Мира забрасывала сестру сообщениями с вопросами о том, когда же наконец она сможет посетить выступление «Зелёного бархата». И наконец дождалась. Ближе к середине января она узнала точную дату концерта.
И в один январский вечер Мира с Мариной на раритетном «Хорьхе» отправились в «Зелёный бархат» вместе…
— Ничего себе! — оглядывая салон автомобиля, удивлялась Мира.
— Вот так бывает, — шутливо поддёрнула её Марина.
— Потрясающе!
— Это в качестве исключения, то, что мы вместе с тобой пользуемся служебным, так сказать, транспортом, никому чужим не говори, ладно?
— Есть, мэм! — напускно заговорчески откликнулась Мира.
— Правилами клуба подобное не запрещено, ну, в смысле того, что я могу сопроводить тебя таким образом. Но не более. Ты водёшь с другого входа вот по той контрамарке, что я дала тебе. Не забыла её?
— Нет, она у меня в сумочке, — ответила Мира, с восхищением глядя на снегопад из окна ретро «Хорьха».
— А всех привозят на таких машинах? — повернулась она к Марине.
— Нет. У кого-то свои. Кто-то добирается вместе. Этот же автомобиль принадлежит клубу, а то есть Герману, как и сам клуб. И он просто любезно присылает его за мной. В первый мой визит, я добралась на такси. И клуб решил, что их адепт не должен добираться таким образом.
— Автомобиль принадлежит Герману?! — удивилась Мира.
— Да, — улыбнулась Марина.
— Тебе не кажется, что в этой истории слишком много совпадений? — проникновенно взглянула на сестру Мира.
— Знаешь… После того, как в моей жизни появилась Муза, которую кроме меня никто не видит, я склонна к такому виду мышления.
Они добрались до клуба:
— Пойдём я тебя провожу, — выйдя из автомобиля, обратилась к сестре Марина.
Пройдя пару шагов и завернув за угол, Марина и Мира вышли к главному входу, откуда все зрители попадали в зал, где проходят клубные концерты:
— Ну, всё, — поцеловала Миру Марина, и они обнялись. Мира постояла пару минут, чтобы собраться с духом. И смотрела вслед удаляющейся Марине. Она шла по припорошенной снегом улице меж старых зданий в пальто, из-под которого виден яркий подол вечернего платья, похожая на голливудскую звезду прошлого…
Марина скрылась за углом, а Мира наконец вошла в здание.
Участники «Зелёного бархата» с волнением готовились к своему концерту. И вот поднялся занавес, на сцену вышел Герман. Его встретили бурными аплодисментами. Он улыбнулся даже, что бывает редко на публике, просто он этакий Онегин, так уж у него получается.
Герман начал выступление, а Мира не могла отвести от него глаз. Она чувствовала, что влюбилась в этого ангела. Герман решил в качестве импровизации прочесть и своё стихотворение о Прекрасной Даме. Импровизацией это было потому, что обычно он всё продумывает перед концертом и никогда не нарушает задуманного. А тут он почувствовал своеобразный порыв, последовав которому, решил читать это стихотворение. Где-то на середине он замер на мгновение… В зале сидела та самая его Прекрасная дама… Он просто не мог поверить своим глазам! И прочёл стихотворение, уже обращаясь к ней, что невольно не мог скрыть от неожиданности. А потом, уйдя за кулисы, тайком наблюдал за своей материализовавшейся Прекрасной Дамой. Марина заметила его странное поведение. Она стояла рядом, готовясь после Одинокого бездельника выйти на сцену. Герман обратился к ней:
— Марина…
— Да, — они разговаривали шёпотом, чтобы не мешать другим.
— Видишь ту девушку в голубом, — в голубом, к невероятному совпадению, в зале в этот вечер была только её сестра.
— Да, — стараясь не выдать ничего лишнего своим удивлением Марина.
— Эта она — та самая Прекрасная Дама, которой я посвятил своё «Январское стихотворение»… — взволнованно и будучи сам на себя непохожим сказал Герман.
— А вы знакомы?
— В том-то и дело, я прежде видел её только во сне…
Марина не знала, что сказать. И спасибо: Одинокий бездельник, как раз закончив своё выступление, подошёл к ним:
— Удачи, Марина. Твоя очередь, иди.
И Марина вышла на сцену.
В завершение вечера участники клуба раздавали автографы. И Мира, будучи девушкой смелой, не стала медлить, сама сделав первый шаг:
— Подпишите «для Миры» пожалуйста… — протянула она Герману книгу его стихов.
Он поднял глаза и встретил её взгляд, в котором отражались морские звёзды…
— Спасибо, — ответила она, принимая обратно книгу из его рук.
— Пожалуйста, — улыбнулся он.
Мира прижала книгу к груди и от волнения даже не заглянула в неё. А следом ещё много желающих ждали своей очереди за автографами. И ей ничего не оставалось, как уйти. Мира нашла сестру, и они вместе сели в автомобиль.
По дороге домой Мира наконец заглянула в книгу. Свет уличного фонаря упал на форзац и высветил надпись на странице:
«для Миры»… Вы можете мне не поверить, но не делайте этого. Прекрасная Дама — это Вы, пришедшая во сне ко мне, а сегодня я впервые встретил воплощение её реально. Ответьте, пожалуйста, адресуя письмо сюда, где нас свела судьба… Герман для Миры.
— Что это?! — взглянула она на Марину.
— Что? — непонимающе откликнулась та.
— Это оставил мне сегодня Герман, — показала она книгу сестре.
Марина прочла написанное и задумалась…
Мирская не знала, как ей поступить. И некогда было обдумать произошедшее.
— Марина?
— Знаешь, Мира, правда всегда лучше тайн. Сегодня я заметила, что Герман какой-то странный после своего выступления. И подошла к нему. Он высматривал кого-то в зрительном зале. А потом ошеломил меня заявлением о том, что девушка в голубом — его Прекрасная Дама из «Январского стихотворения», которую прежде он видел только во сне. И указал на тебя…
— Я ушам своим не верю! Это безумие!
— …
— Он просит написать ему… Я так и сделаю.
Мира и Марина добрались до дома. А всю ночь Мира писала письмо Герману. И на утро Марина нашла её спящей среди исписанных бумаг в компании послания.
— Ты прямо, как Татьяна Ларина. Доброе утро, улыбнулась Марина, глядя на проснувшуюся наконец и протирающую глаза Миру.
— Я что, так и уснула?
— Видимо, — продолжала улыбаться Марина. Она ушла, чтобы не смущать девушку, окружённую, как понятно, личной перепиской. — Умывайся, и пойдём завтракать! — крикнула ей она уже с кухни.
Через полчаса Марина и Мира разговаривали за чаем:
— Ты писала письмо Герману? — обратилась к сестре Марина.
— Да, это всё слишком невероятно, чтобы упускать дарованную нам возможность.
— Согласна…
— Вкусный чай, — добавила Мира.
— Ведь мне лучше не скрывать от него, что мы сёстры?
— Ну, самой тебе не стоит ему говорить, я думаю. Иначе это будет выглядеть подозрительно.
— Конечно. Просто, если вдруг что, то я не стану делать вид, будто он говорит со мной о неведомой незнакомке. Люди слишком много времени уделяют бессмысленным реверансам, а потом удивляются, почему что-то идёт не так.
— Ты права.
Уик-энд сёстры провели вместе, а вечером в воскресенье Мира уехала в колледж.
Блог Марины сделал её сетевой поэтессой. И это было по-настоящему здорово, потому что выбор делают таким образом сами читатели. И Марина не использовала для достижения цели алгоритмические отслеживания или похожую фигню. Она просто делилась своими стихами с миром.
Всё своё время она посвящала стихам. Гоша опять исчез. Работа стала лишь фоном, которому Марина перестала уделять внимание. Разве, что иначе относилась к своим текстам, минимизируя от себя глупость их направления.
А ещё: после того феерического знакомства в загородном доме, куда-то запропастилась её Муза. И Марина стала переживать, что могла сделать что-то не так. За подобными размышлениями вечером в квартире её и застала Муза…
— Да, нет, конечно, ты ничего плохого не сделала. Просто я бродила среди поэтических звёзд…
— Муза! Я так соскучилась! — радостно обратилась к Муза-бабочке Марина.
— И я…
— Хочу показать тебе рисунки Миры, — побежала босиком в спальню Марина и вернулась с пачкой бумаг, — вот, смотри, как она тебя видит… — протянула Марина рисунки Миры Музе.
— Ух, ты! Она разглядела мою душу. Хотя в случае нас Муз тут всё едино, но всё-таки при материализации облик наш немного иным предстаёт людям.
— Ты прекрасна во всех смыслах! — обняла её Марина.
— Спасибо.
Они разглядывали рисунки и писали стихи.
Мира же думала о Германе. А Герман думал о Мире. Он писал стихи и делился ими в блоге. А Мира читала их и теперь понимала, о ком эти строки.
Она не знала, как себя вести, поскольку их чувство слишком сильно соприкасалось с запутанной реальностью. Но, поразмыслив, Мира решила не думать об этом, а довериться чувствам.
Герман получил её письмо…
«Дорогой, Герман!
Для меня стало неожиданностью то, что я прочла в посвящении, оставленном Вами на странице книги стихов. Но неожиданностью приятной. И пишу это письмо, отвечая взаимностью на Вашу просьбу.
Совершенно невероятно то, что Вы поведали мне в нескольких строках того посвящения. Если образ Прекрасной Дамы, в лице меня, исходя из прочитанного, явился Вам во сне, то отрицать тайный смысл нашего знакомства было бы совершенной ошибкой. Ведь именно в то время я познакомилась с Вашими стихами и влюбилась в них… Так, что звёзды соединили нас ещё до личной встречи.
Пишу сейчас это письмо, как Татьяна Онегину, только надеюсь, что Вы не Евгений, а я не Ларина, и их судьба нас не постигнет. Но в чём-то я нахожу в себе сходство с пушкинской героиней, поскольку не считаю необходимым таить чувства также.
И не боюсь с Вашей стороны подобной Онегину реакции, поскольку вы явились мне во сне в образе ангела.
Искренней душой, Мира».
Прочитав, Герман отложил письмо и задумался. А потом просто написал несколько стихов. Переписал их на клубную бумагу и положил в книгу «Евгений Онегин».
Марина встретила Гошу в парке, куда он пришёл совершенно случайно:
— Гоша?!
— Марина…
— Привет, — подойдя, поцеловала она его.
Семёнов подхватил Марину на руки и закружил под снегопадом.
Они просто гуляли по парку. А после Гоша предложил сходить в Парк аттракционов, хотя сейчас тот уже закрыт на зиму.
Замерзшие под снегом карусели. И мерно падающие крупные снежинки. Гоша дал сторожу тысячу рублей, и старик пустил их на территорию…
— Ты в своём репертуаре, Семёнов, — покачала головой Марина.
— Ну, зато я сегодня нарушаю правила. Ведь ты это любишь? — улыбнулся он, крепко сжимая ладонью руку Марины, которой она держала его под руку с другой стороны.
— Если так, то ладно, — улыбнулась она.
Они бродили между остановленных аттракционов. И сидели на скамейке в аллее ив.
Этим вечером Марина писала стихи в книгу «Стихи на белых манжетах». Она подумала, что если они расстанутся, то книга этих стихов будет автографом их возрождённых чувств.
— Почему ты думаешь, что вы расстанетесь? — появилась Муза.
— Сама не знаю.
— А стихи такие красивые… — взяла в руки блокнот её Муза, ты знаешь, они вдохновлены не мной, тут любовь, настоящая ли, первая ли, но любовь точно.
Мира тоже чувствовала приход своей Музы. Но её творчество, посвящённое Герману, прилетело в союзе с Музой. Она продолжала рисовать его с ангельскими крыльями. Мира видела душу Германа. А не внешний, хотя и правдивый, но поэтический образ. И это значило, что она по-настоящему любит его, ведь, как однажды сказала их с Мариной любимая Цветаева: «Любить — значит видеть человека таким, каким его задумал Бог...».
Поэзия соединила души, а живопись проявила эти души в рисунках.
Марина вдруг подумала, какая может быть Муза у Германа. А вдруг он тоже видит её? Марина ещё подумала о том, что о Музах рассказывали сначала, видимо поэты-мужчины, а ведь есть и Музы в смысле Музов. Она читала о таком у одной современной поэтессы. Но у них с Мариной Музы именно женщины. Мира бродила по шагам размышлений и рисовала. Картины пишут. Но Мира рисовала и рисовала карандашом. Она вспомнила о рисунках Германа, которые впервые увидела в книге его стихов. Есть в этом совпадении что-то мистическое. Будучи поэтом, он рисует. А она, рисуя, полюбила его.
Герман пришёл ночью в клуб один. Он вспомнил, что оставил в книге свои, переписанные для Миры, стихи. Загосский подошёл к окну, держа в руках те листы со снегами. Снежинки кружились воздушно.
Мира в своей комнате тоже подошла к окну, отдёрнула занавеску. Падал снег. Крупные снежинки кружились на ветру…
— Скажите ему, пожалуйста, что я его люблю… — прошептала Мира и пошла спать…
Герман смотрел на снежинки и прислушивался к голосу своей души. Подошёл к полке с книгами. Взял лист бумаги. И сев за стол рядом с окном, написал: «Я Вас люблю»… Если бы только так можно было начать письмо ей. А почему нельзя? Кто сказал нам это? Ты чувствуешь, что ты её любишь? Так скажи об этом. И он продолжил писать письмо для Миры:
«Я Вас люблю.
Прекрасная Мира…
Да, я начал это письмо именно так, потому что чувствую это. Мы слишком много оглядываемся. А зачем? Я чувствую, что Вы не боитесь своих чувств. И было бы трусостью мне скрывать свои от Вас.
Посылаю Вам новые стихи. И они Ваши. «Январское стихотворение тоже переписываю сейчас для Вас. Просто мне проще говорить стихами, вот видите, я в прозе совсем не силён.
Искренне Ваш, Герман!».
Герман перечитал письмо и запечатал его. На следующий день он передал его с курьером по адресу, который указала на конверте Мира.
http://proza.ru/2021/12/22/1848