Д'Артаньяну нужна передышка, и он кружит по Королевской площади в полном одиночестве и тишине. Ровно в одиннадцать часов он вернулся в особняк. Миледи ждала его у дверей спальни, и, едва заслышав его шаги, отворила дверь. Как и в прошлый раз, в спальне царил мрак кромешный, и д'Артаньян непременно бы налетел на что-нибудь, если бы миледи не подвела его прямо к кровати. (Дальше – на усмотрение режиссера и его понимания. Постельные сцены – по рейтингу.)
Спустя длительное время…
Миледи: Ну, что, вы уже нашли предлог, чтобы вызвать де Варда на дуэль?
Д'Артаньян: (весело) Любовь моя! Сейчас слишком поздно для мыслей о дуэлях!
Миледи: Вас совсем не волнует предстоящая дуэль?
Д'Артаньян: Я утром непременно что-то придумаю. А теперь мои мысли только о вас!
Миледи: Если вы обо мне думаете, вы должны думать о моем мщении!
Д'Артаньян: Дорогая, может, вам бы стоило простить этого несчастного? Он и так наказан тем, что вы его не любите.
Миледи: (отстраняясь, скрипучим голосом) Уж не боитесь ли вы, любезный д'Артаньян?
Д'Артаньян: Моя дорогая, ну как вы можете так думать? Однако, а вдруг этот бедняга де Вард не так уж и виноват?
Миледи: (сурово) Если этот негодяй осмелился обмануть меня – смерть ему!
Д'Артаньян: (твердо) Пусть же он умрет, раз вы осудили его!
Миледи придвинулась к любовнику: начинает светать и сквозь жалюзи проникает слабый свет разгорающегося утра. Д'Артаньян понимает, что пора уходить.
Миледи: Милый друг, не забудьте о своем обещании.
Д'Артаньян: Я помню и готов, но прежде я бы хотел кое в чем убедиться.
Миледи: В чем?
Д'Артаньян: В том, что вы меня любите.
Миледи: У вас еще есть сомнения на этот счет? Теперь и вам пора доказать мне свою преданность, как я вам доказала свою любовь.
Д'Артаньян: Неужели вы не боитесь за меня хоть чуточку? Я могу быть ранен, убит.
Миледи: Этого не может быть: вы искусный боец.
Д'Артаньян: Скажите, вы не думали о другом средстве мести?
Миледи: (бросив на него странный взгляд) Вы колеблетесь?
Д'Артаньян: Право, бедняга так наказан тем, что вы его не любите, что мне его жаль. Достаточно и вашей немилости!
Миледи: Откуда вы взяли, что я его любила?
Д'Артаньян: (нежно) Во всяком случае, я осмеливаюсь думать, что сейчас вы любите другого. И – сочувствую графу.
Миледи: Вы? С какой стати?
Д'Артаньян: Потому что только мне известно, что он далеко не так виновен перед вами.
Миледи: Объяснитесь. Я не понимаю, что вы хотите сказать.
Д'Артаньян: (выпуская миледи из объятий) Я порядочный человек, и с тех пор, как я могу быть уверен в вашей любви… я могу быть уверен?
Миледи: Да, конечно… Продолжайте!
Д'Артаньян: Меня тяготит одно признание.
Миледи: Какое признание? Да говорите же, наконец!
Д'Артаньян: Вы бы простили меня, если бы любовь заставила меня оказаться виновным перед вами?
Миледи: Возможно.
Д'Артаньян: У вас было свидание в этот четверг с графом де Вардом? В этой самой комнате!
Миледи: (самым естественным, непринужденным тоном) У меня? Ничего подобного не было.
Д'Артаньян: Не лгите, мой ангел! Это бесполезно! Граф де Вард не может ничем похвастаться.
Миледи: Почему? Вы ведь сами мне сказали, что это кольцо…
Д'Артаньян: Это кольцо у меня. Граф де Вард, бывший у вас в четверг и сегодняшний д'Артаньян – одно и то же лицо.
Миледи, страшно бледная, с расширенными глазами, в которых видны только сузившиеся в точку зрачки, соскакивает с постели. Юноша пытается удержать ее за пеньюар, но она рванулась, ткань не выдержала и взору д'Артаньяна предстает цветок лилии на ее плече. Клеймо полустерто, бледное, кожа вокруг него плохо зарубцевалась, но видно оно отлично. С криком д'Артаньян застыл на месте, не в силах что-то вымолвить. Услышав это "Боже милосердный!" миледи круто развернулась: теперь она походила на разъяренную пантеру: остановившиеся, горящие огнем глаза, хищно, так что видно, что у нее не достает одного зуба рядом с глазным, оскаленный рот, раздувающиеся ноздри и вставшие дыбом волосы над покрытым холодным потом лбом – картина, вызывающая и ужас, и отвращение.
Миледи: Негодяй! Ты не только предал меня, ты еще и узнал мою тайну! Ты умрешь!
Она выхватывает кинжал из шкатулки и бросается к д'Артаньяну. Он отодвинулся к стене и случайно нащупал свою шпагу. Как только рукоять ее коснулась его пальцев, гасконец пришел в себя. Это стало походить на дуэль, и ситуация окончательно отрезвила его. Переводя острие шпаги то к глазам, то к груди миледи, он сумел отступить к дверям Кэтти, приговаривая:
Д'Артаньян: Отлично, моя красавица! Только успокойтесь, бога ради, а не то я нарисую еще одну лилию на ваших щечках!
Миледи: (с рычанием) Подлец! Подлец!
Они вдвоем, опрокидывая стулья и столики, подняли шум, на который Кэтти открыла свою дверь. Одним прыжком юноша преодолел расстояние до двери, и закрылся в комнате Кэтти. Миледи, как безумная, стала кидаться на эту дверь с кинжалом, и, местами, сумела пробить ее. При этом она ругалась, как портовый грузчик.
Д'Артаньян: Живо, Кэтти! Помоги мне выйти из этого дома. Если у нее будет время опомниться, она прикажет слугам убить меня.
Кэтти: Но вы не можете идти в таком виде! Вы же почти раздеты!
Д'Артаньян: Одень меня во что хочешь, только поскорее! Это вопрос жизни и смерти!
Кэтти напялила на Д'Артаньяна какое-то платье в цветочек, капор и накидку, туфли без задников, и потащила его по лестнице вниз. По дороге юноша потерял одну туфлю, и выйдя на крыльцо, подобрал юбки повыше. Не обращая внимания ни на прохожих, ни на городских собак, с лаем преследовавших его по пятам, не замечая городской стражи, он припустил по улицам Парижа с такой скоростью, которой не развивал и в детстве, удирая из соседского сада с ворованными яблоками.
И вовремя… миледи разбудила весь дом. "Не выпускать!" крикнула она привратнику, высовываясь полуголая в окно, и лишилась чувств.