«Не хлебом единым...»
«Написано: не хлебом единым жив человек,
но словом каждым, исходящим из уст Божьих»
(Еванг. от Матфея, 4:4)
По ходу составления сборника моих работ иногда что-то сочинялось. Первое время я старался вставить новые тексты в уже собранное, но при этом сдвигался нижележащий текст (часто неудачно), из-за чего приходилось делать перестановки работ, а это, в свою очередь, вызывало изменения в оглавлении, — в общем, морока еще та!
Посему, насытившись корректированием, я решил все новое собрать в кучу и приложить к собранному в виде самостоятельного раздела, названного «Довесок».
Я понимаю — у вас невольно возникает вопрос: сборник называется «Теплые выплески», содержит «бульки» и «брызги», при чем тут сухой «довесок»?
Но, если чуть перефразировать библейское изречение, «не водой единой утоляется человек», — и как раз об этом и будет сказано ниже.
И начну я с далекого сейчас раннего детства, когда впервые стал испытывать к этому на слух грубоватому слову «довесок» теплые чувства. (Сами знаете — самые искренние чувства зарождаются в детстве).
Итак, мы с бабушкой очень любили читать, особенно, в кровати, перед сном (за что нам не раз влетало от дедушкиной сестры — Тамары Гвердцители-старшей, но об этом я, кажется писал). А так как бабушка была на пенсии, я еще не ходил в школу, а читали мы интересные книги, то засыпали поздно заполночь.
И теперь представьте себе: раннее-раннее (особенно, для нас) утро, часов 5-6 (зимой так вообще еще темно), и вас будит грохот хлопающих дверок и поддонов разгружаемого хлебного фургона, переругивание шофера и экспедитора, привезших хлеб, с дежурным продавцом магазина, расположенного под нами!
И ведь так было каждый божий день!
И каждый день я спускался в магазин и покупал «хлеб наш насущный» — свежий, часто еще теплый, с хрустящей корочкой!
В то время хлеб, да и многие продукты (сыры, масло, колбасы, сахар, печенье и пр.) продавали не расфасованными, а на вес — от большой буханки или куска тебе отрезали приблизительно столько хлеба, сыра и т.д., сколько ты хотел, и взвешивали на весах. Если кусок был по весу меньше желаемого, то к нему докладывали кусочек поменьше — «довесок». И какова же была моя радость, когда, покупая хлеб, довеском оказывалась «горбушка»! А если, покупая сыр в гастрономе напротив, там тоже возникал свой кусочек, то такой бутерброд до дома зачастую не доходил. Так же было, если покупал кусковой сахар — тоже вкусно хрустит с корочкой горбушки. Неудачи бывали с колбасой: просто было с «докторской», которую я любил (в ней не было кусков сала), а вот с «любительской», или другими, могла возникнуть заминка, так как надо было пачкать руки, выковыривая жир, поэтому я этого не делал.
Нет. «Довесок» звучит всё же как-то не так…
А что, если, не меняя, в принципе, сути, назвать «Добавка»?
Ведь с этим словом у меня тоже много приятных ассоциаций — например, добавка «ленивых» щей или жареной картошки в обед. Или, как в пионерлагере, борща или макарон по-флотски (макароны еще те — большие белые или серые, с большой дыркой)… киселя… или компота из сухофруктов (почему-то я такой любил больше, чем из свежих).
Теперь пару слов об «интересных книгах».
Как я помню сам, и как говорили ближайшие родственники, моими первыми и любимыми книгами были «Что я видел» («Почемучка») Б.Житкова, «Детская энциклопедия» 1911-го года издания (с дореформенным шрифтом) и «Приключения Тома Сойера» Марка Твена. Остальную «мелочь» не припоминаю.
По-моему, «Айвенго» я читал иногда с фонариком под одеялом, потому что уже даже бабушка к тому времени засыпала.
К слову, о карманных фонариках — вспомнилось, что в них были плоские батарейки с почему-то запомнившимся названием «КБСЛ-050». Их металлические контактные пластинки (одна длинная, вторая — покороче) надо было немного согнуть особо, чтобы хорошо фиксировались с контактами фонарика.
И еще — сперва фонарики были с простым стеклом; свет при этом рассеивался и дальность освещения была низкой, а потом появились фонарики с увеличительным стеклом, да к тому же можно было, подкрутив его обод, сфокусировать луч, за счет чего «дальнобойность» резко повысилась. Но мечтой были «жучки» — фонари с автономным «динамо», которое давало ток при сжимании специальной ручки (уже не надо было возиться с батарейками, которые быстро садились, или даже часто «текли»), правда, при этом возникало жужжание, что, конечно, при маскировке было нежелательно.
Книги выдавали мне в ближайшей библиотеке сперва по карточке бабушки, а когда я уже достаточно подрос, — открыли мне персональную. Представляете мою гордость! И родных, конечно.
И в нашей семье, и в нашем окружении всегда много читали, обменивались интересными книгами, журналами. Со временем, стало все труднее знакомиться с новинками. Приходилось «доставать» номера популярных журналов,что-то перепечатывалось и размножалось на машинках.
Иметь «своего человека» в Союзпечати, чтобы подписаться на интересные газеты или журналы, — было большой удачей. Что уж говорить о знакомствах в среде работников издательств или книжной торговли!
Кое в чем нашей семье повезло. Папа был очень известным в Туапсе хирургом, а потом и главным врачом одной из больниц, поэтому, конечно же, у него были соответствующие знакомые.
Другое дело, что он сам практически не пользовался этими связями для себя. Он мог достать кому-то что-то, но для себя, как я помню, он попросил 5 экземпляров нового однотомного издания Советской Энциклопедии. Один он подарил мне, один оставил себе, а остальные, вместе с красиво декорированными вьетнамскими нардами, подарил на дни рождения своим школьным друзьям — Аркадию, Кукури и Серго.
Это те самые «мушкетеры», которые еще школьниками приходили к папе, переворачивали дом у бабушки, делали «стойки» на банкетке, окончательно ее развалив. У Аркадия были «золотые руки». Он стал потом прекрасным проектировщиком, а во время войны, будучи студентом, помог нашей семье тем, что изготовил макет женской ноги, по которому мои будущие бабушка и мама вязали чулки, обменивая их потом на продукты, выезжая в близлежащие деревни.
Кукури стал крупным специалистом по железнодорожному электроснабжению, всяким электровозам и пр., заведующим соответствующей кафедрой института и автором профильных глав Большой Грузинской Энциклопедии.
Серго же стал крупным архитектором и возглавлял отдел Министерства культуры. Кстати, по его проектам, кроме всего прочего, в Тбилиси были построены зал филармонии на просп. Плеханова и дом культуры МВД им. Дзержинского в начале ул. Бесики, напротив дома Офицеров. К слову, на торжестве по поводу его открытия, тогдашний министр внутренних дел Эдуард Шеварднадзе вручил Серго памятные часы. Как рассказывал потом сам награжденный, Шеварднадзе при этом шепнул Серго, чтобы тот хорошо хранил их, потому что они могут пригодиться.
Правда, судя по образу и условиям жизни, Серго не воспользовался этим знакомством когда Шеварднадзе стал Первым секретарем компартии Грузии. А до его Президентства Серго уже не дожил, первым из друзей уйдя из жизни.
Кстати, именно эта четверка выбирала мне имя, когда я родился, для чего предварительно составила многостраничный (сохранилась только одна страница) список известных им имен всех народов мира, включая литературных героев со времен античности. Правда, остановились на имени своего же школьного товарища, потерявшего ногу во время войны.
Об их шутках и розыгрышах, об их взаимоотношениях можно писать долго, но сейчас упомяну лишь то, что когда в тяжелейшие 90-е годы, когда люди буквально как-то выживали, Кукури и Аркадий, узнав, что папа умер и я собираюсь ехать в Туапсе, пришли ко мне и принесли 100 долларов!— огромные по тем безденежным временам деньги.
Мир праху всем им — прекрасным людям, оставившим о себе самую добрую память и улыбку при воспоминании о них!
Да… А ведь я рассказывал о том, как в 60-70-х годах люди «доставали» хорошую литературу, благодаря знакомствам. К слову, даже собирали мешками макулатуру, чтобы, сдав ее, получить талон на дефицитную книгу. Кстати, тогда я взял новое издание «Почемучки». Но оно оказалось очень невзрачным, серым, как и обложка книги, — совсем не таким, как прежнее, первое издание с солнечной обложкой с картинками, от которого у меня осталось радостное, светлое ощущение.
Так вот, и у мамы было одно очень приятное и, в данном контексте, хорошее знакомство. Дело в том, что один из ее пациентов был директором головного книжного магазина, расположенного с самом центре Тбилиси — напротив Оперного театра. Дурмишхан был очень приятным в общении человеком. Назначив мне как-то встречу у себя на работе, он отвел меня на склад, где поручил заведующей, сказав, что я могу выбирать всё, что захочу. Я же просто растерялся, ибо это был большой склад, до высоких потолков заставленный стеллажами с книгами, стоявшими не только вдоль стен, но и образовывавшими лабиринт внутри помещения. Хотелось взять и эту художественную книгу, и эту медицинскую, и эту детскую, и этот альбом Матисса, и эту фото-книгу об Эрмитаже, и...и… А денег-то — с гулькин нос! Я скромно выбрал несколько книг. И даже было неудобно за себя, что не купил некоторые те, которые у меня с руками оторвали бы прямо за порогом магазина. Помню, что я, поднакопив денег чуток, еще пару раз заходил на склад, несмотря на приглашения как Дурмишхана, так и завскладом, с которой у нас сразу установились хорошие отношения.
Как я говорил, этот книжный магазин располагался напротив Театра Оперы и Балета — чрезвычайно красивого здания, куда меня водили с раннего детства. Здесь я не по одному разу видел балеты «Лебединое озеро», «Отелло»; грузинские оперы «Даиси» и «Кето и Коте»; «Риголетто», «Евгений Онегин», «Аиду». А про «Травиату», которую особенно любил мой дядя Павлик, и говорить нечего.
Можно сказать, что хотя в те атеистические времена «слово божье» было нам, детям, в общем, недоступно, все же нас воспитывали, растили «не хлебом единым...»
15-23. 12. 2021 г.