Смотрицкий Е.Ю. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ: ЭТЮДЫ ПЕССИМИЗМА
Цикл моих статей, посвященных глобализации, опубликованных в сборнике
"Русское Зарубежье: Антология современной философской мысли / Cост. М. Сергеев. - Boston: M Graphics, 2018. — 379 с."
Все эти статьи есть по отдельности на этом сайте и были опубликованы в разных изданиях по мере написания. Но здесь собраны вместе. Сюда не вошла статья "Глобализация и люмпенизация: социальные корни преступности", поскольку она была написана ещё на Украине, до эмиграции.
Евгений Смотрицкий (Германия)
Смотрицкий Евгений Юрьевич, родился (1959) и вырос в поселке Солёное (Украина). Окончил химический факультет Днепропетровского университета в 1981 г. 7 лет работал химиком в научно-исследовательской лаборатории при Транспортном институте (ДИИТ), затем окончил аспирантуру при Центре исследований научно-технического потенциала и истории науки АН Украины им. Г. М. Доброва. В 1992 г. защитил кандидатскую диссертацию в Институте философии в Киеве на тему: «Философский анализ химико-технологической деятельности и ее экологических последствий». С 1992 по 2002 гг. на преподавательской работе в родном Днепропетровске: 2 года преподавателем истории в ПТУ;67, затем доцент в Институте усовершенствования учителей и по совместительству преподавал философию, этику, религиоведение в различных вузах Днепропетровска. Правда, год был преподавателем Юридического института МВД с курсом профессиональной этики милиционера.
Проблемное поле научных интересов можно сформулировать следующим образом — глобализация во всевозможных измерениях, кроме экономического;
культура как экологическая ниша homo sapiens;
культура как механизм социо-природного гомеостазиса;
физика и метафизика социального пространства: этика, экономика, экология.
10 лет читал обзорные лекции учителям и студентам по глобалистике. Интерес к этой тематике не пропал и сегодня. Мой интерес к глобальным проблемам возник во время работы над кандидатской диссертацией. Диссертация связана с экологической проблемой,а эта проблема относится к разряду глобальных. Меня интересовали
масштабы и динамика роста химического воздействия на природу,сущность искусственного и естественного, анализ понятия «экологическое равновесие», естественные и искусственные материальные циклы и их временные характеристики, осмысление и сущность экологического кризиса, вклад отдельных наук в понимание
экологических процессов, изменение ценностного подхода к природе в новое время, поиск рекомендаций и путей выхода из кризиса. Это междисциплинарное исследование на стыке истории науки, философии, экологии, глобалистики. Особый интерес для меня представляет моральный аспект глобализации. Именно в этой сфере происходит слом культуры, культурологический разрыв. В новых условиях жизни девальвируются сложившиеся веками ценности, теряют эффективность механизмы их поддержания, поскольку жизнь требует другого.
С 2002 г. живу в Германии. Хронический безработный, даже при том, что сейчас официально работаю в качестве социального работника при еврейской общине. Годы полной безработицы — самые плодотворные в моей жизни. Написаны десятки философских и публицистических статей по проблемам глобализации, образования, этики, философии техники. Переведён ряд книг и статей с немецкого, английского, украинского на русский. Статьи в эти годы публиковались прежде всего в философском альманахе «Філософія. Культура. Життя» (Днепропетровск), Вестникe Днепропетровского национального университете (серия история и философия науки и техники), в педагогических журналах издательства ПЛЕЯДЫ (Киев), в электронном культурологическом журнале РЕЛГА (при нём с 2009 г. я являюсь редактором на общественных началах). Были публикации в газете «1 сентября» (Москва), Евро-
па-экспресс (Берлин). Подготовил и издал 5 книг в издательстве Altaspera Publishing and Literary Agency, www.lulu.com/shop/search.
ep?keyWords=Smotrytskyy&type:
1. Философская публицистика (2013).
2. Образование в поисках образа (2014). Соавтор Е. Шейнина.
3. Екологічна свідомість (укр.) (2017).
4. Наука и техника: история, философия, методология, мировоз-
зрение (2017). Соавтор В. Шубин.
5. Эмигрантский цикл (2017).
Более подробно и эмоционально я написал о себе в журнале ТО-
ПОС, www.topos.ru/article/1937.
ГЛОБАЛИЗАЦИЯ: ЭТЮДЫ ПЕССИМИЗМА
Глобализация социальной и ментальной деструкции
Сложность социальных процессов столь высока, что периодические политические кризисы неизбежны (А. Бергсон). Этот вывод сделан относительно отдельных государств. В эпоху глобализации, когда меняются функции и сама сущность государства, социальные процессы проще не становятся. Поэтому надеяться, что в ходе глобального прогресса социальные противоречия будут неизбежно и безболезненно устранены, не приходится. К сожалению, распространённым способом разрешения неразрешимых социальных проблем часто является война. Это форма «социальной перезагрузки». Она не имеет морального оправдания, что не мешает ей быть атрибутом истории.
Глобализация многомерна и преследует вполне определённые цели ради конкретных результатов (сверхприбыль на разности цены рабочей силы в разных регионах планеты и новые рынки сбыта). Какие-то цели и результаты достигаются попутно, хотя прямо и не ставятся, и не ожидаются. В том числе есть и негативные результаты глобализации, которые точно не формулируются как цель, но они есть.
Глобализация не просто поднимает на новый уровень социальные проблемы. Она порождает новые. Самое страшное непреднамеренное следствие глобализации — разрушение устоявшегося социального и культурного пространства (Д. Кортен). Фактически это угрожает разрушением традиционной государственности для стран, от которых исходит глобализация и унификацией и уничтожением традиционной культуры в странах, подвергающихся глобальной экспансии.
Разрушение сложившегося социального пространства неизбежно ведёт к социальной и психологической напряженности, поскольку отпадает потребность в устоявшейся системе ценностей. А человек, сформировавшийся в отмирающем обществе, остаётся наедине со своими привычками. Чем глубже было впитано человеком мировоззрение уходящей эпохи, тем сложнее ему перестроится (чем ты лучше, тем тебе хуже, что заметил уже Ницше). Поэтому возникает фрустрация, когда старые ценности уже не работают, а новые — либо непонятны, либо неприемлемы. Это сильнейший внутренний психологический конфликт, который выплёскивается и во вне. Легче всего приспособиться к новым условиям цинику и конформисту, который не ориентируется на жесткие традиционные поведенческие рамки, а реально и без иллюзий смотрит на вещи. Внутреннего конфликта у такого человека нет, но зато есть внешний. И остановить такого человека в его поступках может только закон. Это и сложилось на
сегодня в странах с развитой демократией и правовым сознанием. Но это фактически деморализация всего общества. Разрушение социальности ведёт к разрушению (за невостребованностью) морали, вызывает состояние аномии (Э. Дюркгейм.
Ни XXI век, ни глобализация не решили проблему десоциализации общества, но усугубили её. Как показал Г. Маркузе, правовое общество с технократическими ценностями востребует «одномерного человека», а система образования продуцирует, «образует» такого «человека». Это фактически дегуманизация человека. Одномерно-
му человеку легче приспособиться к любым условиям, и им легче управлять, но и называть Человеком в полном смысле уже нельзя.
Разрушение социальности ведёт к массовой миграции. Масштабы колоссальны. Но если Великое переселение народов было переселением именно народов как целостных культурных социальных организмов, то сегодня мигрируют именно «осколки народов», которые несут с собой старые привычки, но не в состоянии социокультурно
воспроизводить себя. Возникает проблема самоидентификации человека в глобальном мире. Появляется «свой» и «чужой», причём один человек может быть в двух ролях, поскольку в условиях глобализации не планета становится родиной, а родина — чужбиной. А это причина психологического шока, который и не собираются устранять.
Kaiserslautern, 2009
Беженцы
Планета Земля — планета наёмников и беженцев. Таково логическое завершение идеалов Гуманизма и Просвещения. Человека нельзя лишить жизни. На страже его биологического существования стоят идеалы религий, гуманизма, права. Но человека
можно лишить социального пространства. И тогда он обретает статус беженца. Это равносильно смерти. Парализованный человек интересен лишь родственникам и медперсоналу. Первым — из чувства долга, любви, сострадания. Вторым — по долгу службы, за деньги.
Так и беженец — человек, потерянный для общества. А интересен он лишь тем, кому это выгодно, кто за это получает зарплату или политические дивиденды. Кто такие беженцы? Откуда и куда они бегут? Каким ветром они гонимы? Обязательно ли бежать, чтобы быть беженцем? Все ли сбежавшие «из» и прибежавшие «в» — беженцы? Кочевники — это беженцы? Вопросов больше, чем достаточно. Но нужны ответы.
Лев Николаевич Гумилёв, историк, географ, мыслитель, со свойственным ему юмором сказал, что все народы когда-то откуда-то пришли. Всегда было переселение отдельных людей и целых народов. Процесс миграции, с большей или меньшей интенсивностью, никогда не прекращался. Всегда были переселенцы. В каком-то
смысле были и беженцы. Ведь казачество — это тоже беглые люди. А исход евреев из Египта! Изгнание их из Западной Европы: в XIII в. из Англии, в XIV в. из Франции и Германии, в XV в. из Испании. Пираты и покорители Америки — тоже беженцы. А кем были викинги: беженцами, завоевателями, или и тем, и другим?
В истории всё было. Но ХХ в. принес новые масштабы, новые причины, новые проблемы. Процесс глобализации проявился и в этой области. Рост населения, совершенствование транспорта и оружия — создали предпосылки для увеличения потока беженцев. В итоге к концу ХХ века их число оценивается более чем в 19 млн.
человек. Процесс затронул десятки стран. Это уже глобальная проблема. Создан специальный комитет ООН по делам беженцев. На глазах возникает отрасль международного права по решению проблем беженцев. Возникла масса благотворительных фондов и организаций помощи беженцам. Позволю себе несколько неуместную здесь шутку Марка Твена о том, что на благотворительности и филантропии можно неплохо подзаработать. Бороться, как известно, нужно всегда с причинами, а не со следствиями. В чем же состоят эти причины, ведущие к широкомасштабному бегству людей с родной земли? Сказать, что природные катастрофы, военные, религиозные и этнические конфликты, политические и экономические кризисы есть причина феномена беженцев — значит, почти ничего не сказать. Но что есть причина всего перечисленного, кроме природных катастроф? Всегда за чьими-то слезами стоит чья-то корысть, подлость и ошибки. Всегда есть доля субъективных причин. Более 5 млн. афганских беженцев — цена советской «интернациональной помощи» Афганистану в 1979–88 гг. Почему в Израиле, куда «сбежались» евреи со всего мира, — нет беженцев, а в Палестине более 50 лет существует «неразрешимая» проблема палестинских беженцев? Позволю себе ответить: потому что палестинский народ превращен в средство для достижения политических целей своими руководителями. Трудно сказать, кто прав, кто виноват был в Югославии. С одной стороны — стремление к свободе и независимости разных этносов и конфессий, с другой — желание сохранить целостность государства и нерушимость
европейских границ после Второй мировой войны. Но вопрос в другом: чьим оружием они воевали? Чья «братская» и «техническая» помощь привела к кровопролитию и потоку беженцев, захлестнувшему Европу?
Примеры можно продолжать, хотя очевидно, что политические ошибки и интересы далеко не последняя причина появления беженцев. Что же касается природных катастроф, то и здесь не всё однозначно. После страшного наводнения в Германии в августе 2002 г. есть пострадавшие, но нет беженцев. В цивилизованном мире общество не оставляет в беде человека.
На планете Земля не осталось ничьих территорий. Кочевать нельзя, бежать можно только на чужие владения. Но почему чужие лучше своих? Почему чужие должны принимать беженцев? Сколько они должны? Проблема эта не только нравственная, юридическая, политическая, но еще и экономическая. Принимает беженцев Европа и США, но их ресурсы тоже не безграничны. Принципы гуманизма не позволяют отказать в помощи? Это хорошо, но почему они позволяют торговать оружием? Или опять действует простой политический и экономический расчет? За множеством фактов трудно найти закономерность. За деревьями не видно леса. Но все-таки вопрос: есть какая-то закономерность в проблеме беженцев или нет, есть главная объективная причина или нет? Думаю, есть. Боюсь быть примитивно схематичным, но, как мне кажется, следует выделить два периода: локальных цивилизаций и глобальной цивилизации.
В первый период социальное пространство было меньше географического. Народы могли кочевать в ландшафте, слабые могли убежать от сильного. Но было куда бежать. Если это не удавалось — слабый «растворялся» в сильном. Мужчин уничтожали, женщин брали в жены. II период характеризуется глобальным освоением планеты.
Поначалу просто благодаря возможности глобальных транспортных коммуникаций, а затем и распространяя новые принципы организации жизни с помощью новых транспортных средств и оружия. Эти новые принципы базировались на идеалах и ценностях Гуманизма: человек есть высшая ценность, свобода и активность — его неотъемлемые права. Рыночная экономика и связанная с ней конкурентная
борьба — естественное следствие. Однажды появившийся Рынок начинает расти, и этот процесс заканчивается формированием всемирного Рынка. Национальные и региональные Рынки порождали локальные проблемы. Глобальный Рынок порождает глобальные
проблемы. Беженцы — один из атрибутов Рынка, один из узелков обратной стороны мягкого ковра.
Глобализация — это эпоха, когда субъектами истории становятся не народы, этносы или их объединения в государства, а транснациональные корпорации. Борьба идет уже не между носителями крови и духа, а между денежными группировками. Не за географическое пространство и идеалы, а за рыночное пространство без идеалов.
Для денег — нет национальных, религиозных, государственных границ. Они всё подчиняют своей простой логике. Бог глобализации — бухгалтер. Современный человек зависит не от племени и погоды, а от возможности «подключиться» к финансовым потокам. Цивилизованные страны пытаются противостоять этому процессу, поддерживая малый бизнес и создавая систему социальной защиты. А страны третьего мира оказываются вовлеченными в водоворот глобализации, который «вращает чужие турбины». Они отдают им свою энергию, теряя при этом свою социальную организацию, традиции, образ жизни. Кто не нанялся на какую-либо работу — становится беженцем у себя дома. Такую логику развития предсказывал русский мыслитель К. Д. Кавелин. В середине XIX века он писал: «Нетрудно себе представить, что наступит время, когда в индустриальном и промышленном отношении весь мир будет составлять одно
целое, управляемое одними экономическими законами. Что же? Лучше будет положение масс от всемирной монополии землевладения и поможет против нее всемирная конкуренция? Нет, не количественное, а качественное врачевание социального недуга может положить ему конец» .1 И далее: «Бездомность, необеспеченность быта, пока она не охватила огромные массы людей, есть такое же печальное явление общественной жизни, как и многие другие, но не есть ещё признак органического расстройства… Но когда в это положение придут большие массы или, что еще хуже, большинство народонаселения, тогда-то опасность становится велика, и тут паллиативы ничего не помогут: очевидно, общественный организм страждет, и нужны сильные, радикальные меры, успех которых всегда сомнителен».2
Параллельно с экономическим процессом глобализации идёт духовный процесс формирования «нового человека». Немецкий мыслитель Освальд Шпенглер так характеризует этот процесс: «Цивилизация со своими гигантскими городами презирает корни души и избавляется от них. Цивилизованный человек, интеллектуальный
кочевник вновь становится микрокосмом, не имеющим родины, духовно свободным… Ubi bene ibi patria (где хорошо, там и родина) — таков лозунг периода до возникновения культуры и после ее исчезновения» .3 Выражаясь языком русской литературы — это временщик, который ради индивидуального выживания разрушает все:
природу и культуру. И всё в соответствии с идеалами гуманизма!
Культура исчезла. И что же делать? Создавать новую! Идёт глобальная перестройка теперь уже единого человечества. Сохранение существующей тенденции развития — это катастрофа. Спустя почти сто лет можно повторить того же Освальда Шпенглера: «Теоретико-правовое осмысление основных ценностей нашей действительной жизни ещё не началось. Мы ещё даже не знаем этих ценностей» .4 Культурологическая многомерность проблемы беженцев неисчерпаема. Но если выделить главное, то беженцы — это категория людей, лишенных социального пространства, утративших органическую связь с обществом, в котором они сформировались как личность. Это люди, которые не создали новую целостную социальную организацию, люди, не ставшие органической частью чужого общества. Лишившись старого своего, не создав нового своего, не обретя чужого — они никто. Даже если их закормить гуманитарной едой,
укутать гуманитарными одеялами и расселить по гуманитарным жилищам. И чем больше становится людей с таким статусом, тем более зыбким становится наш общий мир.
Безусловно, лучше беженцы, чем ГУЛАГ, «Ираклаг», Варфоломеевская ночь и Кампучия «красных кхмеров», но давайте попробуем убедить в этом беженцев и самих себя.
Kaiserslautern, 2003
1 Кавелин К. Д. Наш умственный строй. — М.: Правда, 1989, с. 113.
2 Там же, с. 116.
3 Шпенглер О. Закат Европы. Т. 2. — Мн.: ООО «Попурри», 1999, с. 113.
4 Там же, с. 103.
Субъект истории в эпоху глобализации
В целом проблема глобализации видится как проблема самоорга-
низации человечества в абсолютно замкнутом, ограниченном про-
странстве. Народы всегда воевали между собой. Всегда шла война
за оазис, за пресную воду, за золотую жилу, за нефть и т. д. И все-
гда была проблема организации общества в замкнутом жизненном
пространстве: долина реки, склон горы, берег моря. Границы уста-
навливала либо природа, либо соседи. Если экстраполировать эти
два процесса (борьба за господство над жизненным пространством
и организация жизни в этом пространстве) на глобальный уровень,
то возникают качественно новые проблемы.
Бытие истории реализуется в процессе взаимодействия социаль-
ных структур. Социальные структуры, которые определяют ход ис-
тории, можно назвать субъектами истории. История предоставляет
большое разнообразие подобных структур, объединённых по тому
или иному принципу или комбинации принципов: этническому, ре-
лигиозному, государственному, политическому, географическому,
экономическому. В наше время большое значение обретают надна-
циональные экономические структуры — транснациональные кор-
порации. Они обладают такими материальными и человеческими
ресурсами, что можно говорить о них как о субъектах истории. Они
влияют на внутреннюю и внешнюю политику государств, добивают-
ся усиления влияния в ООН. От их внутренней экономической по-
литики зависит благополучие миллионов людей. У них в руках, если
можно так выразиться, «историческая власть». Что из этого следует?
Если рассматривать ход социальной эволюции на уровне этих
структур, то неизбежна конкурентная борьба между ними, а так-
же между этими структурами и государствами. Компании пресле-
дуют, прежде всего, экономические цели. Функции же государства
значительно шире. Но национальные правительства могут превра-
титься в проводников политики ТНК. Тогда государство как субъект
истории и выразитель национальных интересов теряет свою силу
и смысл. В каком-то смысле ТНК становятся преемниками государ-
ства. Эту тенденцию можно обнаружить уже сегодня. Например,
многие крупные фирмы имеют свои кодексы чести (мораль и табу),
свою символику (новый тотем), свою службу безопасности, свои
учебные подразделения, своих летописцев, свои масс-медиа и PR.
Тогда можно без натяжки сказать, что «родиной» может стать че-
ловеку транснациональная компания. Поскольку нельзя родиться
членом компании, а без принадлежности к крупным структурам
нельзя выжить, то жизненный вектор человека будет определятся
процессом «социализации в ТНК». Этот процесс будет порождать
новые ценности и новые отношения между людьми, новую мораль
и новое право.
Глобализация разрушает старые и порождает новые структуры,
значит будет идти процесс выработки новой морали и «отмены»
старой. Границы, которые будут разделять людей, будут проходить
прежде всего не в государственном, этническом или религиозном
пространстве, а между новыми структурами. Переход из старой
структуры в новую сопряжен для человека (осознанно или нет) с от-
казом от старой системы ценностей и принятием новой, своеобраз-
ной духовной трансмутацией, или проще сказать — предательством,
изменой.
Выживет тот, кто предаст. Все члены этой структуры становятся
«своими», значимыми, и вырабатываются новые принципы отноше-
ний внутри и вне структуры. Английский язык сегодня важнее род-
ного, интересы фирмы для человека важнее Родины, а деловые от-
ношения важнее родственных. Люди же, которые по тем или иным
причинам выпадают из структур — обречены на вымирание. Эти
люди создают свою мораль и свои структуры.
Каковы возможные следствия? Сегодня мало шансов стать пи-
ратом или казаком. Зато можно стать террористом. Какую модель
школы, искусства, науки и идеологии предложит глобализирующее-
ся общество — зависит от соотношения сил и интересов ТНК, госу-
дарств и общества.
Kaiserslautern, 2005
Анри Бергсон о природе морали и глобальном вызове
Многое свидетельствует о стремительном приближении чело-
вечества как целого к очередной узловой точке в своей истории.
Возможности науки и техники возрастают лавинообразно. Но так-
же лавинообразно возрастают и проблемы: этические, экологические, да и экономические. Безусловно, всё это находит отражение
и в политике. Но политические силы пытаются любой ценой со-
хранить существующую модель социально-экономического развития. Знание о том, что эта модель неоднократно приводила к кризисам на локальном и региональном уровнях, а значит, приведёт
и к глобальному кризису, не останавливает. Паллиативные меры,
и прежде всего разработка концепции устойчивого развития, прак-
тически ничего не решают, скорее выступают инструментом пиара
(PR) для обоснования и выгодного освещения заранее принятых по-
литических решений, нацеленных лишь на увеличение экономиче-
ских показателей.
Столбики и строчки с цифрами, или выражаясь математиче-
ским языком — матрицы, оказываются той реальностью, вокруг
которой выстраивается жизнь всего человечества. Но втянутость
человечества в эту смертельную игру с цифрами ещё не означает
заинтересованность всего человечества в этой игре. Значит, будет
нарастать — сперва стихийно, затем более организованно — cоп-
ротивление этой тенденции. Схватка за жизненное пространство,
сырьё и энергию будет жестокой. В этом сомнения нет. Но главная
проблема не в этом. Кто бы ни победил — необходимо менять базо-
вые ценности, структуру общества и модель жизни. В противном
случае победителя не будет. Будет лишь отсрочка конца, и то в луч-
шем случае. Впереди у человечества золотой век. Но начнётся ли
он с нуля или будет продолжением достигнутого интеллектуального
и технологического уровня на новой духовной основе — зависит от
самого человечества. Трудно представить, что в результате горячих
или холодных политических дискуссий будут приняты политические
решения, которые изменят ценностный базис человечества и позво-
лят свернуть с пути тупикового прогресса. Но не стоит гадать. Не-
обходимо осваивать уже сделанное и предлагать конкретные аль-
тернативы. Удивительно актуально звучат сегодня философские
сочинения французского мыслителя Анри Бергсона (1859–1941).
Прежде всего, речь идёт о его последней крупной работе, вышед-
шей в 1932 г., «Два источника морали и религии», хотя интересные
размышления относительно морали, социальной философии встре-
чаются и в самом известном сочинении Бергсона — «Творческая эво-
люция» (1907).
Философ специально не рассматривает вопросы образования, но
его размышления легко переносятся в эту сферу. Мы и попытаемся
показать это в данной статье.
В общих чертах концепция Анри Бергсона выглядит так. Су-
ществует изначальный космический поток жизни. У этого пото-
ка есть определённые закономерности, но в то же время он при-
надлежит сфере свободы и пути его развития предсказуемы лишь
в общих чертах. Но конкретное воплощение, жизненного порыва
непредсказуемо и реализуется в процессе творческой эволюции.
Жизненный поток, обладающий жизненным порывом, импульсом,
распадается в ходе эволюции на материю и дух. При этом материя
является как бы носителем духа. Материя эволюционирует в 2-х
больших направлениях: автотрофные растения и гетеротрофные
животные. Дух, вернее сознание, как бы замирает в растениях, но не
исчезает, а в животных дух распадается на 2 формы: инстинкт и ин-
теллект. Инстинкт находит высшее развитие у социальных насеко-
мых, но при этом инстинкт находится как бы в «бахроме» интеллек-
та. Интеллект же нашел своё высшее воплощение в человеке, хотя
и он в свою очередь существует в «бахроме» инстинкта. Эти остатки
инстинкта позволяют человеку в условиях кризиса, когда интеллект
не справляется с возникающими задачами, включать механизм ин-
туиции, позволяющей находить необходимые правильные решения.
Согласно Бергсону, биологическая эволюция происходит путём
параллельного развития пучка направлений, исходящих из общего
начала. В отличие от неё социальная и психологическая эволюция
протекают как бы путём последовательного чередования двух сме-
няющих друг друга тенденций. Общество, согласно мыслителю, раз-
вивается путём последовательного чередования двух фаз: открытой
и закрытой. «Закрытое общество» и «открытое общество» — важней-
шие категории в философии Бергсона. Первое характеризуется за-
мкнутостью, жесткой иерархической организацией, дисциплиной,
значимостью каждого члена, неподвижностью (минимум разви-
тия). Мораль в этом обществе является моралью принуждения, ко-
торое как бы «разлито» во всём обществе и следует из всего образа
жизни закрытого общества.
Закрытое общество, по мнению философа, является естествен-
ным его состоянием. Но наступает момент, когда оно «открывает-
ся»: нарушается его организация, рушатся ценности, отмирает мо-
раль принуждения. Всё приходит в движение. Это результат нового
жизненного порыва, нового импульса, который порождает одержи-
мого мистика, увлекающего за собой массы людей своим примером,
энергией, верой. Так на смену «закрытому обществу, статической
религии и морали принуждения приходит «открытое общество»
с динамической религией и моралью свободного следования за ми-
стической личностью.
Мыслитель усматривает взаимосвязь между мистическим жиз-
ненным порывом и эпохой индустриализма. Великие научные
открытия, технические изобретения и стремление к достатку
и стабильности создали современную европейскую цивилизацию.
Но ввиду некоего трагического, как считает Бергсон, отклонения
в самом начале импульса наша цивилизация пошла по пути роско-
ши и жажды удовольствий. И сегодня она пытается навязать этот
импульс всему миру. А это представляет глобальную опасность. Но
поскольку развитие общества, по Бергсону, происходит путём че-
редования 2-х противоположных тенденций, то на смену этой тен-
денции — тенденции материальной роскоши, должна прийти тен-
денция духовного роста. Прямолинейное продолжение изжившей,
вернее реализовавшейся тенденции, ведёт к саморазрушению. Про-
сто ведёт к войне.
Бергсон считает, что человеческому роду присущ глубокий ин-
стинкт войны. Но все его размышления направлены на то, чтобы
предотвратить возможные будущие войны. Война оказывается сред-
ством разрешения материальных конфликтов, возникающих в ре-
зультате непомерно раздувшейся, одной из тенденций развития. Та-
кая война есть способ механического уничтожения биологических
особей и разрушения социума, в то время как истинное разрешение
кризиса должно лежать в духовной плоскости и в сознательном из-
менении выродившейся тенденции развития. Он пишет: «Последняя
война, как и те, что можно предвидеть в будущем, если, к несчастью,
у нас должны быть ещё войны, связана с индустриальным характе-
ром нашей цивилизации» .5 Он выделяет следующие главные причи-
ны будущих войн: «…рост населения, потеря рынков сбыта, недо-
статок топлива и сырья» .6 Но если мы осознаём глубинные причины
и возможные поводы, если нам понятен общий план, по которому
развивается жизненный порыв, то мы не только можем, но и долж-
ны действовать в соответствии с ним. Вот что он пишет: «Надо ли
бояться, надо ли надеяться? Долгое время считалось, что индуст-
риализм и механизация принесут счастье человеческому роду. Се-
годня мы охотно отнесли бы на их счет бедствия, от которых мы
страдаем. Говорят, что никогда человечество так не жаждало удо-
вольствий, роскоши, богатства. Как будто неодолимая сила все
более неистово толкает его к удовлетворению его самых грубых
желаний. Возможно, так оно и есть, но давайте обратимся к перво-
начальному импульсу. Если он был сильным, то могло быть доста-
точно малейшего отклонения вначале, чтобы происходил все более
и более значительный разрыв между намеченной целью и достиг-
нутым результатом. В этом случае нужно беспокоиться не столько
об образовавшемся разрыве, сколько о самом импульсе. Разумеется,
ничто не делается само собой. Человечество изменится только в том
случае, если оно хочет измениться. Но, возможно, оно уже приго-
товило себе средства для осуществления этого» .7 И далее: «Мы не
верим в фатальность в истории. Нет такого препятствия, которого
бы не могли разрушить целеустремленные воли, если они вовремя
берутся за дело. Не существует, стало быть, неотвратимого истори-
ческого закона» .8
Опираясь на свою концепцию исторического развития, Бергсон
глубоко анализирует индустриализм, роль и место науки и изобре-
тательства в культуре. Он вскрывает глубинные смыслы и мотивы
научного и технического творчества и показывает истинные при-
чины социальных кризисов, которые пытаются приписать науке
и технике. Он пишет: «Речь шла о заботе о комфорте и роскоши,
которые, по-видимому, стали главной заботой человечества. Когда
мы видим, как развился дух изобретательства, как много изобрете-
ний служат применению достижений современной науки, как науку
предназначают к бесконечному росту, то можно подумать, что бес-
конечный прогресс будет осуществляться в том же самом направ-
лении. В самом деле, никогда удовлетворение, которое новые изо-
бретения несут старым потребностям, не побуждает человечество
ограничиваться последними; появляются новые потребности, столь
же настоятельные, все более и более многочисленные. Мы видели,
как происходила все ускоряющаяся гонка за благосостоянием по до-
рожке, по которой устремлялись все более плотные толпы людей.
Сегодня это уже массовое нашествие. Но разве не должна сама эта
одержимость открыть нам глаза? Не было ли какой-то другой одер-
жимости, которую она сменила и которая развила в противополож-
ном направлении деятельность, дополнением которой оказывается
теперешняя тенденция? В действительности только начиная с пят-
надцатого или шестнадцатого века люди, по-видимому, стремятся
к расширению сферы материальной жизни. В течение всего средне-
вековья господствовал идеал аскетизма. … Это был удивляющий нас
недостаток комфорта для всех. И богатые, и бедные обходились без
излишеств, которые мы считаем необходимыми. Было замечено, что
если сеньор жил лучше, чем крестьянин, то под этим следует пони-
мать главным образом то, что он более обильно питался. В осталь-
ном же разница была незначительной. Стало быть, мы оказываемся
здесь перед лицом двух расходящихся тенденций, которые следова-
ли друг за другом и обе были охвачены одержимостью. …Сущест-
вуют, таким образом, колебание и прогресс, прогресс посредством
колебания. И необходимо предвидеть, что после непрерывно возра-
стающего усложнения жизни наступит возврат к простоте» .9
Далее Бергсон показывает, что «возврат к простоте не содержит
в себе ничего невероятного» .10 Более того, он ярко рисует абсурд-
ность нашего сегодняшнего положения: «Постоянно растущая по-
требность в достатке, жажда развлечений, безудержное стремление
к роскоши, все то, что внушает нам столь серьезное беспокойство
за будущее человечества, потому что оно будто бы находит в этом
устойчивое удовлетворение, — все это проявит себя как воздушный
шар, который яростно накачивают воздухом и который поэтому
внезапно лопнет» .11
Бергсон рассматривает три сферы, реформа которых должна
упростить нашу жизнь:
1) «реформа нашего питания»;
2) «потребности, связанные с инстинктом размножения»;
3) наука и изобретательство.
Исключительно жестко и величественно звучит критика, свя-
занная с инстинктом размножения: «Потребности, связанные с ин-
стинктом размножения, носят повелительный характер, но с этой
проблемой было бы быстро покончено, если бы мы ограничивались
требованиями природы. Однако вокруг сильного, но бедного ощу-
щения, взятого в качестве главной ноты, человечество породило не-
прерывно растущее множество обертонов; … Вся наша цивилизация
возбуждает чувственность. Здесь также наука еще должна сказать
свое слово, и однажды она скажет его столь решительно, что при-
дется его выслушать: не будет больше удовольствия в том, чтобы
так сильно любить удовольствие. Женщина ускорит наступление
этого момента в той мере, в какой она реально, искренне захочет
стать равной мужчине, вместо того чтобы оставаться инструмен-
том, каковым она еще является, ожидающим вибрации под смычком
музыканта. Пусть совершится это превращение, и наша жизнь будет
проще и одновременно серьезней. Те излишества, которых требует
женщина, чтобы нравиться мужчине и отраженным образом нра-
виться самой себе, станут в значительной степени ненужными. Бу-
дет меньше расточительства, а также меньше зависти» .12
Далее Бергсон касается «главного пункта нашего рассуждения» .13
Из этих слов понятно, какое значение он сам отводил дальнейшим
рассуждениям. Мыслитель рассматривает роль и место научного
и технического творчества в культуре. Что несут они: зло или бла-
го? Его исходные посылки звучат так: «Многие считают, что именно
механические изобретения в целом развили вкус к роскоши, так же,
впрочем, как и к обычному достатку. Если даже и допускают обычно,
что наши материальные потребности будут всегда возрастать и об-
остряться, то потому, что не видят причины, по которой человече-
ство отказалось бы от пути механического изобретения, поскольку
оно уже на него ступило. Добавим, что чем больше наука продвига-
ется вперед, тем больше изобретений стимулируется ее открытия-
ми; … и поскольку наука не может остановиться, то в самом деле
кажется, что не должно быть конца удовлетворению наших старых
потребностей и созданию новых. Но надо сначала задаться вопро-
сом, вызывает ли непременно дух изобретательства искусственные
потребности, или же искусственная потребность направляет здесь
дух изобретательства» .14 И сразу же даёт ответ: «Вторая гипотеза
наиболее правдоподобна». Он ясно показывает, что «механическое
изобретение — это природный дар» .15 Оно было, есть и будет всегда.
Наука резко ускоряет технический прогресс. Но ни наука, ни тех-
ника не несут ответственности за то, что создаются искусственные
потребности, предметы роскоши и одновременно возрастает чис-
ло людей, умирающих с голоду. Он утверждает, что «не существо-
вало, как можно было бы думать, навязываемого людям требова-
ния науки уже самим фактом своего развития порождать все бо-
лее искусственные потребности. … Но истина заключается в том,
что наука дала лишь то, что от нее требовали, и в этом отношении
инициатива принадлежала не ей; это дух изобретательства не все-
гда осуществлялся на благо человечества. Он создал тьму новых
потребностей» .16 Но тогда у нас возникает вопрос: кто требует от на-
уки? Кому принадлежит инициатива? Кто является носителем духа
изобретательства? Ответ очевиден: человек. Наука и техника иммо-
ральны. В этом смысле имморальны ученый и инженер. Но ученый
и инженер — это люди. А люди не могут быть вне морали. Отказыва-
ясь от моральных принципов человек не становится имморальным.
Он становится аморальным. Инженер и учёный не должны руковод-
ствоваться моральными нормами в процессе своего творчества или
исследования. Но они обязаны совершить моральный выбор до на-
чала исследования. Сначала система ценностей, моральная оценка,
потом работа над изобретением и научный поиск. Именно это надо
вкладывать в головы студентам. Ибо сегодня они студенты, а за-
втра — бесчеловечные инженеры, в том числе «человеческих душ».
Газовые камеры были сначала в чертежах, «циклон Б» был сперва «в
колбе», «Малыш» и «Толстяк», сброшенные на Хиросиму и Нагасаки,
сперва были в мечтах инженеров и учёных. Безусловно, противо-
стоять политическому давлению, морали принуждения закрытого
общества, по терминологии Бергсона, исключительно трудно. Но
в этом и проявляется Человек! Роберт Юнг в книге «Ярче тысячи
солнц» описывает жизненную трагедию отца атомной бомбы Оп-
пенгеймера.
Вот какие моральные выводы из этой трагедии делает русский
мыслитель Игорь Золотусский: «Пережив Хиросиму, Оппенгеймер
не мог продолжать свои исследования. Вслед за А;бомбой пришла
очередь Н;бомбы. К чему это могло привести, куда увлечь человече-
ство? Оппенгеймер настаивал на прекращении работ. Он был про-
тив Н;бомбы. Его посадили на скамью подсудимых. Теллер представ-
лял противную точку зрения. Он был за Н;бомбу, за продолжение
работ. Он выступил на суде Оппенгеймера в качестве свидетеля
и сказал о своём коллеге: виновен. Физик пошел против физика. Но
точнее — человек пошел против человека. Физика была ни при чем.
Никто не сказал бы о Теллере, что он плохой физик. Именно он воз-
главил работы по Н;бомбе и довёл их до конца. Именно его потом
назвали «отцом» этой бомбы. Но чем купил Теллер это имя? Он вы-
рвался вперёд, когда другие физики отказались от этой работы. Ни
Оппенгеймер, ни Ганс Бете, ни Раби не захотели делать бомбу. И то-
гда нашелся Теллер. Разве они не могли её сделать? Могли бы. Но они
отказались по причинам моральным. Они поставили эти причины
выше интересов физики. И выше своих житейских интересов» .17 Ге-
ниальный, без сомнения, физик Энрико Ферми сказал по поводу
атомного проекта, что это «прежде всего — интересная физика» ,18
а то, что эта «интересная физика» ведёт к уничтожению людей — для
него не столь важно. Титулы «отец атомной бомбы» (Оппенгеймер),
«отец водородной бомбы» (Теллер), «отец немецкого химического
оружия» (Фриц Габер) имеют сомнительную престижность. Причем,
если Оппенгеймер раскаялся после содеянного, после того ужаса,
который превзошел все мыслимые ожидания, то Теллер возглавил
работы по созданию водородной бомбы, уже зная, что он делает. Над
Фрицем Габером также состоялся суд, но он оправдывал себя, он не
признал за собой вины. Он описывает этот суд в своей книге «Пять
речей по химии» .19 Но раскаяние — это не только акт личного очи-
щения! Это моральный пример, моральный призыв: не делайте так,
как я сделал! Что ж, не каждому человеку суждено быть физиком, ни
каждому физику (химику, …) — человеком.
Научное и техническое творчество имеют принципиальное раз-
личие. Наука открывает, творит что-то новое, даже если учёный
примерно знает, что он ищет. А раз открывается новое, то прин-
ципиально невозможно предсказать, какие новые возможности для
зла и блага оно несёт. В процессе технического творчества изобре-
татель обычно знает, чего он хочет, но не знает, как это реализо-
вать. Таким образом, инженер может и должен заранее подумать,
а стоит ли с моральной точки зрения изобретать то, что он собрал-
ся изобретать. С наукой сложнее. Как пишет русский философ из
Днепропетровска В. И. Шубин, откуда было знать немецкому хи-
мику Клапроту в 1789 г., что, открывая химический элемент уран,
он открыл атомную эру человечества! Тогда как быть? Что говорит
Бергсон? «Мистика требует механики», — утверждает он. Ибо иначе
мистика не может распространить милосердие «среди человечества,
охваченного страхом голода». Далее: «Если наши органы являются
естественными инструментами, то наши инструменты тем самым
являются искусственными органами» .20 «…Машины, работающие
на нефти, угле и «белом угле» и превращающие в движение
потенциальную энергию, накопленную за миллионы лет, оказа-
лось, придали нашему организму столь обширное распространение
и столь чудовищную мощь, настолько непропорциональные размеру
и силе этого организма, что, безусловно, ничего этого не было пред-
усмотрено в структурном плане нашего биологического вида; это
была единственная в своем роде удача, величайший материальный
успех человека на планете. … Однако в этом непомерно выросшем
теле душа осталась такой же, как была, уже слишком маленькой,
чтобы его наполнить, слишком слабой, чтобы им управлять. Отсю-
да вакуум между ним и ею. Отсюда грозные социальные, полити-
ческие, межнациональные проблемы, в которых четко проявляется
этот вакуум и на которые, чтобы его заполнить, направлено сегодня
столько беспорядочных и неэффективных усилий; здесь необходимы
новые запасы потенциальной энергии, на сей раз моральной. Не
станем поэтому ограничиваться высказанным выше утверждением,
что мистика требует механики. Добавим, что увеличенное тело ждет
увеличенной души и механика требует мистики» .21 Без моральной
мутации человечество не справится с управлением непомерно воз-
росшего технического тела. Бергсон перечисляет упрёки механиза-
ции, вернее направляющему её человеку: «…мы упрекаем ее в том,
что она слишком активно содействовала искусственным потреб-
ностям и роскоши, способствовала развитию городов в ущерб де-
ревням, наконец, увеличила дистанцию между предпринимателем
и рабочим, между капиталом и трудом». Но Бергсон предлагает пути
выхода. «Все эти последствия, впрочем, можно исправить; и тогда
машина станет великой благодетельницей» .22 «Мы явно ощущаем,
что сельское хозяйство, которое кормит человека, должно господ-
ствовать над остальным, во всяком случае, оно должно быть первой
заботой самой индустрии… Если машина обеспечивает рабочему
больше часов для отдыха и если рабочий использует этот дополни-
тельный досуг на нечто иное, чем на так называемые развлечения,
которые плохо управляемый индустриализм предоставил во всеоб-
щее распоряжение, то он обеспечит своему уму такое направление
развития, которое сам выберет, вместо того чтобы ограничиваться
тем развитием, которое ему навязал бы… возврат (впрочем, невоз-
можный) к ручным орудиям после упразднения машин» .23
Какая польза из всего вышесказанного студенту и преподавате-
лю! Бергсон напоминает, что нет фатального разворачивания ис-
тории. Что человек — это и хозяин, и работник: он должен принять
решение о своей судьбе и сам потрудиться над его реализацией. Он
призывает вернуться к истинным ценностям, которые ошибочно
потеснены индустриальной цивилизацией в пользу ложных: вер-
нуться к простоте жизни и обрести радость вместо губительной
роскоши и удовольствий. Сам мыслитель скептически относится
к положению человечества: «Мистицизм, бесспорно, находится
у истоков великих моральных преобразований. Человечество не-
сомненно кажется далёким от него, как никогда. Но как знать?» .24
Но мы должны быть готовы, когда приблизимся к последней черте,
о которой предупреждает философ. «И тогда раздастся призыв ге-
роя; не все мы последуем за ним, но все мы почувствуем, что долж-
ны это сделать» .25
Kaiserslautern, 2008
5 Бергсон А. Два источника морали и религии. — М.: «Канон», 1994, с. 313.
6 Там же, с. 314.
7 Там же, с. 316–17.
8 Там же, с. 318.
9 Там же, с. 324–25.
10 Там же, с. 326.
11 Там же, с. 330.
12 Там же, с. 328–29.
13 Там же, с. 330.
14 Там же, с. 330–31.
15 Там же, с. 331.
16 Там же, с. 332.
17 Золотусский И. Фауст и физики. — М.: «Искусство», 1968, с. 50.
18 Там же, с. 49.
19 Габер Ф. Пять речей по химии. — М.: Государственное военное издательство,
1924, 126 с.
20 Бергсон А. Два источника морали и религии, с. 336.
21 Там же, с. 337.
22 Там же, с. 334.
23 Там же, с. 333–34.
24 Там же, с. 316.
25 Там же, с. 340.