Тема – необъятная! На одной страничке не расскажешь…
Мама рассказывала, что в роддоме первая песня, которую я услышала, была «Колыбельная Светлане» - её мне пела нянечка (или медсестра, санитарка). И в дальнейшем мама подхватила её: лёжа в колыбели, я просила маму спеть «Лунные поляны».
Ещё она мне пела колыбельную «My curly headed baby» из репертуара Поля Робсона – наполовину на английском, наполовину по-русски. Я называла эту песню «Там-цы» («Там цикады, для негров серенады, поют в лесу, поют в саду колибри, какаду». Моя личная бабушка (мамина мама) пела мне «Гайда, тройка, снег пушистый, мчится парочка вдвоём». Маму очень забавляло, когда я это воспроизводила.
А другая бабушка пела «Смейся, смейся громче всех, милое созданье, для тебя весёлый смех, для меня – страданье». Потом уже, когда я довольно-таки подросла, пошли в ход «Вам восемнадцать лет, у вас своя дорога, вам хочется смеяться и любить». Буквально сегодня мне вспомнилась песня «Джон Грей» (есть ролик с исполнением Андрея Миронова). «Мы её пели с Валей (сестрой)», - заявляла мне бабушка. «Нет, ни за что на свете, могут случиться дети, нет, нет!» - сказала Кэт. (К сожалению, у сестры Вали так детей и не «случилось». Программирование?)
Я, в свою очередь, пела везде: в автобусе, в поезде, на корабле, никого не стесняясь, как рассказывала мне потом мама. В санатории в два с половиной года спряталась за занавеску у окна в номере: «Это сцена. Я – артистка!» Вышла оттуда и стала петь. «Сейчас артистка пописает, и концерт продолжится!»
В садике нас тоже учили песням. На металлофонах играли «Во поле берёзка стояла». Я заставляла бабушку (мою индивидуальную) записывать слова в отдельную тетрадку: «Падают, падают листья, в нашем саду листопад…», «Про нашу Советскую Родину мы песню поём…»
В больнице лежала – оттуда тоже песню принесла. Запомнила, как большие девочки пели: «Травы пахнут мя-яты-ые!» Мама смеялась, что я неправильно поняла. А я, хоть и не поняла тогда, но, по-моему, расслышала всё совершенно ясно и рассудила здраво. С чего какие-то левые травы будут пахнуть мятою? Они либо мята, либо не мята. А вот мятые травы как раз сок пускают и пахнут. На даче-то папина мама ходила с серпом и срезала траву на участке – она и пахла.
Перед первым классом мама повела меня записываться на музыку. В музыкальную школу возить было далеко и некогда, а напротив дома при ЖЭКе как раз открыли филиал будущей Балакиревки, тогда муз.школы № 39. Я пришла, муз. педагог меня спрашивает: «Что будешь петь?» Я вспомнила садиковский репертуар: «Мишка с куклой». Мужчина заиграл громко и быстро. Я растерялась. Он замолчал, я запела медленно, чуть не по слогам, но правильно. Что-что, а слух был. Потом на сольфеджио старшим девчонкам подсказывала музыкальные диктанты.
Каждый год в начале марта мама на свой день рождения собирала друзей. Особенно любили собираться московские устюжане-одноклассники. Из Рязани, из Калинина тоже приезжали. Одна из подруг – моя «неофициальная крёстная», в честь которой меня назвали, – была очень музыкальна и играла на пианино. Пела романс на стихи Лермонтова «Нет, не тебя так пылко я люблю». Все вместе пели «Накинув плащ, с гитарой под полою…», «Ромашки спрятались», «Клён ты мой опавший». Это уж обязательно. К стихотворению одноклассника – профессора из Свердловска – «Устюжане – не южане» мама с Натальей подобрали мотив. Ну и что, что он напоминал частушки про «ярославских робят», - зато задорно звучал!
С мамой и её подругами мы частенько пели на отдыхе: в походах, на турбазах, на даче, в гостях и всегда, когда наступало «поётлИвое» настроение. Такой вологодский диалектизм.
"Алёша" и "Баллада о красках" - песни, которые мне всегда напоминают поездку "за лагерь под Благовещенье". Под Великим Устюгом в начале 70-х был устроен лагерь от педучилища. А мамина подруга тётя Рима работала в этом педучилище, преподавала русский язык. И мы пристроились "за лагерь" со своими палатками: я, мои родители, тётя Рима с мужем и дочкой Светкой - моей приятельницей. Одно лето и бабушку мою с собой брали. Проехать "под Благовещенье" можно было только на буханке "скорой помощи". И мы ехали, держась за ремни под потолком и пели "Был он рыжий,как из рыжиков рагу..." или "Белеет ли в поле пороша..." Сразу встаёт перед глазами лицо тёти Римы. Кстати, этим летом в Устюге с ней виделись, очень обрадовались встрече. Песня всегда погружает в такие эмоциональные пучины!
Мамина подруга тётя Люба под свой аккомпанемент на пианино исполняла Галича: «Первача я взял 0,8, взял халвы, пива рижского и керченскую сельдь, и отправился я в Белые Столбы на братана да на психов поглядеть…» Как там «параноики играют в нолики, а шизофреники там вяжут веники, а которые просто нервные – те спокойным сном спят, наверное…» Она написала мне слова песни «Любовь и разлука» И.Шварца на стихи Б.Окуджавы.
В школе я пела тихо и себя не проявляла, пока в пятом классе в нашу школу не пришёл замечательный хоровик Василий Иванович Максимов. Он организовал хор на 180 человек, из двух отделений, каждое на три голоса. Говорили, что такой хор не в каждой музыкальной школе найдётся.
Мне очень нравилось петь в хоре. Пели «То берёзка, то рябина», «В тёмном лесе» с вариациями, «Вместе весело шагать», школьные песни: «Наша школьная планета», «Школьный корабль», «Школьные годы». Положено было иметь в репертуаре песню на ленинскую тему – пришлось разучивать произведение Холминова: «Ветви оделись листвою весенней, и птицы запели, и травы взошли…» Хор просуществовал два года.
К сожалению, мы никуда не ездили выступать: тогда нам запретили из-за страшной автокатастрофы, произошедшей как раз с нашими учениками и учительницей весной 1975…
Когда я поступила в институт, мама вспоминала песню «Жил отважный капитан», тоже с английскими вкраплениями. Наверное, это осталось от институтских занятий по иностранному языку. Или грампластинки на 78 оборотов такие были.
В институте, кстати, у нас тоже образовалась вокальная группа: Вика, Ирина, Лена, Галя, Оксана и я. Нам дали даже руководителя – Юрия Кузнецова. Из песен, которые разучивали с ним, помню канон «Семь женихов»: «Как хотела меня мать да за первого отдать…» Очень злободневная песня для филфака.
Ещё мы готовили сценку с использованием произведений Моцарта и Сальери. Из Моцарта Юрий Кузнецов предложил «Латинский алфавит» - в трёхголосье, по двое на одну партию. А из Сальери – «Смех и веселье звучат в этой песенке…» Там смысл был в том, что каждый голос по очереди пропевает по одному слогу, то есть первый поёт: «Смех… се… чат… пе…», второй: «…и… лье… твэ… сен…», третий: «…ве… зву… той… ке». Поди не сбейся! А объединены Моцарт и Сальери были темой урока музыки и латинского языка.
Вскоре Оксана и Вика ушли в фольклор (кстати, до сих пор там, скоро пятое десятилетие пойдёт, какой кошмар!), а мы с Леной, Галей, Ириной собирались по домам, на дни рождения и просто так, пытались музицировать и петь песни итальянских композиторов («Санта Лючия», «Вернись в Сорренто», «О соле мио» и др.), песни из фильмов «Жестокий романс», «И это всё о нём», «Эскадрон гусар летучих», «Станционный смотритель», и др., из «Юноны и Авось».
Однажды в экспедиции в Кировскую область нам довелось послушать бабушку-песельницу. Она пела "От павших твердынь Порт-Артура", "Лён над рекой" (свадебную), "жестокий романс" про Шарову Леночку... Диалектным таким голосом, на О, и ЦВЭТ с твёрдым В - моя прелесть!
Потом я стала изучать французский язык, слушать и пытаться повторять песни Мирей Матьё, Эдит Пиаф, особенно Джо Дассена… Сама сочиняла мотивчики на французские стихи Сюлли Прюдома, Жака Превера…
В пансионате встретила последовательницу движения Порфирия Иванова «Детка», она меня научила песне, которую я посвятила своей тёте (спела ей).
В том же пансионате я познакомилась с будущим мужем… Он тоже обожает петь… Но это уже совсем другая история.