(отрывок из Романа "Держава"
**
Дом, хорошо освещённый несколькими газовыми фонарями, и в самом деле был новым, добротным и просторным. Выстроен в два этажа с мансардой, крыт новым, чуть позеленевшим медным листом. Из двух печных труб вились легкие дымки.
Мотовилова ждали. Едва сани остановились, слуги отворили парадные двери и гостя вышли встречать хозяин и Константин Иванович Арсентьев, который накануне дал Николаю Александровичу адрес Шлимана. Вместе с ними из дома вышел молодой мужчина в шубе и шапке, успевший попрощаться с хозяевами и, высоко подняв руку, крикнул кучеру:
– Wait! Bring me to Nevsky Prospekt .
– Стой, братец! Отвезёшь барина на Невский проспект, – перевел с английского языка хозяин дома кучеру и продолжил, обращаясь к покидавшему дом мужчине:
– Here it is, Mister Thompson, «Russian winter carriage»? which is called «sani» in Russia. See you in a day or two, we’ll discuss our business .
– Англичанин? – Удивился Мотовилов, провожая взглядом молодого мужчину, лицо которого ему показалось знакомым, а спустя мгновение испуганным.
– No I am American, from Boston , – кутаясь в шубу и пряча глаза, ответил мужчина и поспешил занять место в санях.
– Н-но! – Крикнул кучер лошади и сани тронулись.
«Странно. Чего он так испугался? Почему прятал глаза? Неужели меня узнал? Но почему не поздоровался? Почему испугался, затаился? Странный какой-то американец, а лицо знакомое. Где же я его мог видеть?» – Задумался Николай Александрович, рассеянно пожимая протянутую руку хозяина дома.
– Добрый день, Николай Александрович! – Генрих Шлиман или же Андрей Аристович, как прозвали меня в России, – крепко пожав руку, на хорошем русском языке с лёгким акцентом представился хозяин дома. – Константин Иванович рассказывал мне о вас, рад познакомиться. Проходите, раздевайтесь, и прошу к ужину. Время вечернее. Вы меня слышите?
– Да, да, простите, задумался, – извинился Мотовилов. – Кто тот молодой мужчина, которого вы провожали? Лицо его мне показалось знакомым, да и он меня, кажется, узнал. Определённо узнал! Показалось, что испугался…
– Ну что вы, Николай Александрович! Откуда вам знать американского коммерсанта мистера Томпсона, который в России впервые. Да и вы, в Америке не бывали, – ответил за Шлимана Арсентьев. – Прибыл к нам из Бостона, добирался через Стокгольм, намерен сотрудничать с господином Шлиманом, поставлять в Россию через его кампанию паровые машины, столь необходимые для пароходов и локомотивов. В Петербурге третий день. Остановился в гостинице на Невском проспекте. Русского языка не знает. Тем, кто принимает его за англичанина, вынужден доказывать, что он американец. Трудно ему в России без знания языка.
– Странно, но ведь он меня узнал и отчего-то испугался, – вспомнил Мотовилов.
– Полноте, Николай Александрович. Не берите в голову, вам показалось. На днях вы с ним поближе познакомитесь, и все сомнения рассеются, – успокоил Мотовилова Арсентьев.
– Хорошо, Константин Иванович, но прежде попытаюсь вспомнить, на кого он так похож? И всё-таки, почему он испугался, увидев меня?
Мотовилов передал слуге шубу и шапку, поправил перед зеркалом волосы, и другой слуга предложил ему удобные домашние туфли.
– Будьте как дома! – Вышла к гостю супруга хозяина – молодая миловидная и образованная женщина, дочь известного петербургского адвоката.
– Екатерина Петровна, – назвалась хозяйка, и протянул гостю холёную ручку, украшенную обручальным кольцом и дорогим перстнем.
– Николай Александрович, – представился даме Мотовилов и поцеловал протянутую руку.
Пропустив вперёд гостя, все вошли в просторную гостиную, пол которой укрывал огромный персидский ковёр. Посредине комнаты, окружённый удобными мягкими стульями, стоял накрытый к ужину богато сервированный серебром стол с весьма скромными блюдами и закусками, зато с обилием южных фруктов и аппетитных виноградных гроздей, уложенных в хрустальные вазы. Убранство стола дополнялось умеренным количеством винных бутылок. Огоньки от множества зажжённых свечей в бронзовых подсвечниках искрились в вазах и высоких хрустальных бокалах.
– Николай Александрович, усаживайтесь поудобнее, – пригласила Мотовилова за стол гостеприимная хозяйка. – Ваш старый знакомый, господин Аксаков, гостивший у нас перед поездкой в Берлин, рассказал, что у вас большая семья – хозяйственная супруга и три дочери.
– Аксаков! – Удивился Мотовилов. – Неужели он побывал у вас?
– Константин Иванович, – обратился Мотовилов в Арсентьеву. – Почему же вы мне не рассказали об этом?
– Об этом я узнал от Генриха только сегодня, – извинился Арсентьев. – О визите к господину Шлиману Аксаков мне не рассказывал.
– Да, – подтвердил Шлиман. – Господин Аксаков гостил у нас два дня. С Константином Сергеевичем мы знакомы с его прошлого визита в Санкт-Петербург. Аксаков историк, а я увлекаюсь историей Древнего мира. Константин Сергеевич отправился в Пруссию, в Мекленбург, в мои родные места, прежде рассказав мне столько интересного об этом крае. С радостью бы поехал вместе с ним, да никак не могу. Столько сейчас дел…
– Сколько же лет вашим девочкам? – Спросила Екатерина Петровна.
– Время бежит, дочери растут и взрослеют, – Улыбнулся Николай Александрович. – Старшей дочери, Александре – уже двенадцать лет. Средней дочери, Прасковье – скоро девять, а младшей доченьке, Машеньке – пять лет.
– А мы с Генрихом, не люблю, когда мужа называют Андреем Аристовичем! ждём первенца, – сообщила словоохотливая Екатерина Петровна. – Извините, что стол не богат, нет ничего мясного, жирного и крепких напитков. Приближается Великий пост, и мы готовимся к нему заранее… – напомнила набожная хозяйка. – Генрих – добропорядочный лютеранин, я – православная.
– Чего желаете отведать? Есть заливная осетрина, овощное рагу, фрукты, ананас, замечательный виноград без косточек, и, конечно же, горячие пироги с капустой и яблоками, – щебетала, не умолкая, супруга богатого петербургского коммерсанта, а если по-русски – купца Генриха Шлимана.
– Покорнейше благодарю, – успокоил хозяйку Мотовилов, – к еде я не привередлив, подайте мне то же, что и всем.
– Слуг я отпустила, сама подам! – Обрадовалась хозяйка, начав с заливной осетрины.
– Желаете Мозельского? – Предложил Шлиман. – Лёгкое белое вино. Вам понравится.
– Не откажусь, – согласился Николай Александрович, старавшийся соблюдать посты и не употреблять крепких напитков.
Шлиман наполнил четыре бокала и провозгласил краткий тост: «За встречу!»
Вино и в самом деле оказалось лёгким и приятным, однако супруга Шлимана лишь слегка пригубила, поскольку была беременна, да и ела мало, в основном фрукты и виноград.
– Сегодня мы вас никуда не отпустим. На улицах темно и опасно, случаются грабежи и даже убийства. Переночуете у нас, – напомнила хозяйка.
– Спасибо за заботу, – согласился Николай Александрович. – А что и в самом деле ночью на улицах опасно?
– Да, – опередил хозяйку Арсентьев. – Скажу, как бывший чиновник Министерства внутренних дел, занимавшийся статисткой. С началом войны общая преступность в городе заметно возросла, так что с наступлением темноты следует быть особенно осторожным. Что поделаешь, война…
– С началом этой ужасной войны мой Генрих трудится, не покладая рук. Часто бывает в разъездах, то в Мемеле , то в Ревеле , то в Риге. Занимается поставками для армии и флота. За это удостоен государевых наград! Вот! – С гордостью за супруга сообщила Екатерина Петровна. Я замужем за Генрихом уже два года и с моей помощью он хорошо говорит по-русски.
– Я давно уже российский подданный и Россия моя вторая родина, – подтвердил Шлиман. – Вот и по паспорту я теперь Андрей Аристович, но Кетрин, так я иногда называю жену, не любит этого имени и зовёт меня Генрихом. Я не возражаю. Торговля в основном ведётся через Голландию и Пруссию. Дело весьма выгодное, несмотря на трудности доставки. Грузы доставляются морем и посуху, что значительно дороже, поскольку в России пока нет столь необходимых для развития железных дорог. После того, как англичане и французы блокировали Финский залив, доставлять грузы морем можно лишь до Мемеля, реже до Риги и почти не возможно до Ревеля, а далее на телегах. Впрочем, говорить о делах сегодня не хочется. О болезни императора тоже…
Помолчали.
Шлиман вновь наполнил бокалы, на сей раз совсем некрепким рейнским вином с шутливым названием «Liebfraumilch» , и провозгласил тост за «исторический и незыблемый российско-прусский союз».
– Николай Александрович, господин Арсентьев рассказал мне о ваших предках, которые тысячу лет назад прибыли в Россию морем из Передней Померании. Древние корабли, которые русские называли ладьями, вошли в устье Невы и проплыли мимо тех заболоченных мест, где спустя восемь с половиной веков была заложена блестящая столица Российской империи, равной которой нет, не только в Европе, но и во всём мире! Это так?
– Да, Генрих. Только в те времена Передняя Померания и прилегающие к ней земли герцогства Мекленбург, назывались Ругией, – ответил Мотовилов. – Наш общий друг Константин Сергеевич Аксаков отправился именно в те исторические места, откуда на Русь по призыву деда своего новгородского князя Гостомысла приплыл по Вендскому морю со своей дружиной славный князь-сокол Рерик, которого на Руси называют Рюриком.
В дружине князя был мой предок по имени Монтвил. О нём, к сожалению, почти ничего не известно, а вот потомок его князь Монтвид Гедиминович сражался с войском эмира Крыма Мамая в дружине Великого Московского князя Дмитрия Ивановича и прикрыл князя грудью от татарского меча.
Его спас от смерти бронзовый складень с ликом Николая Чудотворца, бережно сохраняемый в нашей семье. На складне, прикрывшем сердце, сохранилась отметка от вражеского меча. Было это почти пять веков назад. Теперь Крым наш и там идёт война с сильнейшими европейскими державами, которые поддержали Османскую империю, претендующую на Крым.
– Господин Шлиман снабжает нашу армию порохом, свинцом и прочими припасами. Он гражданин и патриот России! Его заслуги перед Россией неоспоримы! – Напомнил Арсентьев.
– О, да! – Поддержала его Екатерина Петровна. – Генрих много делает для России, здесь его дом!
– Насколько мне известно, Генрих, ваша родина Мекленбург ?
– Да, герцогство Мекленбург, город Нойбуков! – С гордостью ответил Шлиман.
– Лет тридцать назад, когда вы были ещё ребёнком, я побывал в тех местах, в Шверине, Висмаре, Рерике и других маленьких городках и деревнях, в том числе и в Нойбукове. В тех краях кое-где сохранились небольшие буковые рощи, а прежде весь край покрывали буковые леса. Ещё тогда я обратил внимание на топонимику тех мест, прежде всего на название городов и деревень.
Раков, Пепелов, Рогов, Бантов, Илов, Брусов, наконец – Руссов! Неправда ли звучат по-славянски. Подобных названий нет в других немецких землях. Да и Нойбуков – это же Новый Буков! Ведь в округе ещё сохранились буковые рощи.
– Верно, Константин Иванович, не зная русского языка, я не мог бы об этом задуматься. Вы правы! – Подтвердил Шлиман.
– Что касается главного города или столицы славного герцогства Мекленбург города Шверина, то его старинное славянское название – Зверин, а название герцогства искажённое саксами славянское слово «Меха», поскольку в те времена край был богат пушным зверем, прежде всего бобрами. «Мехленбург» – Мекленбург, – с удовольствием пояснил Арсентьев, «оседлавший своего второго после географии конька» – историю.
– Известно ли вам Генрих, история герцогства Мекленбург? – Спросил Арсентьев.
– О, да! Это знают многие, – подтвердил Шлиман. – Основатель Мекленбурга конунг Никлот , памятник которому установлен в Шверине возле замка герцогов Мекленбургских.
– А известно ли вам, что конунг или, если сказать по-русски, князь Никлот был князем славянского племени ободритов. Правил в Зверине, Дубине, Кутине и Мальхове. Тридцать лет успешно сдерживая натиск герцога саксонского Генриха Льва. Не имея сил самостоятельно покорить славян, Генрих Лев заключил союз с королём Ютландии Вальдемаром I, прозванным Великим. Союзники ударили по войску Никлота одновременно с севера и запада. Князь Никлот погиб в сражении, а сыновья его Вартислав и Прибыслав были пленены. Вартислав отказался принять христианство, и был казнён, а Прибыслав принял и признал себя вассалом Генриха Льва, став основателем династии Никлотингов, и поныне правящей Мекленбургом.
Стало быть, Мекленбургом правят потомки славянского князя и вы, Генрих Шлиман, прежде чем получить Российское гражданство, были их подданным. Несомненно, что и в ваших жилах течёт славянская кровь! – Победоносно завершил Арсентьев свой экскурс в историю одной из исторических областей Пруссии.
– Браво! Браво! – Захлопала в ладоши Екатерина Петровна. – Я всегда чувствовала, что Генрих не только немец, но и славянин!
– В Померании и поныне бытует поговорка: «Какого немца не потри – увидишь в нём славянина!» – Рассмеялся довольный Шлиман.
– Вот и бабушка Цесаревича Александра Николаевича по материнской линии – принцесса Мекленбург–Стрелицкая , чем не славянка! – поддержал разговор Мотовилов, наконец, очнувшийся от мучительных воспоминаний, перебирая в памяти всех своих маломальских знакомых в поисках того, кто был похож на молодого мужчину, назвавшегося американцем Томпсоном.
Екатерина Петровна захлопала от удовольствия в ладоши, высокомерно посмотрев на супруга, дескать – «знай наших!»
– Вспомнил! – Потёр лоб Мотовилов. – Ну, конечно же! Ему тогда было лет четырнадцать – пятнадцать, а потому не признал сразу.
– Николай Александрович, кого вы вспомнили? – Спросил Арсентьев.
– Сына Алексея Ивановича Захарьина, нашего симбирского дворянина. Пётр Захарьин, вот кто этот «американец»! Вот почему, узнав меня, Захарьин так испугался. Не случись этого, я мог бы и не узнать его. Узнал от его отца, Алексея Ивановича Захарьина, вместе с которым учился в Казанском университете, что за несколько месяцев до объявления англичанами войны, лейтенант Пётр Захарьин оказался в Лондоне, откуда написал отцу, что намерен поступить на службу в британский флот. Стало быть, изменник этот Захарьин! Почему же он появился в Петербурге под именем американца Питера Томпсона?
– Вот это мы узнаем завтра, – успокоил Мотовилова Арсентьев. – С утра пораньше отправимся в министерство Внутренних дел. Познакомлю вас, Николай Александрович, с господином Бибиковым , возглавляющим это столь необходимое ведомство, где я служил советником до выхода в отставку. Живо отыщут этого Томсона и разберутся, кто он есть на самом деле!
– Вот так новость! – Растерялся Шлиман. – Я ведь искренне полагал мистера Томпсона за американского коммерсанта. Готов был покупать у него столь необходимые России паровые машины. Вообще, в последние годы эти американцы чрезвычайно активны.
– Да, это так, – подтвердил Арсентьев. – Помимо бурного промышленного роста и небывалой торговой активности, Североамериканские Соединённые Штаты начинают играть заметную роль в мировой политике. Стремительно расширяются за счёт соседних территорий. Проглотили французскую Луизиану от верховьев Миссисипи до Мексиканского залива . Захватывают огромные территории у Мексики . Да и нас не оставят в покое. Русскую Калифорнию вынудили продать, угрожая в противном случае забрать силой, сделали предложение относительно Аляски. Боюсь, что и эту освоенную русскими людьми часть Америки, воспользовавшись нашими тяготами в войне с европейскими державами, приберут к рукам ненасытные Североамериканские Штаты .
– Полагаю, что в будущем эти Североамериканские Штаты подомнут под себя и Англию, и Францию, да и прочие страны Европы. Лет через сто станут основными соперниками России, – добавил Николай Александрович.
– Неужели такие предсказания сделал старец Серафим? – Удивился Арсентьев.
– Нет, Константин Иванович, это мои собственные мысли, – Задумавшись, ответил Мотовилов. – Из головы никак не выходит этот Захарьин, который побывал в вашем, Генрих и Екатерина Петровна, гостеприимном доме.
– Но ведь он обещал на днях заглянуть к нам, – вспомнила хозяйка. – Надо же, такой милый молодой человек, прекрасно говорит по-английски, хоть мы и общались с ним в основном по-французски. Оказывается не тот, за кого себя выдаёт. Шпион!
– Вы правы, Екатерина Петровна, шпион. Однако теперь он не опасен и сюда никогда не придёт. – Успокоил хозяйку Арсентьев. – Завтра его задержат.
– Не исключено, что он попытается бежать? – Предположил Мотовилов.
– Скорее всего, попытается попасть в Москву, где легче затеряться, но и там будет задержан. Вечерний поезд уже ушёл, а утренний отправится в десять часов, так что Дмитрий Гаврилович не даст ему уйти.
– Теперь я понимаю, почему он интересовался моими поставками в России. Недавно в Мемеле горели портовые склады. Полиция предположила, что это преднамеренный поджог, однако задержать поджигателей не удалось. Слава Богу, склад, в котором хранились селитра с серой, не пострадал, – сообщил Шлиман. – Мне право жаль, что этот неприятный инцидент с мистером Томпсоном испортил нам вечер, посвящённый обожаемой мною истории, – признался он.
– С изменником Петром Захарьиным! – Поправил Николай Александрович.
– Почему же испорчен? – Возразил Арсентьев. – Время не позднее. – Знаю, что вы обожаете историю древнего мира, прежде всего древнегреческую.
– Это так. – Шлиман встал из-за стола и отправился в свой кабинет. Через минуту вернулся с книгой. – Взгляните, господа, на эту книгу, которую вчера мне подарил этот Захарьин-Томпсон, узнав, что я интересуюсь историей Древнего мира. Сообщил, что она у него оказалась с собой случайно. Привёз из Америки. Переводы с древнегреческого языка на английский. «Илиада» Гомера. В книге два перевода – Артура Холла и Уильяма Сотби . Английским языком я уже владею довольно сносно. Начал читать. Весьма интересно. Сравниваю с переводом «Илиады», который сделал Николай Гнедич , однако со временем надеюсь изучить древнегреческий язык и прочитать Гомера в подлиннике. По окончании войны обязательно побываю в Риме и закажу для себя копию в Ватикане, где хранятся древнейшие рукописи.
Со времён Троянской войны прошли три тысячелетия, а руины столицы державы, основаной царём Дарданом, так и не найдены. Прочитав несколько переводов и, прежде всего оригинал, надеюсь найти в текстах указания на местоположение Трои и со временем возглавить раскопки .
– Но ведь поиски руин Трои и археологические раскопки весьма затратные, – заметил Арсеньев, прочитавший перевод «Илиады», сделанный Гнедичем, и полагавший, что Троя могла находиться на европейском побережье Мраморного моря, вполне возможно на территории современного Константинополя или Царьграда, как по-прежнему величают этот град славяне.
– Вот и я советую Генриху отказаться от этой дорогостоящей затеи, – вздохнула Екатерина Петровна, – а он меня не слушает, – и, укоризненно взглянув на мужа, добавила. – Трою ему подавай!
– Я обязательно отыщу Трою, и эта находка прославит меня и наших, Кэтрин, потомков! – Возразил супруге Шлиман. – В прошлом году, будучи в Берлине, я прослушал несколько лекций профессора Берлинского университета Карла Готфрида по истории Древней Греции. Он одобрил мои планы, и мы обсуждали где, прежде всего, следует проводить раскопки.
– Постойте, Генрих! – прервал Шлимана Николай Александрович. – Я не ослышался? Как вы назвали имя профессора, лекции которого прослушали в Берлинском университете?
– Карл Готфрид, а что? Он вам знаком? – Удивился Шлиман. – Скажу большее. Через несколько дней жду его приезда в Петербург. Письмо от меня Карлу передал господин Аксаков, который побывал у меня перед поездкой в Берлин, а потом в Мекленбург, обещая посетить мой родной город Нойбуков, а Готфрид ответил мне, прислав письмо на наш петербургский адрес. Он давно собирался в Россию, и начнёт своё путешествие с Петербурга.
– Да, я слышал от Константина Сергеевича фамилию Шлиман, однако только сейчас вспомнил и догадался что это вы, Генрих! – Разволновался Мотовилов. – Оказывается и вы знакомы с Карлом Готфридом, которого я знавал ещё юношей, когда вместе с окружением великого Гумбольдта он побывал в России, в Казани у моего учителя профессора Фукса!
Вот это новость! Поистине – «мир тесен», как говаривали ещё античные философы. Генрих, мне необходимо встретиться с Карлом!
– Вот и встретитесь, Николай Александрович, с вашим старым знакомым! – Арсеньев похлопал по плечу Мотовилова. – Впрочем, я вашего знакомого немецкого историка могу и не дождаться, поскольку на днях я вынужден ехать в Петрозаводск. Сын зовёт.