В общем, закидываю я ее ноги к себе на плечи… По дому тосковал сильно, по горам нашим, воздуху, людям, по песням заунывным, душу бередящим. Потому представил себе губную гармошку, только вертикальную и ка–ак затянул… Так сыграл, что немцы встали и вышли из комнаты со слезами на глазах. Когда все кончилось полковник встала и, оправляя юбку, вгляделась мне в глаза и тоже со слезами поцеловала с чувством, с задержкой, будто солдат давно не куривший папиросу затянул. Затем заулыбалась и, пошарив в карманах вытащила что–то наподобие жвачки и вложила в ладонь, подталкивая ее к моему лицу со словами: «Кauen, Кauen! Die Melodie war schwer» .
Ну, я и зажевал.
На следующий день сама лично высвободила из плена. Выпроводила за ворота и даже два танка подарила со словами: «In Erinnerung an mich...» . Правда, при этом кричала не в себе, на своих подчиненных: «Unter meiner Verantwortung!» . Я руками развел и говорю: «Как я их поведу?.. Я ж один». Задумалась на минуту. Оглянулась на своих несколько раз и говорит вкрадчиво, будто проверяет – поверю или нет: «Wei;t du, lass uns eine Fahrt machen! Ich werde dich zu deinem begleiten. Keine Angst, ich bin hier aufgewachsen – wenn du willst, wirst du es nicht finden» . Развернулась и пошла к танку, вспорхнула как воробушек и, уже спрятавшись по шею в башне крикнула: «Nur nicht hinterherhinken!» .
Доехали до места в поле ничейном – ни их, ни наше. Спрыгнули с машин. Стоим. Уткнулись в землю. Молчим.
«Wissen Sie, als Kind, vor dem Krieg, habe ich in einem anderen Leben auch Musik studiert. Und das Instrument gut gespielt» – говорит. Сдернула штаны. Присела на корточки и не хуже моего, как сыграла на трубе.
Когда все кончилось, она встала, и я с чувством, с задержкой, обхватив одной рукой за тонкую талию, другой за белокурые волосы, поцеловал ее. Вытащил из кармана жвачку, завернутую в кусок газеты и разворачивая протянул ей. Она засмеялась и положила в рот.
– Wie kann ich jetzt sein?.. Ich wollte mich an den Geschmack der Melodie erinnern, die ich gespielt habe?
Я улыбнулся, и она в ответ хихикнула.
После мы стояли молча, вглядываясь друг другу в глаза.
И эти голубовато–серые глаза заставили меня обнять ее до хруста в суставах, и внюхиваясь в пропитанные запахом пороха и сырой земли волосы, едва слышно, как заклинание, произнести:
– Останься!..
Она высвободилась из объятий. Спрятала руки в карманах. Отвела взгляд. Улыбнулась. И подминая ногой траву сказала:
– Krieg!.. Deiner – wird nicht akzeptiert! Meins wird es nicht verstehen! Sie werden sich nicht dem;tigen ... sie werden t;ten! Liebe ist nichts f;r sie! F;r den Krieg – war er immer, obwohl er immer gek;mpft hat, – тяжело вздохнув, замолчала. – Also ich muss gehen. Auf Wiedersehen! .
Глядя на ее удаляющийся силуэт, я переминался с ноги на ногу и делая два шага вслед за ней останавливался. Хватался за голову, силясь придумать слова, что смогут ее остановить. Пусть, не навсегда. И минута бы порадовала. Лишь бы еще раз вглядеться в складки губ, ямочку на левой щеке, едва заметные морщинки, в глаза, которые на ряду с резкими, светлыми бровями и верой в то, что превыше войны, остались ею нетронутыми. Почувствовать этот запах – дикой лаванды и степной травы – ее запах. Ощутить кислый вкус ее поцелуев. Ощутить то, чего так не хватало зимними ночами в холодных окопах вдали от дома. Еще хоть разок ощутить то, чего еще долго не будет.
Проклятье!.. Прошу! Дай, еще минуту... чтобы понять, о чем она навсегда умолчала…
– Спасибо за танки! – не найдя ничего лучше крикнул я.
– Danke dir!
– За что?
Она остановилась. Обернувшись, выпалила:
– F;r alles! .. Daf;r, dass er an die Dinge und Gef;hle des Ewigen erinnerte, die den Tod nicht f;rchten, Muscheln, Feuer ... – она, вскинув голову к небу, раскинув в стороны руки покружилась. – F;r deine Seele, die meine Gestalt nicht sieht, einen Feind, sondern eine sieht Mann, eine Frau, die ich selbst schon lange vergessen habe. Daf;r, dass du mich so angesehen hast, wie kein anderer aussah. Wenn nicht der Krieg ... Auf Wiedersehen!
И побежала прочь.
Из последнего я многого не понял. Но пообещал себе, что обязательно найду ее после войны.
Обещание не сдержал.
Завтра я умер.
Рядовой 28–й танковой,
Ваня И.К.
1942г.