на батюшку. Тот легко раскусив шутку Кондрата, пряча улыбку в густых усах, лишь подыграл шутнику местного разлива.
    — А что, брат… Я не только исповедь могу поручить, но и причастие… Только как, ты будешь это делать?…
   Острослов раздухарился.
    — Да запросто, отче. Если всё хорошо — к Вам её прямым ходом. Что не так..., то не обессудьте — святым кулаком по окаянной шее…
    — Меня что — ли?... — духовник широко распахнул глаза, в которых так и мельтешили весёлые искорки.
    — Ну что Вы!... — смутился Кондрат, — Жену-у-у...
    Далее уже не было никакой возможности сдерживать прорвавшийся бурным потоком дружный хохот. Смеялся и батюшка — до слёз.
   — Ну удружил, Кондратушка — удружил… Прости нас, Господи…
    И вновь присоединился к хохочущим.