И снова, и снова начались эти сны. От них не избаивиться, их получаешь и не знаешь куда их деть, в какой пыльный угол засунуть, в каком болоте утопить. Я знавал одного нерадивого почтальона, который топил письма в тверском болоте.
- Зачем? - спрашивал я.
- Они больше не помещаются у меня на балконе, - отвечал он и закидывал очередную стопку писем в болото.
Я подошёл к огромному чёрному пакету и засунул туда руку. Письма дрожали, они знали, что их утопят. Я достал одно и посмотрел адресат - Фанклуб "Николая Ласточкина". Вот же ж дерьмо! Топи их человек, топи. И он их топил, беспощадно под птичий звон.
От тверских болот до любой платформы, куда приезжают поезда, идти и идти. Ох, как долго идти и можно встретить по пути Огромного Чёрного Человека.
Он спросит, - Ну, что? Опять ты заблудился?
- Нет, - ответишь ты.
Предложит он, - А хочешь омут покажу? - и затрясутся сосны от его смеха.
- Спасибо. Но потом, - и продолжишь свой путь.
А эта невероятных масштабов личность будет стоять и дышать в твою уходящую спину. Я знаю, она меня дождётся. Она всех дождётся. Эта личность всегда добивается своего и если уж попался ей между сосен, то будь готов.
А на платформе не так уж и плохо, взад и вперёд уходит цыганский табор и гадает кошкам за символическую плату - два Мяука. Я вычищаю палочкой грязь из подошвы левого ботинка и наблюдаю это действие. Грязь настолько липкая, что палка то и дело застревает в ней, я матерюсь и цыгане переключаются на меня. Сначала подлетает та, что в красной юбке, потом та, что в синей, ну а потом в зелёной и все, все, все.
- Мы тебя знаем, дорогой.
- Я гораздо дешевле.
- Не дешевее, чем наши юбки.
- Смотря из чего вы их шили.
- Из ваших Мяуков, конечно.
- Так я же не кошка.
- А какая разница?
Я начинаю нервничать и ещё эта чёртова палка застряла в протекторе ботинка. Вокруг всё пестрит: зелёный, синий и красный. Неба уже не видно только эти юбки пестрят. Я закрываю глаза и считаю до семи, открываю - помогло. Цыган больше нет, лишь обычная платформа, с обычными кошками, ждущими электричку на Москву.
А в тамбуре тепло, не понятно почему. Вроде и лето сейчас и ранее не было прохладно, но в тамбуре всё равно теплее. Я стою весь в чёрной одежде и курю длинную белую папиросу, а напротив у окошка стоит весь в серой шерсти кот и пьёт что-то прозрачное.
- Будешь, - говорит он.
- Не откажусь, - я угощаюсь.
- Откуда?
- Как обычно, с Кепкина.
- Ааа, - протягивает он, - Встречал таких.
Ну что тут ответить? Угощаю его папиросой и мы уже вдвоём пропадаем в этом зелёном тамбуре, в клубах синего дыма.
- Вас цыгане не мучают?
- С чего ты взял?
- Они сказали, что живут на ваши Мяуки.
- Мало ли чего они говорят. Послушай, что я скажу. Есть в тверских краях нерадивый почтальон, он топит письма в болотах. Топит потому что не хватает у него места на балконе. А знаешь почему?
- Почему?
- Балкон у него маленький, не повезло с жилплощадью.
Кот выпустил такой клуб дыма из пасти, что я потерял его из виду.
- А есть ещё Огромный Чёрный Человек в лесах. Встречал?
- Встречал.
- Ну, и как тебе?
- Страшно было.
- Всем страшно. А что поделать? Жить-то всё равно надо. Да ты не бойся, если отпустил, значит не пришло время исчезнуть в соснах.
- Станция "Хвостотрубная", - объявил голос из динамика и поезд остановился.
- Бывай, двуногий, - сказал кот и в облаке дыма вышел из тамбура.
На вокзалах всегда неприятно. Неважно, уезжашь ли ты или приезжаешь - всегда неприятно. Кошки подтвердят. Огромное здание. Эта бесконечная пустота свисает с потолков древнего строения и давит на голову. Будто вся масса времени, с момента зарождения вселенной скопилась тут и теперь ложится на тебя, и дышит на тебя, и выталкивает тебя на привокзальную площадь. А там горят фонари и оказывается уже ночь и зима, Как долго я ехал...
Как долго я ехал? Как долго я ездил? Никто не знает, а я уж тем более. Я просто иду по ратрескавшемуся тротуару и в каждой трещине наблюдаю движение. Там строят города, осушают океаны и летают на драконах. Об одного из этих драконов я даже чуть не споткнулся, он дыхнул на мой грязный ботинок пламенем и полетел в следущую трещину, а я продолжил свой путь.
- День добрый.
- Добрый день.
- Вы случайно не с болот идёте?
- С них.
- А можно с вами?
- Пожалуй.
И вот вместе с новым знакомым, продолжаем переступать через живые трещины. Он с виду культурный и крылья носит правильно, под курткой, а на шапке его блестит золотое имперское перо. Он из "этих", я сразу понял.
- И как там на болотах?
- Да всё так же.
- Почтальон письма топит?
- Топит. Куда ж ему деться,
- Ага. А Огромный и Чёрный и Человек всё ещё там?
- Конечно, там.
- Понятно. Цыгане на платформе как?
- Нормально. Юбки разноцветные, Мяуки собирают.
- Вот как. А в тамбуре кот был?
- Ну, куда же без него.
- Всё пьёт?
- Пьёт.
Мы проходим очередное громадное здание. Оно и так белого цвета, а тут ещё и снегом завалило. Белое на белом внутри белого. Ну, очень странная вещь. Я даже остановился, смотрел и выдыхал пар изо рта. Пар вылетал забавными узорами, будто на нотный стан ложились ноты.
- Ну, что же, молодой человек, вот я и пришёл.
- Я знаю.
- Помните, как до Кепкина дойти?
Я попытался вспомнить. Вроде вперёд до светофора, потом налево до последней ромашки, а далее через забор с нарисованным курящим котом и я дома.
- Помню.
- Всего вам наилучшего.
- И вам не хворать.
Он поклонился, имперское перо коснулось трещины, стройка на долю секунды прекратилась, а я потопал дальше.
Звон, звон, звон. Это мои ботинки топают по бетонной дорожке. После одних бетонных заборов начинаются другие бетонные заборы, особенно, если на этих заборах нарисованы курящие коты. Я вижу свой дом, он окутан розовым туманом. Это невероятное зрелище: идёт снет, розовый туман и огромная жёлтая башня внутри него. Такое не каждый увидит, а увидит - не забудет, и я подхожу к розовой дымке, и трогаю её рукой. Она теплее, чем воздух в тамбуре. Это невероятно, думаю я, и смело погружаюсь внутрь. Теперь до дома рукой подать, казалось. Но внутри всё не так, я будто в киселе и чтобы двигаться приходиться помогать себе руками. Я не иду - плыву. Вот уже и детская площадка около подъезда, там, в этом киселе, плавают дети. Их трое: один в красном, другой в синем, а третья и вовсе в зелёном. Они забираются на деревья, прыгают вниз и медленно опускаются на землю. Так было всегда, даже когда я был в синем. Я открываю дверь подъезда, я открываю дверь лифта, я открываю дверь квартиры, я открываю дверь одеяла. Прямо в этих ботинках я закрываю сверху дверь и пытаюсь снова уснуть. Чтобы снова и снова начались эти сны.