Несколько лет спустя.
Раззолоченная карета, на запятках которой изрядно пополневший Мушкетон, не спеша катится по проселочной дороге. Сухопарая, нарядно одетая дама неопределенных лет, с восторгом следит за могучим всадником, сверкающим галунами и вышивкой. Это господин дю Валлон, владетель этих мест, разбогатевший благодаря браку с вдовой Кокнар. Но особо счастливым Портос не выглядит – его мучает скука. Поцеловав ручку супруге и приказав возвращаться в замок, дю Валлон гонит коня в ближайший трактир. Но дворяне, сидящие там, едва кивнув Портосу, не зовут его за свой стол. На лице бывшего вояки появляется выражение, которое для его друзей значило только одно: сейчас последует вызов.
Портос: Господа, я кажется оказал вам честь, поздоровавшись с вами?
Местный помещик: Сударь, мы оказали вам честь, ответив вам. Что еще вам угодно?
Портос: Мне угодно прогуляться с вами в ближайшую рощу.
Помещик: А с какой-такой радости?
Портос: Вчера, на выходе из церкви, вы изволили неуважительно отозваться о госпоже дю Валлон, моей супруге.
Помещик: Но какое уважение должен я оказывать бывшей прокурорше? Сударь, ваш брак ужасен, ужасен, и это не только мое мнение. Вы желаете драться – извольте. Назовите имя своего секунданта.
Портос: (по привычке) У меня их трое, это… (и замирает: друзья далеко, и он ничего о них не знает)
Так камера и покидает Портоса: он схватился за шпагу, а в глазах стоят слезы.
Падуя. Арамис, точнее не Арамис, а аббат д'Эрбле, сидит над фолиантом. Задумался он глубоко, потому что все чаще посещают его воспоминания. И не только прекрасная Шевретта стоит перед глазами: все чаще вспоминается ему Ла Рошель, белая салфетка бастиона Сен-Жерве, хохот Портоса, звонкий голос д'Артаньяна и задумчивая улыбка Атоса. (тут могут быть кадры с бастиона) И аббат, оставив на столе свои труды, встает и выходит на монастырский двор, под беспощадное солнце юга. Стоит, щурится от яркого света, но голоса не исчезают: они зовут его, уговаривают, и бедный отшельник в отчаянии затыкает уши. Но он знает: это не поможет. Они придут к нему ночью и властно позовут в мир, где он был счастлив по-настоящему, хотя и не понимал тогда, что он потеряет, оставшись без этих голосов и этих улыбок.
Небольшое поместье недалеко от Блуа. Старый дом, запущенный сад и печать увядания на всем. Камера движется вдоль скрипучей лестницы, по которой взбирается старая кухарка. В конце ее стоит Гримо. На безмолвно поднятые брови старухи он отрицательно качает головой и, взяв из ее рук поднос с завтраком, осторожно скребется в дверь. Оттуда доносится нетерпеливое: "Ну!?" Гримо входит не без опаски. Атос, непривычно расхлябанный, с недельной щетиной на лице, мрачный, с налитыми от пьянства глазами, растрепанный и злой, поворачивает к Гримо голову, и нетерпеливым жестом выражает недовольство. Гримо ставит на стол поднос и пожимает плечами. Атос жестом показывает, что пишет, но слуга отрицательно качает головой. Писем все еще нет. Жестом отправив Гримо, Атос наливает себе стакан, но не пьет: подходит к окну, прижимается лбом к стеклу и смотрит на аллею, ведущую к замку. Но аллея, как и всегда, пуста. Никто не едет. Он опять остался в одиночестве.
Париж. "Сосновая шишка". Д'Артаньян в компании нескольких мушкетеров ужинает, поглядывая на двери. Он кого-то ждет. Он ждет чуда. Но, вместо знакомых до боли, отчаянно ожидаемых фигур, (Д'Артаньян даже замер, не донеся стакан до губ) появляется Феррюсак.
Феррюсак: Лейтенант, хорошо, что я вас нашел. Нас ждет Тревиль.
Д'Артаньян со вздохом встает, берет свои вещи со скамьи, бросает монету трактирщику и выходит за Феррюсаком. На пороге он останавливается и оглядывается. В дымном полумраке кабачка три знакомых фигуры жестом приветствуют его. Еще раз вздохнув, гасконец уходит в ночь.
Конец второго сезона