Назначение на должность благочинного я получил, как говорится, совершенно неожиданно. Кто такой благочинный? Грубо говоря, это бригадир у священников, в определённом территориальном округе церковной епархии. По молодости, когда я только стал священником, данная должность мне казалась довольно привлекательной. Скорей всего, это что-то вроде юношеского максимализма. Вот ты такой молодой, а уже руководящий клирик, как правило протоиерей. Да и приход у тебя ни в каком-то глухом селе, или на городской завалинке, а в соборе, в добротном храме с прекрасным хором, да и многочисленным штатом. С возрастом, такая перспектива, как-то сама-собой перестаёт быть актуальной. Не у всех, но, в частности, у меня, так это точно. Скажу сразу, что при рукоположении, меня забрал к себе в храм отец Василий, у которого я пономарил с 12 лет. Он же мне дал рекомендацию на поступление в семинарию. Троицкий храм, где отец Василий был настоятелем, располагался неподалёку от дома родителей. А жили мы в столице. Так что начало моего служения представлялось обычным послушанием в исполнении треб, проведение будничных литургий и молебнов, сопровождением паломнических поездок. Одним словом, не служба, а приятный досуг, о коем мечтало большинство новорукоположенных священнослужителей. Это происходило в 90е, когда церковь стала, не побоюсь этого слова, очень модной. Открывались храмы, монастыри; чуть ли не в каждом областном центре образовывались духовные школы, выпускавшие в год по меньшей мере человек 30-40. И всех этих студентов нужно было куда-то устраивать. Не все, конечно, становились священниками, но всё же.
Так случилось, что церковная администрация нашей митрополии, посчитала, что отец Василий не очень подходит на должность великолепного прихода в центре города. Его заменили другим священником, как позже выяснилось племянником, или братом одного из высокопоставленных чиновников митрополии. Одним словом, всеми любимого батюшку, попросту выжили, заставив его с семьёй уехать. Позже выяснилось, что отец Василий выехал в соседнее государство, откуда родом его жена, где и устроился служить в одном из столичных храмов. Новый настоятель отец Дмитрий, сразу развил бурную деятельность. Открыл вторую воскресную школу для взрослых, стал выпускать приходскую газету, организовал миссионерский и волонтёрский центры, увеличил штат священников до пяти человек, окружив себя родственниками, однокурсниками по академии, друзьями – как это иногда бывает. Я среди этой братии, оказался словно белой вороной, или паршивым щенком, так говорила моя жена Алина. Первое время отношение ко мне оставалось прежним, хотя правды ради, новый настоятель больше воспринимал меня, как пацана, или посыльного, по типу «иди и принеси». А дальше всё по предсказуемому сценарию. Сначала мне перестали поручать исполнение большинства треб. Посылали, как говорится туда, куда Макар телят не гонял – отпевание разных алкоголиков, наркоманов, сомнительных личностей. Также причащать старушек в труднодоступные районы, куда никакой транспорт не ходит, соборовать и исповедовать, что для друзей и родственников отца Дмитрия казалось скучным, трудоёмким, а главное непривлекательным в финансовом плане. На таких требах платили мало, а то и вовсе не платили. Принято считать, что попов в церкви интересует исключительно финансовая сторона. Что за церковные деньги они покупают квартиры, дорогие автомобили, часы и прочий хлам. Эти стереотипы, навязанные всевозможными фильмами, телевизионными передачами, ущербными блогерами, крепко прижились в головах доброй части населения. Но, это не всегда так. Священник также, как и прочие люди, не может существовать без финансовых средств. Вот и у меня начались огромные трудности, которые мало кого вообще интересовали. После свадьбы, мы с женой жили у моих родителей. Но, скоро маме с Алиной, стало тесно на одной кухне - как бывает говорят в народе. Начали возникать конфликты, раздоры, скандалы, и нам пришлось съехать на квартиру в соседний квартал. Жильё в данном районе обходилось достаточно дорого. В прежний период, я мог без проблем его оплачивать, но когда обстоятельства в храме изменилась, средств критически не хватало. Помогали родители, использовали всевозможные сбережения, а ситуация не становилась лучше. Переехали на окраину города, к храму приходилось добираться больше двух часов. Стал опаздывать на службы, чем вызывал недовольство настоятеля, приходил поздно домой, а это уже возбуждало недовольство жены.
Алина, ещё недавно, служила регентом клироса в нашем храме, так что мы добирались в храм и домой вместе. А однажды отец Дмитрий объявил, что на клиросе должен звучать высокопрофессиональный хор, для чело пригласил платных певчих – учеников консерватории, оперных певцов, театральных актёров. По мне, так хор, которым руководила Алина, звучал ничуть не хуже. Ну, спишем это на моё предвзятое отношение, потому что регентом бывшего хора была моя жена.
Алина неделю лежала в депрессии, всё время плакала, говорила, что в церковь не ступит больше и ногой. Мои увещевания, мол Троицкий храм не единственный в городе, и что есть множество приходов, нуждающихся в услугах хорошего регента, совершенно не действовали на неё. Хандра, со временем, конечно прошла, только Алина мнение своё менять никак не желала. А когда стало совсем туго с деньгами, занялась частным преподаванием на гитаре и фортепиано. Не весть что, но худо-бедно могли оплачивать квартиру.
Очень скоро, по ходатайству отца Дмитрия, естественно, меня перевели на другой приход, только открывшийся. Храм строился и службы проходили в стенах постройки, а то и вообще под открытым небом. Настоятель игумен Никон, на улице служить не очень-то хотел. Как раз наступила осень с проливными дождями, сыростью и прохладой, а там и зима. Так что служение полностью легло на мои плечи. В стенах недостроенного храма гуляло множество опасных сквозняков. Я несколько раз простужался, а один раз слёг с воспалением лёгких. Отец Никон очень не довольствовал этим.
— Какой-то ты болезненный, хилый, — ворчал он, когда я в очередной раз пожаловался на температуру и боль в горле. — Вот молодёжь нынешняя. Нет у вас духа древних подвижников, которые в лютые морозы, в неотапливаемом храме всенощные выстаивали!
Одним словом, тайком от меня, он написал прошения в митрополию прислать ему в помощники другого священника, а меня убрать прочь.
Перевели меня в храм, располагавшийся в противоположном конце города. Настоятелем там служил древний отец Тарасий. Выглядел он таким старым, что я удивлялся, как он так живенько и проворно двигается во время литургии, то и гляди рассыпится весь на части. Посему я нередко порывался поддержать его, помочь нести тяжёлый потир, и переживал не споткнётся ли он ступая на солею. Опасения мои представлялись беспочвенными. Отец Тарасий прекрасно справлялся сам. Прислуживал ему пожилой диакон Владимир Шереметьев, очень гордившийся своей аристократической фамилией. Вернее, не так он гордился, как его жена, состоявшая старостой храма. За это девчонки-клирошанки, да и некоторые прихожане, называли её графиня Шереметьева, или просто графиня. Скоро я узнал, что графиня имеет очень огромное влияние на приходе, считая его чуть ли не своей вотчиной. Кто ей не по нраву, она буквально выживала, не терпя никакого инакомыслия по отношению к себе. Муж её, диакон Владимир, как священнослужитель, был достаточно бестолковым. Не взирая на то, что служил он уже пятый год, ему постоянно нужно было подсказывать, что и как делать, когда возглашать ектению, совершать каждение. Первое время, когда приходилось с ним служить, я относился к этой особенности равнодушно, памятуя, как и сам не сразу вник во все нюансы богослужебных действий. Затем, понял – диакон неисправим.
Добираться в Пречистенский храм, так называли его прихожане, ибо он был освящён в честь Рождества Пресвятой Богородицы, казалось весьма неудобно и проблематично. Снова пришлось менять квартиру, из-за чего произошёл скандал с Алиной.
—У меня же здесь ученики, я у некоторых и деньги взяла наперёд. Они ни за что не согласятся ездить на другой конец города! – чуть не плача говорила она. — Я столько времени потратила, на то чтоб добиться успехов в своём преподавании.
— Пойми и ты меня! Мне ведь добираться, часа три уходит, — говорил я.
— И толку от этого. Всего твоего заработка на дорогу только и хватает! Мне скоро на улицу выйти не в чём будет!
— Ничего не могу поделать! Староста, эта графиня Шереметьева, меня почему-то невзлюбила. За глаза нахлебником называет. Говорит приход и так нищий, хоть это далеко не так, а тут молодого попа прислали зачем-то. Они думают, я прислан в храм, чтоб отца Тарасия быстрей на покой отправить.
— Очередные интриги, - тяжело вздохнув и шумно присев на табурет сказала Алина, отведя голову в сторону. — Как же мне это надоело.
— Но, я же не могу выбирать, — обречённо проговорил я, — ты же прекрасно знаешь.
Алина лишь молча кивнула головой, прикусив губу и по её щеке прокатилась большая, горькая слеза.
После долгих споров, мы всё же переехали в район, поближе к месту моего служения. Не хочу даже вспоминать все те трудности, которые пришлось переживать за три года, что прослужил я на Пречистенском приходе. Абсолютная нищета, частые распри дома, по этому поводу. Вдобавок ко всему тяжёлая атмосфера в самом храме.
Закончилось всё одним весьма неприятным случаем. На одной воскресной литургии, во время моего служения, уже после пресуществления святых даров, по традиции диакон должен был окадить престол. Неуклюжий Шереметьев как-то очень сильно взмахнул кадилом, задев потир. Только по невероятной милости Божьей чаша не перевернулась, мало того, святая кровь также не расплескалась. Но, горящие угли из кадила полетели на престол и прожгли антиминс в нескольких местах. Отец Тарасий так расстроился этому, что в тот же день слёг. Обвинили во всём, конечно меня, очень постаралась наша графиня. В митрополии мне сделали строгий выговор и перевели в пригородное село, поднимать только что образовавшийся приход. Община человек пять, все очень деятельные, энергичные. Они так задёргали меня с оформлением документов, поиском меценатов, что на служение практически не оставалось времени. Служили только литургию в большой армейской палатке. Для этого каждое воскресное утро её нужно было ставить, а в конце службы убирать. Осень, в тот год, оказалась весьма капризной – сырость, затяжные дожди, ранние заморозки. Я снова попал в больницу, на этот раз надолго. А в конце января, ещё раз. После этого случился серьёзный разговор с женой.
— Мне надоело такое твоё служение в церкви. Говорила с врачом, у тебя может развиться хронический бронхит. Почему тебе не могут дать нормальный приход?! Какой-то ты несчастливой. И я с тобой такой же стала, — последнюю фразу Алина проговорила приглушённо, с особенной трагичностью в голосе.
— Ну, что ж теперь? – я не нашёлся что ответить, только тяжело вздохнул и понурил голову.
— Пойди в митрополию и попроси их дать другой приход! Должны же они понимать всю проблему твоего здоровья.
— Так не принято. Это считается дурным тоном.
— Ой, да ладно! Тоже мне суровые гусары. Что там, в митрополии не люди?!
Жена продолжала меня пилить до самой пасхи. Наконец на одном мероприятии, я подошёл к своему бывшему однокурснику по семинарии, успевшему пробиться на верх и занимавшую не последнюю должность в митрополии, намекнул ему о своём бедственном положении, о проблемах, упомянул даже про семейные конфликты.
— Какие проблемы, старик, — бодро хлопнув меня по плечу, сказал мой однокурсник отец Вадим. — Чего-нибудь придумаем. Загляни ко мне после праздников.
Признаться честно, я особенных иллюзий не питал на то, что что-нибудь выгорит из моей просьбы. Но, как оказалось, сильно ошибался. Взыграло моё маловерие. За несколько недель, я почти каждый день ездил в лавру к мощам преподобных печерских, слёзно молился о помощи и поддержке. Бог смиловался надо мной, я так, по крайней мере, думал, а я продолжал не верить в такой благополучный исход, вспоминая слова жены, о том какой я неудачник.
— При детской больнице храм открывается, — когда я приехал в митрополию и встретился со своим однокурсником, говорил он. — Там ничего ещё нет, зато сам главврач заинтересован в данном предприятии. Обещают выделить просторный кабинет под молебную, имеется проект на постройку храма. Знаю, вариант так себе, но поверь, лучше чем то, что ты имеешь. Послужишь пока при больнице, а там придумаем чего-нибудь. Я помню, как ты мне здорово помог с сочинениями на последнем курсе. Добро не забываю!
Что ж, выбирать не приходится. Спасибо и за это. Поблагодарив за помощь, я отправился к секретарю писать прошение на перевод.Одно хорошо – детская больница располагалась неподалёку от станции метро, так что, по крайней мере, теперь добраться до прихода не вызывало особых затруднений. Пятнадцать минут и я на месте. Приняли меня очень хорошо. Главврач Олег Александрович довольно приятный мужчина встретил с неподдельной радостью. Тут же провёл короткую экскурсию по больнице, рассказал о тесном сотрудничестве с нашим блаженнейшим владыкой митрополитом, упомянул о его спонсорском участии в жизни заведения, а также миссионерской деятельности. Одним словом, уверял, как важно создать при больнице храм, и как он всей душей и физическими возможностями к этому стремится. Для меня такое расположение главврача, представилось словно бальзам на душу. «Ну, вот, — подумалось, - наконец-то я обоснуюсь основательно. Видимо, смиловался надо мной Бог, за все пережитые трудности». Как же я ошибся. Почти сразу выяснилось, что во вновь образовавшемся приходе, общины как таковой и нет. Мало того, храм, по сути, здесь особо то никому не нужен. Я провёл пару литургий в кабинете, временно выделенном для богослужений, на которые никто не пришёл, кроме что разве старушки-санитарки, вошедшей под «Отче наш», и то, для того чтоб помыть за мной пол, да набожной медсестры Эльвиры Родионовны, забежавшей на пять минут, чтоб бросить в «карнавку» денюшку на развитие храма.
Олег Александрович, каждый раз при встрече приветливо здоровался, жал обе руки и ободряюще хлопал по плечу, выговаривая, как он безмерно рад, что сделал такое великое дело, можно сказать идею всей своей жизни – открыть храм, да ещё и в честь его святого коллеги святителя Луки. На мои приглашения зайти в храм на богослужение, Олег Александрович соглашался, обещательно уверяя меня заглянуть, при случае, вместе с другими работниками. Но, потом ссылаясь на занятость, только разводил руками.
Поначалу я ещё очень верил в то, что всё обязательно образуется, что милость Божья не оставит меня. По согласованию с руководством, служил перед огромной иконой Богородицы, подаренной больнице Блаженнейшим митрополитом и установленной в вестибюле при входе, молебны. На молебны собиралось кое-какое количество народа, в основном из любопытства, а иные с верой помолиться за здоровье тех, кого они привели в лечебницу. Только прихода, как-такового по-прежнему не было. Радовало одно, что на покупку необходимой утвари, церковных принадлежностей, администрация щедро выделяла средства. А в конце месяца ко мне подошла бухгалтер и ткнув мне в руку конверт, сухо проговорила:
— Вот, возьмите. Олег Александрович распорядился… Мы тут немного скинулись вам на зарплату, так сказать.
Не много, не мало, но кое-что, можно жить. Я лишь смущённо поблагодарил, чувствуя, как краснею.
— Ну, вот, — говорила Алина, когда я вечером принёс деньги. — А ты ворчал. Пусть хоть так, но не так как было на тех приходах, больше тратили, чем зарабатывали. Чем опять недоволен то?
— Да, понимаешь, — отмахнулся я, — как-то не так оно всё. Только теперь понял, что при тюрьмах, да больницах служба для настоящих подвижников. Главное служение, это социальное. А я службы люблю, литургии. Собственно, для чего и пошёл в священники.
— Сам не знаешь, чего говоришь! Вон, по телевизору только и показывают, что социальное служение, волонтёрские движения нынче очень популярны. Реальная помощь людям, поддержка. А все эти…
Алина вовремя прикусила язык и мигом отвернула в сторону голову, хотя я понял о чём она хотела сказать. Отвечать не стал. После того, как я лишился духовника, возникало множество вопросов, на которые я не знал логических, правильных ответов. Может Алина и права, только я очень тяготился на том больничном приходе.
А после того, как на пасху не смог служить службу вообще, так как попросту не с кем было, я окончательно впал в уныние. Пасха Господня, такой праздник, а я стою в облачении, кругом тишина, никого, и только пульт какой-то электроники жужжит в кабинете рядом. Пропел сам Христос Воскресе, ипакои, эксапостиларий. Хоть так. А затем, со скорбью в сердце помолился о своей печали и пошёл пешком домой по улицам ночного города.
Перед самой Троицей, позвонил мой благодетель отец Вадим, предложил встретиться. Речь пошла о том, чтоб я временно, хотя бы раз в месяц, служил на недавно открывшемся загородном приходике.
— Здесь недалеко, всего километров пятнадцать, — говорил отец Вадим. — Священник, который это начал, сильно заболел. Если всё так оставить, раскольники, сам понимаешь, тут же влезут и параллельно общину зарегистрируют. Это в лучшем случая. В худшем, всё приберут к рукам. Выручай. Ты ж не очень там в больничке то занят.
Хотел бы отказаться, да негоже. Отец Вадим считает, что очень мне помог с приходом, так что отказываться как-то некрасиво казалось. Да и послушание.
— Не вздумай соглашаться! – после того как я рассказал всё Алине, её возмущениям не было границ. — Учти, если ты сейчас залезешь в то село, о городе можешь забыть. И больше ты сюда не вернёшься, помянешь моё слово.
— Да что ты в самом деле?! Отец Вадим сказал…
— Отец Вадим твой хочет, тобой все дырки закрыть, неужели ты ещё этого не понял?!
— Не выдумывай! Это временно, пока священник, который занимался приходом, не выздоровеет.
— Угу… — печально покачала головой Алина, наливая в чашки горячий чай. — Я уже поняла, что жизнь священника отнюдь не сахар, да ещё мы с тобой такие неудачники.
Окормление сельского прихода затянулось надолго. К осени уже стало ясно, что отец Николай, так звали батюшку, который занимался открытием прихода в селе куда меня прикомандировали, уже никогда не вернётся. А соответственно все тяготы этого предприятия возлегли на меня. Сначала, пока стояла тёплая летняя погода, служили в армейской палатке. Затем выбили в сельсовете часть помещения в старом сельском клубе. Молебную комнату оборудовали там. Приходило к литургии человек пять-семь стареньких бабулек, да две молодухи-певчие. У одной из певчих отсутствовал слух, у другой имелся очень слабый голос. Так что слушать их пение, казалось ещё тем подвигом. Зато люди были на приходе очень искренние и хорошие. Вопреки всем трудностям, хотелось к ним ехать. Я с ними словно отдыхал душой. После службы бабульки, обступали меня кружком и просили прощения, будто за всех селян – мол мне приходиться ездить к ним, а люди в храм не ходят, просили не оставлять их, потому что эти простенькие, неслаженные службы для них жизневажные и необходимые. Сетовали, что ездить мне к ним накладно, зато они приносили в подарок всякую огородину, молочные продукты, домашний хлеб и прочее. Добираться в село мне представлялось очень неудобно. Посоветовались мы с Алиной, и решили купить автомобиль. Ещё со свадьбы собирали деньги на квартиру, да только поняли, что нам такие средства не собрать за всю жизнь. Все эти скачки экономики, инфляция… Машина стала необходимостью, вот и решились на покупку. По выходным и праздникам, я ездил на приходы, а в обычное время Алина таксовала, или подрабатывала у своей бывшей однокурсницы курьером. Кое-как обходились.
Так прошло несколько лет. Я уже практически смирился с тем, что священническое служение для меня, станет протекать в таком русле. Скажу больше, начал понемногу привыкать. И вдруг, аккурат незадолго до праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы, поздним вечером раздался телефонный звонок от отца Вадима.