Четверг, 21 мая 2015, Москва
Две машины подъехали к ресторану с разных сторон практически одновременно. Обе были чёрными вместительными внедорожниками и по размерам лишь чуть-чуть уступали лимузинам. Но если один кроссовер можно было беглым взглядом оценить в сотню тысяч «зелёных», то другому кто угодно затруднился бы дать цену меньше чем в полмиллиона.
Вышедшие из машин группы людей также различались.
Из менее дорогого внедорожника появился мужчина среднего возраста с невыразительной внешностью в сопровождении всего одного охранника. Оба были в сравнительно недорогих простых чёрных костюмах без галстуков.
Другой же автомобиль скрывал в себе едва ли не целый отряд. Во главе группы однозначно находился человек в идеально сидящих на нём серых брюках и пиджаке с синим галстуком; хищный, орлиный профиль удивительным образом сочетался с ухоженной светлой седоватой причёской. Внешне он казался постарше пассажира из машины напротив – но будто бы излучал энергию всем своим видом. Да и вылез из внедорожника первым, тут же был окружён личной охраной и быстрым шагом направился ко входу в ресторан, опередив менее представительного визави.
Через пару минут оба расположились за столиком в пустом, если не считать охранников и персонал заведения, зале.
Пухлые книжки меню в обложках из кожи оставались нераскрытыми. Прежде чем пообедать, участники встречи хотели поговорить.
– Итак, уважаемый Юрий Иванович, зачем вы пожелали со мной увидеться? – спросил мужчина в сером. – Личное время каждого из нас – ценная штука, и мы не можем себе позволить тратить его зря.
– Согласен, Аристарх Иосифович, – ответил его собеседник. – Приступим.
«Выяснить бы, что ты замышляешь», – подумал он.
– Речь пойдёт о начинающемся тендере, я правильно понимаю?
– Отчасти. – Юрий Иванович сцепил пальцы. – Я предлагаю вам на время конкурса заключить пакт о ненападении. Ни один из нас не сделает ничего близким или знакомым другого до объявления окончательных итогов, не будет выдвигать угроз или требований, чтобы заставить конкурента отказаться от дальнейшего участия. Вы согласны на такое условие, господин Форман?
– О как, – приподнял бровь бизнесмен в сером. – Интересно. Хм, а у вас есть сомнения насчёт моей честности?
«Ещё какие. Вряд ли у кого-то другого есть причины давить на меня через сына».
– Я просто хотел бы перестраховаться. Не хочу, чтобы вопрос о поставках материалов для строительства жилмассива довёл кого-либо до беды.
– То есть вы всё равно намекаете на то, что я могу вам помешать, – констатировал Форман. – Ясно. Стремитесь бороться со мной и моей фирмой на равных. Похвальное упорство, но… Вы же понимаете, Жумакин, что разыгрывается крупный заказ, а с ним лучше справится более мощное и устойчивое предприятие. Я бы не хотел упускать такую возможность…
– Но и я тоже. Для моей фирмы это будет отличный шанс расшириться и окрепнуть. Мне понятно ваше желание не допустить появления на рынке равного конкурента, однако повторяю свою просьбу: давайте не станем использовать нечестных и незаконных приёмов. Так будет лучше для нас обоих.
– Лучше? Будет ли лучше для меня, если я проиграю тендер? – Форман подался вперёд, вперив в Жумакина пристальный взгляд. – Если меня, крупного производителя, обойдёт какой-то – уж простите за прямоту! – коммерсант средней руки? Это же какой удар по репутации!.. А я своей репутацией дорожу… Надеюсь, вы меня услышали.
– Тогда вам тем более нет смысла её портить, прибегая к криминалу. Мне нужен чёткий ответ: вы согласны?
«Самомнение для тебя, получается, выше закона?»
Форман долго молчал, может быть, с полминуты. Наконец он сказал:
– Да. Я могу обещать, что сам против вас с семьёй ничего не предприму. Но ничем не сумею помешать другим, если такое желание возникнет у них. Прошу меня извинить, – он с лёгкой улыбкой развёл руками. – Я не всемогущий. Да и в конце концов, обеспечение безопасности – личное дело каждого. Мы поняли друг друга?
– Более чем, – с каменным лицом кивнул Жумакин.
«Обещать ты можешь, да, но кто заставить тебя исполнить своё обещание? Чувствую, ходить мне ближайшие полгода по лезвию…»
– Взаимно. Значит, переходим к обеду?
И Форман раскрыл лежавшее перед ним меню.
* * *
…Звонок вернул меня в реальность и избавил от напряжённого внимания Лили. От соседки по парте мысленно скрыться я смог, сделав вид, что погружён в текст учебника; лишь так я мог спокойно обо всём подумать.
Говорить с Лилей не хотелось. Эта надоедливая блондинка, когда находилась около меня, а не с подружками – такими же гламурными фифами, честно говоря, – только и делала, что лезла ко мне с расспросами про гонки (хотя сама даже не отличала DRS от ERS[1] и не знала, почему на шинах Soft болид «Ф-1» едет быстрее, чем на Hard[2]) или показывала ежедневные обновления своей внешности. По мне, так все эти эксперименты плавали где-то между «очень плохо» и «самым дном»; потому я в основном старался отмалчиваться.
Но план, который разработали я и Артур, кажется, начинал работать. Лиля уже несколько раз сетовала на то, что я уделяю ей меньше внимания, чем раньше, – но и сама стала со мной не так приветлива. Глядишь, к последнему звонку создадутся условия для окончательного разрыва. Девочка Лиля останется одна, а тут поблизости окажется заглядывавшийся на неё в последнее время Краев…
Впрочем, одноклассница не была тем, о чём я предпочёл бы думать. Гораздо больше меня волновало иное – нет, не оценки за контрольные, которые нам в ближайшие дни должны были выставить, а расследование, задевшее в том числе и команду «SMP Rаcing».
Вчера, когда я приехал на базу, со мной решил побеседовать следователь, который вёл дело об убийстве механика. Пришлось дожидаться отца, так как я несовершеннолетний и меня нельзя допрашивать без кого-либо из родителей, и уже тогда приступать к разговору.
На вопросы я отвечал кратко, ибо ничего не знал о том преступлении, кроме самого факта его совершения. Аккуратно затронул момент насчёт странных аварий, но развивать тему не стал. Пусть этим занимается следователь. Это ведь его работа…
Кстати, директору позавчера я также не сказал ничего определённого. Не желал впутывать отца: у того и так забот навалом… К тому же, он и сам мне отказался давать конкретику, ответив, что попробует во всём разобраться и, если получится, всё урегулировать. Пока новостей не было…
Именно с этой мысли меня и сбил звонок.
В кабинет вошла учительница истории – строгая, немолодая, словно сошедшая с тех самых страниц, содержание которых, очевидно, старалась донести до учеников. В руках она держала стопку листков – что-то будет?
– Здравствуйте, садитесь, – сказала она, и поднявшийся было класс шумно опустился обратно на стулья. – Должна сообщить, итоговую контрольную по двадцатому веку вы написали не очень хорошо… за исключением, пожалуй, вас, – она обвела рукой стайку «ботаников» в переднем углу у двери, – и… тебя, Жумакин. У тебя там, конечно, было не всё идеально, но за старание могу поставить тебе «пять». С небольшим минусом, который в журнал не попадёт. Надеюсь, за лето со своими гонками ты не расслабишься, и я не пожалею о принятом решении.
Класс негромко загудел.
– Тихо. Сейчас я выдам вам проверенные работы. Кого не устраивает оценка, те могут переписать на этом уроке. От результата отчасти зависит то, что вам пойдёт в аттестат…
Я усмехнулся про себя, получая листок со своими ответами и пятёркой в углу. Скоро – вероятно, начиная с сентября, – мне больше не надо будет сдерживаться в плане показываемого уровня знаний…
Пусть все видят, что даже при напряжённом графике соревнований за лето можно серьёзно продвинуться.
Так что никого из учителей я точно не разочарую.
* * *
– …Минута тридцать восемь и семь… Да что с тобой?
– Сам не знаю, – ответил я и тут же поправился: – Голова что-то болит…
– Тогда на сегодня хватит, – сказал Игорь и выключил тренажёр. Повернулся ко мне вместе с креслом на колёсиках. – Я тебя не узнаю. Точнее, узнаю – но прежнего, до поездки в Ахвенисто. Вновь появилась какая-то неуверенность, осторожность… Что-то случилось?
– Всё в порядке, мне просто надо встроиться в трассу. Честно. Я на ней мало ездил, следует лучше привыкнуть. И всё. А если ещё и анальгина дома выпью, так вообще будет идеально.
– Я могу позвать врача…
– Не надо, – устало отмахнулся я. – Давайте вы просто перечислите мне мои ошибки, и завтра я попытаюсь их исправить.
– Не попытаешься, а исправишь. С таким временем на круге тебя все сделают.
«И то правда», – подумал я.
В команде, оказывается, при подготовке к этапу существовало негласное соперничество по рекордам на симуляторе. Я со своими минутой тридцатью восемью и тремя десятыми шёл пока где-то в конце, в то время как основные «фавориты» подбирались уже к минуте тридцати семи. И это явно будет не предел: квалификацию, я помню, гонщики проходили быстрее…
– У нас есть две недели. За этот промежуток я обещаю над всем поработать и прибавить, сколько необходимо.
– Ловлю тебя на слове. Короче, смотри: в этом повороте…
Двадцать минут спустя я вышел из здания и увидел на тротуаре неподалёку нескольких сокомандников, закончивших занятия чуть пораньше. Они стояли кружком и о чём-то болтали; до меня донёсся вспыхнувший, но сразу угасший мимолётный взрыв смеха.
Водитель за мной ещё не приехал, но я не сомневался, что он в пути. Чем же занять оставшееся время, кроме как?..
Я направился к парням. Те меня заметили; кто-то – кажется, Троицкий – помахал мне, и я ускорил шаги.
– Ну что, Мих, как дела? – спросил Ваня Матвеев. – Как с трассой?
– Да помаленьку, – пожал плечами я. – Изо дня в день набираю темп, как и вы… А на этапе всё уж решится само собой.
– Это да, – хмыкнул Денис Мавланов. – Опенвил – это тебе не карт… Табуретка какая-то на колёсах…
– Но-но, – погрозил я ему. – Между прочим, только благодаря тем людям, – указал пальцем на часть здания, где находилась база, – из кучи буржуйских деталей собрался движущийся агрегат с российской символикой… Даром, что ли, механики по многу часов в день работают, возятся с болидами, особенно в дни этапов…
– Ага, а потом их зачем-то убивают, – вставил Володя Атоев, рослый брюнет из Ростова. – Вот только зачем?..
– А вы откуда об этом знаете? – удивился я.
– Интернет на что? То ли из полиции, то ли просто от людей информация просочилась… – сказал Никита Троицкий и показал мне экран смартфона, на котором была открыта статья с кричащим заголовком. – Надеюсь, преступников найдут… Ведь это фактически удар по всему отечественному автоспорту – пусть и не столько технический, сколько имиджевый… а равно и по нам.
– Ты думаешь, это сделали, чтобы нам навредить? – спросил я. – Тебе, мне, вам всем? Руководству?.. А вы не думали, что тут может быть нечто другое?
– Ты о чём? – прищурился Артём Кабаков.
– Ну не знаю… Есть у меня версия, но, во-первых, она не подтверждена, а во-вторых, вы скажете, что я о себе слишком много думаю…
– Не тяни уже, рассказывай давай!
– В общем, так… Помните мои крэши в стиле Пастора Мальдонадо[3] на первых двух гонках в Финляндии?..
Вкратце я выложил им свои соображения по этому делу.
Да, директор просил всех не распространяться – но, имхо, просьба потеряла смысл, когда информацию слили в Сеть.
А после того разговора со следователем у меня появилось одно предположение. Я связал свои аварии, нападение на меня вечером в понедельник и смерть механика. Что, если мой отец кому-то в чём-то помешал, а этот человек через мои неприятности решил на отца надавить; подкупленный механик в какой-то момент отказался от содействия, и его убрали.
Сюжетец, конечно, для плохого детектива. Но в жизни и не такое бывает, верно?
Парни внимательно меня выслушали и ненадолго задумались.
– Может быть, так, а может, и нет, – заметил Никита. – Ты не думал, что за нападением и авариями способны стоять разные люди?
– Сомневаюсь. Это было бы слишком невероятным совпадением. Нет, я спинным мозгом чую: те случаи как-то связаны. И источник их кроется где-то в сфере деятельности отца. Я уверен в этом.
– Так или не так – без разницы, – сказал Атоев. – Главное, что тебе, Мишаня, грозит опасность. А через тебя – и нам всем.
– Ну уж простите, я тут не виноват. Делать-то что?
– Выражусь словами известной песни: «Следи за собой, будь осторожен». Думаю, на какое-то время разгоревшаяся шумиха заставит инициаторов поумерить свой пыл. Возможно, позже на тебя (а точнее, на твоего отца) попробуют воздействовать иными способами. Так что будь готов к любым неожиданностям.
– Мы, если что, за тебя, Миха, – сказал Матвеев. – Мы тебя не оставим.
– Спасибо. Я вас тоже… Всё, мне пора, – поспешил я закруглить разговор: поблизости остановилась знакомая чёрная машина, и водитель махнул мне со своего места. – До завтра!
Попрощавшись с гонщиками, я забрался на заднее сиденье и хлопнул дверцей салона. Внедорожник рыкнул мотором и поехал вдоль проспекта в сторону дома.
Я смотрел в окно и думал о том, что теперь у меня есть реальная поддержка. Вернее, была и ранее, но узнал я об этом лишь сейчас.
Хотя что же должно иметь в жизни большее значение: сам факт или сопутствующие ему обстоятельства?
* * *
Пятница, 22 мая 2015
Последний звонок – это маразм.
Идиотские стихи, песни, танцы, дежурное враньё ведущих о том, что «школа – это одна большая семья» и «как грустно расставаться с её частью»… старшеклассник, несущий (и как ему не тяжело?) девочку с колокольчиком…
Зачем это всё? Оставить след в памяти? Полноте – что значит часовое мероприятие по сравнению с девятью годами? Поставить точку? Нет, эта роль отведена церемонии выдачи аттестатов и выпускному; если практическую необходимость первого я ещё могу признать, то чему призвано служить другое?
О том, что это также одна из важных вех, означающая край подошедшего к концу жизненного периода, можете не говорить. Это неверно.
У каждого должно быть право самому выбирать себе «вехи» и определять степень их значимости. Скажете, не так? Поздравляю, в таком случае вы ограниченный человек, заражённый и намертво скованный стереотипами, которые разъедают ваш мозг и тянут вас в бездну. Вы увязли в системе (чуть не сказал – в матрице) и сами не хотите пробить потолок этого лабиринта без выходов…
Стоп, во мне уже увлёкся Шумилов. А ныне я по воле судьбы – или случая – не совсем он. Поэтому приходится подчиниться и признать над собой власть общественных стереотипов.
Утешает лишь одно: на время.
Так отец мне примерно и сказал.
«Одиннадцатый класс – ладно, тогда тебе будет почти восемнадцать, решай как знаешь. А сейчас, пожалуйста, дай нам с твоей мамой возможность посмотреть на тебя в строю выпускников и запечатлеть этот день в памяти…»
Строй. Это всё один грёбаный общий строй…
Так я думал, стоя среди прочих девятиклассников на сцене актового зала школы, с лентой выпускника наискось через грудь. Я находился в середине переднего ряда, Краев из-за своего более высокого роста – в заднем ряду слева, Лиля… сразу по правую руку от меня, и мне стоило огромных усилий притворяться, что я её не замечаю.
В зале аплодировали; сверкали фотовспышки. «Ботаники» задирали подбородок, держа только что полученные грамоты за места на предметных олимпиадах развёрнутыми к объективам.
Как же вы мне все противны… Мажорики, по сравнению с которыми даже в нынешних обстоятельствах я нищеброд, и «вундеркинды», добившиеся в свои годы большего, чем амбициозный Шумилов…
Первых я ненавидел из принципа: в «прежней» жизни я привык всего добиваться сам, а не брать деньгами и связями родителей – понятное дело, за отсутствием такого влияния. Вторым же – просто завидовал. Всё-таки некоторые комплексы побороть очень трудно. Особенно – комплекс непризнанного гения…
Что ж, свойство человеческой психики – ненавидеть тех, кто в настоящий момент чем-то отличен… Может быть, попаданство понемногу начнёт менять мою личность?..
Одноклассники стали спускаться со сцены; я влился в общий поток. Большинство, включая меня, вновь расселось в зале, а некоторые остались, чтобы показать финальный номер.
Я откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Мне это всё было безразлично.
Отгремела музыка, далее – последняя овация, и все наконец-то потянулись к выходу из зала.
Официальная часть закончена. А теперь по плану – банкет в ближайшем кафе, на который мы (вот так поворот!) скидывались по хорошенькой сумме ещё с месяц назад. Отчасти потому родители и затащили меня сюда: не хотели, чтоб напрасно пропали деньги.
Ну… за то, чтобы наесться до отвала, можно было в придачу и потерпеть часовую муть.
В принципе все довольны. Так зачем прикапываться к мелочам?
В кафешке всё было в высшей степени безобидно. Пара лёгких блюд, фрукты, торт, чай и соки там всякие… Для трёх десятков юных идиотов-мажориков, не считая меня, – ни капельки не серьёзно.
Так что потом, как я понял, должна будет вступить в силу некая негласная договорённость и родители потихоньку свалят. Классу же предстоят танцы, следом – поездка в какой-нибудь клуб, где их знают, и окончится всё как минимум часов в десять…
А моя задача – вкусить побольше со стола, уклониться от «культурной программы» и по-тихому исчезнуть. В первую очередь от Лили, чтобы ею мог в хорошем и самом что ни на есть приличном смысле заняться Краев. Хотя… у них будет весь вечер, а говорить за других я не люблю… кто знает, что у них может получиться… опять же – вдруг родаки приедут за кем-либо из них или обоими, желая забрать домой?..
Я заметил, что отец напряжённо поглядывает исподлобья по сторонам, как будто высматривает кого-то – но не находит. Ожидал увидеть здесь какого-то человека? Кого конкретно?..
От внезапной догадки я едва не поперхнулся соком. А что, если один из чьих-то родителей и есть тот самый конкурент, который подстроил все мои недавние проблемы?! И влияние на меня продолжается через кого-то из одноклассников?!
Как тебе такое, мистер Жумакин-младший?..
По примеру отца я скользнул глазами вдоль стола, отмечая все группки типа «ученик – семья».
Кроме меня, больше половины класса пришло на праздник с обоими родителями, поэтому они исключались. Да к тому же с этими я вообще практически не общался…
Остальные – с мамами. Включая Лилю.
Исключая Краева. Тот был один. Однако тоже попал в список подозреваемых. Более того – стал главным из них.
Допустим, нападение на меня подготовил его отец, а самого Артура подослал помочь в критическую минуту, чтобы отвести подозрения. Чем не логично? Жаль, пока доказательств нет… или улик для опровержения.
В любом случае учёба закончена, и мне не придётся волком смотреть из-за парты на добрую половину класса. Через несколько дней начнутся экзамены (надо будет немного побыть особенно бдительным) – а осенью вряд ли мы продолжим учиться в том же составе…
Я допил сок; взял, повертел в пальцах и надкусил яблоко. Супер…
Хватит пока размышлять о грустном. Время наслаждаться жизнью.
Ну и всякими вкусностями со стола вдобавок.
Сам последний звонок длился с трёх до четырёх. Кто-то из родителей ушёл сразу, но большая часть начала расходиться после пяти, когда на столах уже мало что оставалось, а «детям» явственно стало надоедать присутствие взрослых.
В этой волне отправилась домой и моя семья. Знаю-знаю: свою семью человек заводит сам – но я сознательно выбрал именно такую формулировку. Теперь моя родня – эти двое, с собственными тараканами в голове, не поддающимися управлению извне. С чем мне надо просто смириться.
Я проводил их удаляющиеся фигуры взглядом, встал и тоже пошёл к выходу из помещения. Но моим местом назначения в эти минуты был не дом, а соседний зал, где нас ожидало продолжение банкета.
Передо мной, кстати, находились Артур и Лиля, совершенно случайно направившиеся к двери одновременно. Я намеренно шёл за ними на расстоянии: чтобы Лиля, обернувшись, обратила на меня как можно меньше внимания или, чего доброго, не подмигнула.
Может, даже не стоит с ней говорить? Незаметно уйти и заигнорить – и на этом часть мучений юного Жумакина уйдёт в прошлое.
Навсегда ли?
Посмотрим. Но Шумилов во мне противился тому, чтобы однажды убранная помеха возвращалась и начинала раздражать снова.
Значит, меры должны быть кардинальными.
Вторая часть тусовки показалась мне отчасти похожей на первую, только подемократичнее. Вместо помпезно накрытого стола – коробки с пиццей и пластиковые стаканчики. Да и фоновая музыка как-то больше соответствовала современным молодёжным вкусам.
Стеклянные бутылки с прямо-таки говорящими обо всём этикетками появились около шести часов. В схему я особо не вникал, так как ни пить, ни сдавать этих идиотов не собирался. Похоже, тут и правда всё было оплачено…
Съев несколько кусков пиццы и залакировав соком, я понял, что больше в меня не влезет, и решил покинуть вечеринку по-английски. Молча поднялся и тяжело – о какой лёгкости может идти речь после такого «полдникоужина»? – зашагал к двери.
– Миш, ты куда? – спросил Краев.
– Да на минутку, – отмахнулся я (соврал; ну что тут поделаешь – бывает) и вышел в коридор.
Скоро я добрался до запасного выхода. Сбоку находилась лестница, ведущая куда-то наверх, и с той стороны я неожиданно услышал:
– Миш, иди сюда. Давай поговорим. Пожа-алуйста…
Голос Лили. Кажется, из-под лестницы.
Наверняка какой-нибудь грязный приём. Нет, не хочу с ней разговаривать. Пусть думает, что я стёр её из памяти. В некотором смысле так оно и будет.
И я, не оборачиваясь, прошествовал мимо.
Пока я спускался по крыльцу и шёл по дорожке в обход здания, из-за спины доносился как будто бы недовольный стук каблучков. Быстрее. Ещё быстрее. И всё ближе…
Когда кое-кто сзади положил мне ладони на плечи, я остановился, досадливо подумав о том, что беседы избежать не получилось.
Машинально отметил, что мы сейчас стоим в укромном уголке территории за домом. Кроме нас двоих, тут никого не было; буйная зелень частично скрывала наши фигуры от посторонних глаз, и камеры наблюдения, замеченные мной на стенах, с трудом дотягивали свой обзор до этого места.
Интересно, будет ли на меня доказуха, если юная леди Форман случайно ударится головой об асфальт и я её здесь прикопаю?.. Шутка, конечно. Просто это гламурное ничтожество меня уже достало.
– Чего тебе? – не смотря на Лилю, спросил я.
– Миш, почему ты так со мной, а? – Она обошла меня и встала ко мне лицом. В мягком вечернем свете было видно, как просвечивает её лёгкое платье. – Что происходит? Ты какой-то совсем другой стал…
– Может быть, – ответил я и хотел пройти мимо неё сбоку, но Лиля шагнула вместе со мной, закрывая путь. – Дай пройти, пожалуйста.
– Я тебе что, совсем не нравлюсь?
Тон стал жалобным и чуть ли не умоляющим.
Неужели эта мажорка реально когда-то запала на Жумакина?
– Совсем, – отрезал я.
– Даже так?!
Этого я, признаться, не ожидал. Однако сохранил достоинство: держа «морду кирпичом», продолжил глядеть Лиле в глаза, в которых поверх океана душевного яда плескалась тончайшая плёнка надежды.
– Тем более так. Застегни платье: вечер, прохладно – можешь простыть. А у меня другая жизнь и другие дела. И больше не приближайся ко мне… дура.
Я прошёл мимо неё и стремительным шагом направился домой.
Всё-таки Лиля ненормальная. Как и все вокруг. Ничего, к этому я привык давно.
Девять классов окончены. В следующую среду первый экзамен, через месяц – получение аттестата.
А через две недели – второй этап чемпионата «Формула-4» Североевропейской зоны.
Совместимы ли гонки с такими вот дегенеративными отношениями? Не думаю.
А с чем вообще, кроме учёбы и семьи, они совместимы?
Риторический ли этот вопрос – или мне, для того чтобы отвлечься от проблем, стоит заняться каким-нибудь… хобби?
___________
[1] DRS – регулируемое заднее крыло; ERS – система рекуперации кинетической энергии во время торможения в гибридных силовых установках.
[2] Soft, Hard – варианты составов шин в «Формуле-1»: соответственно – мягкий и жёсткий.
[3] Венесуэльский гонщик; знаменит своими авариями, единственной победой и использованием номера 13.