Простите

Валентина Беседина
Зима выдалась снежная. Во дворе нашей пятиэтажки несколько старых гаражей, а перед ними асфальтированная площадка, которую мы с соседями используем как стоянку.
Толик, мой сосед, предложил скинуться на снегоуборчный трактор, надоело каждый день раскапывать машины лопатой.

Стоим с мужиками во дворе, машины все убрали, ждём спецтехнику.
И вдруг во двор заезжает салатовый Дэу Матиз и останавливается прямо на тротуаре, перекрыв въезд на большую часть стоянки.
Мужики начинают возмущаться, из автомобиля выходит рыжая девица с невообразимой прической, замотанная до половины в яркий блестящий шарф.

Мы пытаемся ей объяснить, что сейчас приедет трактор чистить снег, а она свою зелененькую… поставила прямо на въезде, но у девушки из ушей торчат проводочки от наушников, и она пританцовывая отправляется куда-то в соседний дом не слыша нас и не замечая, или делая вид, что не замечает нашей весьма красноречивой жестикуляции.
Дальше я обещаю не употреблять ни одного из тех слов, которыми семнадцать невоспитанных мужиков охарактеризовали данную ситуацию.

А тут и трактор приехал.
Он сгреб ковшом весь снег до середины двора в огромную кучу. А дальше проехать не может, на тротуаре стоит этот самый, с позволения сказать, автомобиль. И мы. Семнадцать здоровых мужиков.
Я не помню, кто это придумал, наверное Толик, он всегда отличался сообразительностью.

Для справки: Матиз весит примерно шестьсот
 килограммов, так что нам довольно легко удалось аккуратно поднять и поставить его на вершину сугроба. Трактор проехал во двор и очистил стоянку. Лёха с первого этажа принёс лопату и придал куче снега, на которой стояла машина, красивую, круглую форму, как у торта. А наверху — вишенка, ну — оливка.

Настроение у ребят сразу поднялось. Все представили, что будет, когда девица вернётся.
— Эвакуатор вызовет…
— Папе пожалуется…
Смеясь, мы перебрали массу вариантов развития событий. Здесь были и милиция, и полиция, и пожарники, и скорая помощь, и даже сигнал в ООН о нарушении прав человека.

Однако, всё -же решили укрыться в дальнем гараже у Михалыча, заняв места у щелей в старых деревянных воротах.
Вид был — что надо!

Солнечный день, вычищенный двор, и в середине — такая неожиданность.

Вот и она!
Все приникли к щелям.
Лёха, видимо от переизбытка чувств, оттоптал мне ноги.

Девушка медленно прошла к тому месту, где оставила машину, потом перевела недоуменный взгляд на сугроб, обошла его два раза вокруг и остановилась.

Мы все беззвучно хохотали. Я пытался вытащить свои ноги из-под Лёхиных, но он этого не замечал.
— Сейчас начнет бить тревогу, тихо произнес кто-то.
— Нет, включит сирену, поправил кто-то другой.

Но вопреки нашим ожиданиям, девушка внимательно осмотрела двор, остановилась, как нам показалось, глазами на дверях нашего укрытия.
Все немного отошли от ворот, чтобы глаза сквозь дыры не сверкали- объяснил Толян.

И тут она заметила лопату, забытую Лёхой. Подойдя, взяла в руки Лёхину лопату, обычную, старую совковую лопату и воткнула её в сугроб.

А дальше произошло что-то необыкновенное. Девица размотала свой двадцатиметровый шарф, повесила его на заборчик, достала из кармана вязаную шапку надела на голову, и превратилась в самую обычную девчонку, с которыми вы встречаетесь на каждом шагу.
И стала потихоньку копать.
Сначала она хотела раскопать её сразу вокруг, но видимо быстро поняла, что на это уйдет слишком много времени и сил.
И она начала выкапывать снег из-под задних колес, одновременно утаптывая его, чтобы можно было съехать с сугроба задом, потому что впереди была стена гаража.

И тут Толик предложил делать ставки.
Её хватит минут на десять, предположил он, на двадцать, на двадцать пять, раздались тихие голоса азартных любителей тотализатора.
И вдруг, к общему удивлению, Михалыч прошептал:
— Она её откопает, сердцем чую!
И поставил три сотни.

Минут через тридцать задний мост повис в воздухе, а передние колеса ещё глубоко сидели в снегу. В этот момент машина начала сползать, а эта глупая девчонка, вместо того чтобы убегать подальше, подставила под задний бампер плечо.

-Убьём девку, Лёха рванулся к выходу, но машина остановилась.
Лёха рвался на помощь, но рассудительный Михалыч взял его за плечо и внимательно глядя в глаза, сказал:
— Если ты пойдешь, нам всем придется идти, объяснять, доказывать… Оно нам надо? Сейчас сама откопается и уедет спокойно. Ей уж осталось процентов тридцать работы.

Мы понимали, что хитрый старик надеялся выиграть, но выходить всё-таки посчитали неразумным.
Лишь горячий Лёха рвался наружу.
— Алексей, не горячись, -увещевали мы,- надо было сразу идти, а теперь уже поздно.

Тем временем девушка продолжала копать, и мы вдруг заметили, что снег она не разбрасывает по двору, а складывает двумя кучками по бокам машины.
И вот наконец она залезла в машину, сняла с тормоза и почти плавно съехала на асфальт.

Мы, затаив дыхание, следили за ней, а Михалыч радовался своему выигрышу.
Девушка подошла к заборчику, взяла свой шарф и стала им снова обматываться. На это ушло три-четыре минуты, потом сняла шапку и опять стала похожа на пришельца с далёких планет. Затем отряхнула пальто, блестящие сапоги, и стала такой же глянцевой, как вначале.
Склонившись к боковому зеркалу, накрасила губы.
Потом взяла Лёхину лопату, и прямо на деревянной ручке что-то написала своей помадой.
Мужики шепотом выдвинули свои нецензурные предположения.
Поставив лопату на место, она уехала.

Мужики выбежали из гаража и бросились к лопате.
Вопреки ожиданиям, там было написано розовой помадой одно слово: «простите».