Разве нынче может Москва быть против Питера? Ну разве что как иллюстрация формы и её содержания.
Книги. Много книг. Даже слишком. Но народ у нас любознательный, даже слишком. И ему хочется знать миллион первый рецепт яичницы и поставить полное собрание «Бекон жареный – цыплёнок пареный» на полку рядом с…
Нет. Рядом с Толстым будет стоять серия ЗОЖ «Как похудеть за 1 день», «… За неделю», «… За месяц», «… За год» и «Как я худею всю жизнь».
Не сданный в своё время в макулатуру пыльный томик Чернышевского «Что делать?» неожиданно получит соседа по полке: руководство «100 пинков в зад, или Как заставить себя встать с дивана» от неизвестного лузера, ставшего модным коучем. От такого соседства «Обломов» Гончарова демонстративно бросится с полки на пол. Но не убьётся – классика же, а она вечная!
И будет тянуться хвост людской очереди от касс до стойки презентации кастрюли для варки макарон, таких же длинных как сама очередь. Народ же у нас любознательный, и желает знать, что такое «al dente». Словари и самоучители иностранных языков, правда, продаются плохо и не идут даже в виде бесплатных приложений к кулинарным энциклопедиям.
Ну, хватит о содержании. Где же его форма? И может ли у одинакового содержания быть разная форма? Где Москва? И что же Питер?
Московские книжные выставки называются ярмарками. А в Питере то же содержание преподносится публике как книжный салон.
Классике стоять вместе с яичницей уместнее, конечно, на ярмарке, но приятнее в салоне… Пусть и там тоже пахнет пригоревшей яичницей.