.
Глава 6. Твердохлёбовщина
Новобранцы в банде подвергались непременной проверке. Древний обычай «повязывания на крови» применялся Федькой Твердхлебовым твёрдой рукой. Со своей заветной мечтой о Беловодье он был идеалистом. А соответствия с идеалом достигал «пуская в расход» всех, кто не вписывался в нарисованную его воображением «картинку». Очевидная её лубочная первооснова нисколько не смущала теоретика применять на практике столь далёкие от реальности догматы. По кержацкой привычке он поначалу повсюду возил с собою в притороченной к седлу торбе индивидуальную посуду, но таборная жизнь заставила его отказаться от столь ортодоксальной опрятности. Попытки распространить гигиеническое правило старообрядцев на весь «партизанский отряд» не возымели успеха. Не смотря на то , что на железной дороге, вдоль которой мы двигались, свирепствовали тиф и дизентерия, в походной суматохе взявшая на себя обязанности маркитантки подруга Сороки Груня и сменявшиеся "дежурные по кухне" сваливали чашки, ложки, кружки в один куль, мыли всё это в холодных ручьях и о индивидуальной посуде не могло быть и речи. Смирившись с таким положением дел Фёдор Евлампиевич Твердохлёбов всё же носил за голенищем индивидуальную ложку, которую он «мыл» примитивным первобытным способом, до блеска вылизывая орудие приёма пищи после еды. Проделав это обеззараживающее мероприятие, он привычным жестом разбойника, втыкающего нож за голенище сапога, возвращал ложку на место возле алого лампаса поверх синей штанины. Не расставался он и со своей кружкой -подружкой, памятью о боях за Веру, Царя и Отечество. «Ерманская» в его устных воспоминаниях выглядела непрерывной картиной батальных сцен, в которых он был всегда на переднем плане на наровистом скакуне, замахнувшимся блистающей шашкой на улепётывающего врага. Эту шашку с выпенрдристым малиновым темляком он и в своей разбойничьей жизни таскал на боку, точил её о смазанный пастой гоей ремень и, полюбовавшись верной красавицей, возвращая её в ножны. Злотоустовский клинок служил есаулу и средством для бритья, и зеркалом, и символом власти, и подтверждением его воинской доблести. Как и два георгиевских креста на мышиного цвета кителе. Во всей этой красе он и воображал себя запечатлённым кадрами фронтовой кинохроники или даже кистью художника-баталиста, на холсте, вставленном в золотую багетовую раму на стене Зимнего дворца. Возле этого холста пренепременно должен был в задумчивости остановиться «осударь ампиратор», и, блистая червонным шитьём полковничьих погон, произнести в задумчивости: «Вот на таких богатырях Русь держится!»
Не смотря на то, что «по праву синьора» Федька Твердохлёбов не прочь был погреться под боком хозяюшки, когда нашему отряду удавалось остановиться на постой у какой-нибудь нестарой зажиточной вдовушки, он постоянно вспоминал о своей оставленной на Алтае жене и двух ребятишках. Он даже рассказывал нам, что его Степанида и Фролушка с Марьяшей являются ему во снах в белых одеждах , осиянные нездешним светом. Воспоминания о жене и детишках были для Твёрдого чем-то вроде воображаемой иконы. Они в самом деле светили Фёдору Евлампиевичу неугасимой лампадою во мраке разбушевавшейся стихии бытия.
- Как они там? Живы ли! -крестился есаул двумя перстами на образа в красном углу, ежели мы квартировали в справной избе. А если в -в лесу- то на солнышко-днём, на луну или звёзды -ночью.
-Всё божий мир! - приговаривал он.-И повсюду ангелы небесные нас сопровождают.
Бывало он доставал из притороченной к седлу сумки Псалтирь, и, раскрыв его, шевеля губами, молился, тихо напевая псалом.
Он корил разбойников, если они без меры били дичь или вылавливали столько рыбы, что она пропадала. Осенние озёра в Западной Сибири -сущий клондайк для охотников и рыбаков. А в пору, когда обезлюдели их берега, дичь и рыба плодились в безмерных количествах. Поэтому мы не бедствовали.Походный наш паёк был избыточным. Нам даже не хватало ртов, чтобы съесть столько дичи и рыбы.
-Не надо лишнего у Природы брать! Она этого не прощат!- нравоучительствовал Твердохлебов.
Однажды ранней осенью Гром метким выстрелом из винтовки уложил лося. Сделать это было нетрудно, потому что рогач вышел на него сам. Мирными или воинственными были намерения зверя в пору гона - один Леший знает. Но выстрел побудил таёжного гиганта нацелить рога-лопаты на Грома и сделать прыжок в сторону стрелявшего. Струхнув, Гром бросился было наутёк, но остановившись, увидел, что лось замер на месте и, глядя мутнеющими глазами на своего убийцу, рухнул набок...
Начало ноября выдалось на удивление тёплым. Солнышко припекало. Два дня мы пировали, обжираясь мясом. На третий -рои мух, невыносимая вонь и привлечённый запахом гниения медведь заставили нас переместить свой табор подальше от разлагающейся туши. Мы успели испечь на угольях и сварить в котле только печень, простреленное Громом навылет лосиное сердце, почки и одну заднюю ногу с филейной частью, остальное пришлось оставить доедать медведю, лисам и волкам, которые принялись завывать, как только потянуло душком.
-Вот видишь!- поучал "благородие" Грома.- По теплу не следовает столько мяса заготавливать...А ты лося завалил.
Есаул вообще жалел зверьё. Он мог освободить из охотничьего капкана волка. Его не смущало то, что прежде чем разжать металлические челюсти-хватала, хищнику надо было стянуть верёвкой пасть. А чтобы перевязать поврёждённую лапу, держать зверя вчетвером. Может быть он чувствовал родство с тем волком. Но он, сам, не прибегая к помощи вызывающейся помочь сердобольной Груни, перевязывал зверю рану на лапе, пока не срослась повреждённая кость. Поначалу волк рычал и норовил схватить своего спасителя за руку. Потом успокоился. И когда с него сняли верёвочный намордник, привязанный к берёзе смиренно лежал, водрузив голову с чуткими ушами и всевидящими зыркалками на передние лапы. Повреждена была лишь одна задняя. И пока она не срослась,мы не двинулись с места. Попервости ночами вокруг нашего становища раздавались заунывные волчьи завывания, волк-калека, которому Степаха-балагур дал немудрёную кличку Серый, откликался. И было не очень-то приятно слушать эту леденящую душу перекличку.Волновались кони. Их приходилось привязывать покрепче.Коновязью служили нижние ветви елей, стволы берёзок и осин лесного подроста. Бывало, напуганная лошадь ломала толстый сук или вырывала деревце с корнем. В конце концов есаул выпустил зверя на свободу и тот , прихрамывая, скрылся в чаще , откуда временами доносился его заунывный вой.
- Тоскует по волчице. Совсем отбился волк от стаи. А волк без стаи - уже не волк. - говорил Апчай. Так звали явившегося однажды ночью в свете костра хакаса.Ни он, ни молоденький попик Феодосий, к которому Твердохлёбов обращался непременно величая его "батюшка", пока не прошли обряда "повязывания на крови" и в банде никто не догадывался, что им на этот счёт будет послабление.
***
- И что ж вас заставило по лесам прятаться?- на следующее же утро, после того , как соткались из темноты Апчай и Феодосий, спросил Фёдор Евлампиевич вновь прибывших. Не то что бы он допрашивал,решивших податься "в партизаны", но всё же прощупывал -чем они дышат. Настоящая же "проверка на вшивость" происходила "в деле".
- Так больно лютуют и красные, и белые, - прищурив и без того узкие глаза-щелки, отвечал Апчай.- Камлал я на Праздник Белой Волчицы у Чёрной Горы, у Святых камней, огонь разводил, травы , задабривающие духов, сыпал, а дурковатый мужик в будёновке налетел на коне - жеребец копытами жертвенный огонь потоптал, мне плёткой досталось, и бубен мой шаманский - шашкой на мелкие кусочки...
-У нас в Турочаке* алтайцы тоже камлали, а недалечь наша церква-голубка стояла, ещё дед мой её с казачками срубил, лемешком крыл, но шаман с попом не ссорились. Наоборот - их часто можно было видеть вместе. У нас и старообрядцы наособицу молились, но с никонианцами никогда не враждовали, хотя кой-кто из неистовых старцев и звал их Антихристовым отродьем. Но вот теперь -то мы , похоже, и впрямь Антихриста узрели!
-Так и мне невдомёк, ваше благородие, чего так лютовать? Кому мои камлания помешали? Я то терпел - и когда этот дурак с парабеллумом в юрту вломился, жратву требовал, рвал зубами круг сыра, потом, бросив, сыр наземь, по баранам в загоне стрелять начал. Я сыр тот надкушенный омыл -и все одно съели, и барашков ободрал-мясо все в котёл пошло.Устроил большой той* для соседей. Но и терпению бывает предел...Опять разбойник наведался. Кажется, правда, то уже не комиссар был, а кто-то из рыскающей по Хакассии банды Петьки Чернышова...Все в моей башке спуталось, когда толи он, то ли тот Лёха в будёхе намотал на кулак косы моей дочери и стал расстёгивать штаны...Ну я его колотушкой от бубна по дурьей башке и треснул, отослав его дух в нижний мир к Эрлик-хуну..*
- Ну а потом, конечно, пришли каратели...
- На третий день. Хоть я и прикопал злодея под Каменной горой скрытно. Но сосед донес Петьке Чёрнышову. Один из тех , что со всеми баранину из казана уплетал за обе щеки да похваливал. Видел, как я ночью на коня труп вьючил.Ну а когда уж Петька стал допрос чинить, пришлось мне уносить ноги -да подальше.Добро -другой сосед предупредил, помог в пещере с женой и дочкой спрятаться. А юрту со всем добром пришлось бросить.Потом только и видел из пещеры на горе, как она горела...
- Н-да! История!- похлапывал Твёрдохлебов плёточкой по загребастой ладони. И плёточка эта вполне могла быть пущена в ход при любой перемене его настроения.- Чтобы скотину стрелять, юрты жечь! Это ж какими надо сволочами быть!
-Вот и я о том! Чуть что -тарынчах* в ход пускают!-Как завороженный смотрел хакас на плётоку выжидающей змейкой наизгиб зажатую в кулаке атамана.- А ведь, вроде, собирал Чернышов старейшин и шаманов,толковал с ними о Сибирской республике, да и красные только и знай что о свободах от ханов талдычат, а тут такое! Чернышова хакасы за его смоляную шевелюру прозвали - Петька Харапас. Петька Чёрная голова. Вроде, на словах -лучший друг хакассов и уйгуров. Но кто знает -какие чёрные мысли гнездятся в той голове?И о чём вообще орыс кызы* думают..
-Ты давай, батя! По нашему изъясняйся. Я-то знаю, что "торычах"-по-хакасски плётка, а "тыршыс–хат" — вредная баба.А ребята будут тебя только через слово понимать. Тебе оно надо? В обиду я тебя не дам, получишь ты и винтовку с патронами. Молись своим духам- в отряде тебе никто этого запрещать не будет. Наоборот -проси духов, чтобы они нам помогали...
Того короче оказалась история, пономаря Вознесенской церковки из села Приозёрье отца Феодосия.
-Сущие, Антихристы, Фёдор Евлампиевич! -Причитая, постоянно осенял себя крестным знамением черноризник.- Вломились во храм- и давай оклады с икон сдирать,утварь церковную по мешкам рассовывать. А мне видение было- то чертяки рогатые с иконы "Судный День" в левом пределе-во плоти во храм ворвались. Один даже на коне въехал, ну я в него и запустил подсвешником. В висок угодил аспиду- и наповал...
-Ясно! Хотя бы от одного чертяки божий мир избавил! И тебе это зачтётся! - прервал Твёрдохлебов этот экспромт-допрос.- Байдон! Выдай и ему винтарь, а то подсвешниками кидаться -много не навоюешь. Да и нет у нас их тутока...
__
*Эрлик -хун, в хакасских поверьях главное божество нижнего мира.