Во второй половине марта кто-то из наших предложил начальнику экспедиции сделать на весенне-летний период задел. Подготовить по будущему маршруту трассы вертолётные площадки на расстоянии двенадцать – пятнадцать километров, и в мае месяце начинать работать в оба конца от вертолетки. Это давало возможность забросить на полевые работы дополнительные резервы, да и специалистам можно было работать в соответствии с последовательностью, определённой технологией изысканий.
Однажды утром послышалось хлопанье крыльев вертолёта. Мы выбежали из избы и увидели, как на поляну, рядом с деревней, поднимая клубы снежной пыли, садится вертолёт МИ-4 белого цвета с голубой полосой на борту. Из вертолёта кто-то выпрыгнул. Вертолёт, набрав обороты, улетел дальше по маршруту в сторону Перевала Даван. Минут через десять к избе подошёл на лыжах парень с рюкзаком, спальным мешком и конвертом. Парня звали Анатолий. Ростом он был около метр восемьдесят. Косая сажень в плечах. На вид лет около тридцати. В конверте лежал приказ о подготовке вертолётный площадок, записка от начальника экспедиции о том, что Анатолий взят сезонным рабочим для участия в устройстве вертолётных площадок, схема расположения этих площадок и то, что завтра за нами прилетит вертолёт и мы будем заброшены на место первой площадки.
Анатолий Фёдорович, прочитав записку, приказ, внимательно посмотрел на нас: «Чубаров, полетишь за старшего. Начнём с середины. Это километров шестьдесят – семьдесят по трассе. Если по тайге, то все сто будет. Возьмешь с собой двойной запас продуктов. А я останусь на базе. Журналы посчитаю, документы подготовлю. Дня через три за вами прилечу». Так и порешили. С вечера подготовили мешки с продовольствием, топоры, теодолит, рейки, пилы. Я зарядил пару десятков патронов на рябцов. Патроны на крупного зверя, глухаря у меня были в достаточном количестве.
Утром парни сбегали в сельпо за куревом, заваркой, свежим хлебом. Часов в двенадцать прилетел вертолёт. Мы быстро загрузились. Вертолёт, набирая обороты, поднялся в воздух и мы полетели к назначенному месту. Минут через сорок были на месте. Сверху видна была небольшая речка покрытая снегом. Кое где просматривались промоины. Вертолёт завис и начал медленно опускаться. Пилот предложил прыгать в снег. Валера Марущак, а среди своих Щегол, как более опытный, сбросил коробку с тушенкой. Из под снега, фонтанами вылетели банки. Вертолётчик опустился касаясь колёсам снега. Выбросили всё и выпрыгнули сами. Вертолёт тут же улетел. Вокруг нас была заснеженная поляна с отдельно стоящими вековыми соснами. Снегу было по пояс, местами по грудь.
Приближался вечер. Нужно было торопиться с обустройством лагеря для ночлега. Определившись с местом, раскидали лопатами снег, нарубили лапника, установили палатку. Три стороны, задняя, и две боковые оказались сантиметрах в тридцати от снежного бруствера. Фасадная часть выходила на площадку, расчищенную от снега, на которой обустроили кострище, сушилку их жердей для одежды и валенок. Пока ребята готовили дрова для костра и праздничный ужин в честь прибывшего в отряд Анатолия, я взял ружьё и пошёл осмотреть ближайшие окрестности. Метрах в пятидесяти от лагеря, у промоины, наткнулся на выводок рябцов. Они облепили берёзу, склонившуюся к воде, и слушали музыку журчания воды. Сделав пару выстрелов, подобрав трёх рябчиков, пошёл дальше. Минут через десять увидел аналогичную картину. Так не торопясь, добыл штук восемь рябчиков. Отошёл метров на сто от речки, увидел интересную картину. Из снежного бугра у поваленного дерева, через небольшое обледеневшее отверстие потихоньку струился пар. Я много слышал от местных охотников о зимовке медведей, их агрессивности при взятии на берлоге. Решил от греха подальше уйти поближе к лагерю.
У палатки было наготовлено дров на пару – тройку дней. На жерди висели два ведра с растопленным снегом. Одно под чай, другое под кашу с тушёнкой. Вокруг костра лежали брёвна для сиденья. Вход в палатку был распахнут к костру и палатка потихоньку наполнялась теплом. Солнце село и на небе высыпали звёзды. Высоко в небе плыли перистые облака. Поднялся порывистый ветер. От порывов иногда с веток падали на землю комья снега. Где-то рядом поскрипывало сухое дерево. Над вершинами сосен появилась луна. Тени от облаков, метались по поляне. Вокруг было красиво и в тоже время тревожно.
Щегол травил что-то парням. Анатолий вёл себя как-то странно. Вдруг встал, отошёл в сторону, держа в руках топор. Я прислушался. Щегол, отсидевший до экспедиции лет десять за убийство жены, рассказывал, что у них в зоне, когда появлялся новичок, и вёл себя неправильно, из него пытались сделать машку. Слово машка мне тогда ещё не было понятно, но смысл улавливался в том, что Анатолий, пока я ходил, немного сачковал, и за это Щегол
Его пугал. И тут мне смысл этой дурацкой шутки стал понятен, когда Валера вдруг сказал Редькину: «Витя, сначала ты с ним, а потом я». Чтобы прекратить этот балаган, я забрал топор у Анатолия. Сел рядом с ним и рассказал об обнаруженной берлоге. Щегол с Редькиным переглянулись. «Утром, когда в сельпо затаривались, бабы говорили, что сегодня ночью медведь должен покинуть берлогу. Что мужики ушли в тайгу брать медведя на берлоге». Мы ещё долго сидели у костра, травили байки, рассказывали друг-другу страшилки. Договорились до того, что начали бояться отойти от палатки. Часам к двенадцати кое как улеглись. Анатолий лёг с края, потом я, рядом со мной Щегол, и с другого края Витя Редькин. Палатку застегнули на все пукли. Пукли это такие деревянные пуговицы в виде палочек. Я зарядил ружьё медной картечью, положил сверху на спальник стволами к входу. Рядом с ружьём патронташ, у входа в палатку поставил валенки и уснул тревожным сном.
Ночью вдруг услышал хруст снега над головой. Сел, взял в руки ружьё, взвёл курки. Насторожился. Ребята спали безмятежным сном. Сквозь полог палатки доносились поскрипывания деревьев на ветру. Сон переборол и я, спустив курки, залез в спальник. Только начал засыпать, как вдруг над головой достаточно чётко послышался скрип снега, и я почувствовал, как морда медведя, тычется сквозь палатку в мою голову. Не помню, с какой скоростью я выскочил из палатки… На занесённой поляне метались тени от деревьев. Ветер шумел в вершинах сосен. Где-то рядом скрипела, потрескивая, сухая сосна об сосну. Луна, среди перистых облаков мчалась в каком-то, только ей известном направлению Вернее мчались облака. Расстреляв с десяток патронов, остановился. Секунд через тридцать из палатки послышался хохот. Я мгновенно определил насмешника и вытащил его волоком в спальнике из палатки. Разъярённый пнул несколько раз спальник. Голос щегла взмолился: «Виктор, не убивай» Я, немного сбросив пары, приткнул ружьё к обледеневшему за ночь брустверу. Достал из телогрейки сигареты, прикурил от головёшки. Присел на бревно. Щегол взял у меня сигарету, прикурил и устроился рядом. «Ну, рассказывай, что у тебя там приключилось?» - не выдержал я. «Сплю – начал щегол, - снится мне сон. Буд-то я дома. За столом жена, сын, отец. Мать поставила на стол большую миску с пирогами… И так мне тоскливо стало. Проснулся. Курить охота, сил моих больше нет. Полез за папиросами в карман палатки. А он у тебя над головой. Когда пачку доставал, ты вроде не заметил. Пачка оказалась пустая. Я её пару раз скомкал. Смотрю, ты сел, курки взвёл. Я замер. Ты посидел с минуту и снова спать завалился. Я пачку до конца смял и в карман над твоей головой, поглубже засунул. Смотрю ты пулей выскочил и давай, куда попало палить. Вот меня смех и разобрал». – Закончил он.
Утром следующего дня, после завтрака, закончили оборудование лагеря, и приступили к основной работе. Отмерив оптическим дальномером основные размеры площадки, вдоль речки, с учётом требований вертолётчиков, сделали зарубки на крайних деревьях. Без обеда до темноты кое-как успели. Плотно поужинав, завалились спать.
Так, разгребая снег у каждого дерева, пилили его под корень двуручной пилой, потом рубили сучки, распиливали стволы на подъёмные чурки и складывали штабелями за кромкой будущей вертолётной площадки. Завтрак, обед и ужин готовили каждый день. На краю вертолётной площадки, где сразу расположили лагерь, у большой лиственницы соорудили стол из строганных топором толстых жердей. Здесь же, привязав к лиственнице и ближайшим деревьям длинные жерди, сделали что-то наподобие сушилки для валенок и одежды. С одной стороны над жердью, которая ближе располагалась к костру, натянули брезентовый полог. Метров двадцать с подветренной стороны в кустах срубили небольшой, примерно с метр от земли, ряж под туалет. В общем, обустроились нормально. На лиственнице в кроне было гнездо белки. Каждый раз, когда мы вставали из-за импровизированного стола, она осторожно спускалась вниз, на столешницу, и доедала всё, что оставалось после нас. Особенно любила сухари, хлеб, печенье.
Пару раз ходил до ближайшего переката на рябчиков. Над перекатом образовалась промоина. Вода, перекатываясь через камни, журчала, булькала, пенилась… Над промоиной, покрытая инеем, нависала берёза. Рябчикам нравилось слушать журчание воды, и они, облепив ветки берёзы, крутили головами то в одну, то в другую сторону, слушая журчание. Я сбивал три – четыре рябчика, подбирал и шёл дальше, к тому месту, где первый день увидел пар, пробивающийся сквозь снег. Через некоторое время в снегу обнажился родник с тёплой водой, которая ручейком, текла в сторону промоины на перекате.
Как-то пошёл осмыслить существование, перспективу бытия, а заодно и не-много размять чтивом мозги. В руках оказался журнал «Наука и жизнь». Перелистывая страницы, в разделе Фантастика, наткнулся на рассказ «Охота». Автор от первого лица, писал: «2020 год. Сижу у камина. На стене висит лазерный карабин. Большой палец правой ноги греется на шкуре белой мыши – гейзерной. Помню, в прошлом году на звездолёте прилетал товарищ с планеты Альфа созвездия Процион, ближайшего к нашей планете. Я его на четырехъядерном квазиплане, по приглашению знакомого егеря, возил на охоту, на Камчатку. Сидели в засаде сутки. Ждали, когда гейзер ударит фонтаном в небо. В это время из норок выбегают гейзерные мыши. Мы с товарищем добыли по одной. Мой дедушка, когда я был маленьким, рассказывал, что когда он был молодым парнем, на охоту ходили в ближайший лес или тайгу. Добывали дичь на пропитание. Потом наступила эпоха индустриализации, и вся живность куда-то исчезла». «Да» подумал я «Неужели всё так и будет?» Вставил закладку. Пусть парни почитают…
Так незаметно пролетело время. Вертолетка была готова. Согласно договорённости, сегодня должен прилететь вертолёт. Продуктов оставалось на пару дней. Вдруг послышался характерный шум хлопающих лопастей. Мы обрадовались. Начали собираться. Вертолёт летел высоко. Может на обратном пути заберёт нас. На обратном пути он пролетел на той же высоте. И так, каждый день, ожидая вертолёт, мы, то собирались, то раскладывали вещи на ночь.
Сначала закончились продукты. Осталась одна заварка. Крепко заваренный чай перебивал чувство голода. Потом закончилось курево. Валера Марущак нашел недалеко от палатки прошлогодний сохатиный помет. Он придумал и курево. Если взять прошлогодний сохатиный помёт, из которого дождями и талым водами вымыто всё, кроме растительной составляющей, а лось, как мы знаем, питается многими травами, кроме этого в начальной стадии в процессе переваривания травы проходят естественную ферментацию, смешать с прошлогодними листьями ольхи, высушить и растереть, то получается что-то вроде табака. Правда дым имеет сладковатый привкус. Но в совокупности с крепким чаем, даёт неплохой результат.
Практически в целях добычи дичи излазил тайгу в радиусе десяти километров от вертолётной площадки. Осталась одна белка, которая жила в своём гнезде на дереве у нашего стола. У нас даже мысли не появлялось трогать её. За время обустройства вертолетки она стала членом нашего коллектива. Кроме того, она ждала приплод, готовилась стать мамой. Однажды утром мы увидели на импровизированном столе небольшую горку шишек лиственницы. Сверху на нас смотрели две чёрные бусинки. Белке, как нам показалось, было интересно, поняли мы её намерения или нет? Конечно, поняли! Это маленькое дикое существо приняло нас за своих и решило с нами поделиться…
Рано утром, когда уже все надежды иссякли, вскипятили воды, заварили купеческого чаю. Выпили по паре кружек, чтобы наполнить желудки хоть чем-то. Разгребли снег у лиственницы, где был сколочен стол. На дно образовавшейся ямы постелили палатку. Сложили всё имущество, инструменты, посуду. Закрыли концами палатки, закидали ветками. Взяли с собой топор, оставшуюся заварку, спички, котелок, и выдвинулись вдоль ручья к реке Киренги. Вышли на край вертолётной площадки. Остановились посмотреть на своё творчество. Вдруг из-за вершин деревьев вынырнул небольшой вертолёт, и прямо сходу сел на площадку. Это был МИ-2, типа санитарного вертолёта. Обороты двигателя сбросили. Открылась дверь, и в образовавшийся проём высунулась рука с авоськой полной бутылок водки. Я машинально вскинул ружьё, целясь в авоську. Валера Марущак оттолкнул ствол в сторону. Прогремел выстрел мимо авоськи: «Виктор, что, с ума сошёл? Не порти себе жизнь. Она тебе ещё пригодится. Мы найдём, как с этим… разобраться». Конечно Валера, как всегда был прав. Он отсидел, по мокрому, пятнадцать лет и знал что это такое.
Вертолёт заглушил двигатель. Мы вернулись. Из вертолёта, держа в руке авоську с водкой, вывалился опухший с перепою Кучер. Мы, не обращая на него внимания, загрузили вещи в вертолёт. Вертолётчика звали Валера. Они прилетели из Саратовского авиаотряда обслуживать БАМ на три месяца. Потом их должны будут сменить другие… Он рассказал, что в течении последней недели, согласно договорённости, прилетал на нашу базу в Новосёлово четыре раза. Кучер был пьян так, что не мог связать двух слов. А показать где нас забирать было некому. Вертолётчики, которые нас забрасывали, улетели домой, на отдых и встретиться с ними не получилось.
Дверь в вертолёте закрылась. Лопасти, медленно набирая обороту, приняли горизонтальную плоскость. Вдруг обороты резко увеличились, и вертолёт, наклонившись носом вперёд, набирая высоту, вышел на заданный курс. Внизу, среди сопок, белой лентой лежала река Киренга. Немного погодя увидели внизу, в слиянии с рекой Ульканом село Тарасово. Минут через пять, сделав круг, приземлились в Новосёлово, рядом с нашей базой.
После выгрузки вертолёт ушёл на Усть-Кут. А мы, перетащив вещи на базу, растопили баню. Достали со склада ящик тушенки, ящик сгущённого молока, и попросили хозяйку приготовить чего-нибудь перекусить. Валера Марущак и Витя Редькин, под каким-то предлогом заманили полупьяного Кучера в амбар и кинув ему спальник, закрыли амбар на клюшку.
Напарившись, отмывшись от почти месячной грязи, простирали всё своё бельё и развесили сушить в бане. Тётя Маша успела приготовить обед. На столе стояли миски с разносолами. Миска с мочёной брусникой, небольшая миска с солёными грибочками. В казане, стоящем посередине стола, парила картошка с тушенкой. Рядом на блюде, нарезанный ломтями домашний хлеб. Дядя Егор, хозяин дома, принёс из сеней охлаждённый морс в трёхлитровой банке. Поставил на стол, только что приготовленную им строганину из замороженного ленка. Щегол достал, запотевшую бутылку столичной. Сорвал пробку и разлил по стаканам. Не обошёл вниманием и хозяев: «Ну, с лёгким паром, мужики!», произнёс он, и мы опрокинули содержимое стаканов в себя. Не знаю почему, но никто из нас не торопился закусывать. Толи стеснялись друг друга, толи чувство голода от крепкого чая и самодельного курева притупилось. Не знаю. Закусывать начали после второго тоста. Постепенно съели всё, что было на столе. Тётя Маша вынула из печи чугунок, с настоявшимся на травах, таёжным чаем. Разлила черпаком чай по кружкам. Закурили. Дым от настоящих сигарет, расползался по избе, напоминая, что всё уже позади, что мы наконец-то на базе и будем спать в тепле.
Валера сходил в амбар посмотреть, чем занимается Кучер. Анатолий Фёдорович спал крепким сном в спальнике, брошенном на пол. Мы расстелили на полу войлок в два слоя, переложили спальник с Кучером на войлок. Накрыли сверху своими полушубками. Хоть и пробухал почти две недели, но все-таки наш начальник, да и после баньки и сытного обеда уже отошли. Зло уже куда-то исчезло, а вместо зла появилась какая-то забота.
Утром следующего дня, поняв всю степень вины перед нами, Анатолий Фё-дорович, сидя за столом, опустив взгляд в стол, о чём-то думал. Потом, подняв голову, глядя каждому в глаза: «Мужики! Я виноват! Сознаю. Простите, если можете. Больше не повториться». От этих слов на душе стало легко и свободно. Мы ему верили. А это значит, что у нас сложился коллектив. Мы стали одной семьёй. Впереди нас ждала не одна вертолетка, целый полевой сезон до ноябрьских праздников.