(памяти моего отца посвящается)
Странная это штука – человеческая память. Она будто луч вращающегося прожектора маяка, выхватывающего из темноты какие-то детали на глади моря, периодически возвращает нам спрятанные в далёких уголках нашего мозга события, слова, даты, людей…
Вот и этот рассказ, услышанный от моего отца Карпусенко Юрия Емельяновича в далёком детстве, вдруг вспомнился мне… Я расскажу его, чтобы мои сыновья, мои внуки знали и помнили…
============
Было это в январе 1942 года в Севастополе.
С декабря 1941г. шли жесточайшие, кровопролитнейшие бои. Это была уже вторая попытка немцев овладеть Севастополем. Сильно поредевшие за осень 1941г. части морской пехоты, сформированные из курсантов военно-морского училища, матросов боевых кораблей и береговых частей флота, при поддержке береговых и зенитно-артиллерийских батарей, героически сражались за город. Всё теснее сжималось вражеское кольцо вокруг Севастополя. Таяли ряды его защитников.
Морские пехотинцы буквально вгрызались в каменистую, опалённую огнём, такую родную, такую истерзанную землю. Очень недёшево доставались немцам камни севастопольских гор. Периодически морпехи бросались в атаку на многократно превосходящего в живой силе и технике врага, и тот пятился… Пятился! Пятился, потому что не силах был сдержать рождённую в боях ярость защитников Севастополя…
Вот и в это раннее январское утро фашисты увидели поднимающуюся в полный рост «чёрную смерть» (так немцы называли морских пехотинцев – черноморцев).
Юрка вместе со всеми однополчанами шёл, нет не шёл, бежал на врага… Всё смешалось… Взрывы снарядов, пулемётные и автоматные очереди, выстрелы винтовок… Огонь, земля, люди… И в этой ожесточённой схватке уже трудно было понять где свои, где чужие… Вдруг в суматохе боя глаз выхватил совсем юного моряка, полулежащего у большого камня. Живот мальчишки был вспорот осколком снаряда… Кишки вылезли наружу… Моряк пытался их удержать, окровавленными руками зажимая живот.
– Помоги… - прошептали побелевшие, обескровленные губы.
Юрка упал рядом с ним на колени. Видно было, что помочь мальчишке уже нельзя, но и пробежать мимо было выше его сил. Сглатывая слёзы, Юрка пытался заправить кишки назад, вовнутрь и затянуть живот бинтом.
– Потерпи, браток… Потерпи, родной… Ты будешь жить… Потерпи…
Мальчишка слабо улыбнулся.
Вдруг совсем рядом послышался автоматный треск и прямо над головой, только что наклонившего Юрки, просвистели пули, в аккурат раскроив на две части его шапку и опалив волосы.
Юрка увидел неподалёку фрица, всё ещё целившегося в его сторону.
Сгоряча он вскочил на ноги. Его красивое лицо, на котором ещё секунду назад лежала печать сострадания, мгновенно исказилось злобой. Не чувствуя ничего кроме ярости, Юрка бросился в сторону врага. Тот в замешательстве, бросился бежать. В несколько шагов Юрка настиг его и с силой ударил в спину прикладом винтовки.
Немец упал, выронив автомат. С ловкостью, чувствующего опасность животного, он перевернулся на спину.
Юрка изо всей силы прижал немца к земле сапогом.
– Ты в кого стреляешь, сука!?
Он рванул на груди бушлат, открывая тельняшку.
– Сюда смотри!
Немец трясущимися руками выхватил из нагрудного кармана мятое фото и плача, прикрылся им. Скрюченными пальцами он тыкал в фото и лепетал:
– Найн, найн… Майн фрау… биттэ.. Тотэ нихт!
С фотографии на Юрку глядела белокурая улыбающаяся фрау. Но её вид только сильнее разжёг в его груди лютую злость именно к этому немцу: поверженному, жалкому… Праведную ярость за всех погибших товарищей, за лучшего друга – Кольку, за испоганенную, поруганную землю! Его, Юркину землю! Это потом, после войны, ему много лет будет сниться и этот фриц с отвратительно искажённым страхом лицом, и белокурая, улыбающаяся фрау… А сейчас… сейчас была только слепая ярость.
Юрка изо всей силы воткнул штык в грудь этого никчемного человечишки. Алая струйка потекла изо рта немца… Он несколько раз дёрнулся, извиваясь, словно гадюка на раскалённом песке, и затих…
Юрка выдернул штык, равнодушно переступил через бездыханное тело и с холодным взглядом зверя, вкусившего крови, побрёл навстречу поднимающемуся над изувеченной крымской землёй солнцу: алому-алому, словно тоже напившемуся крови… Крови: и своих, и чужих…
…Так значит, товарищ, нам здесь умирать…
Умрём же в бою, как герои.
Ни шагу назад нам нельзя отступать,
Пусть нас в эту землю зароют…
За нами – холодное море
И рвутся снаряды вокруг.
Дымится в развалинах город,
Сжимается вражеский круг…
P.S. Стихи в конце рассказа – это отрывок из песни, написанной на крымской земле во время обороны Севастополя неизвестным автором.
На фото второй слева мой отец: Карпусенко Юрий Емельянович
Фото сделано перед самой войной в Севастополе
Как он улыбается!